Любой ценой. Том III
Шрифт:
–Снадобьем? – переспросил Интарс, и я могла поклясться, что моя последняя фраза его ощутимо насторожила.
–Да, Морис Дюруа именно так и сказал, – подтвердила я, – то есть говорить он, к сожалению, не может, но его жена научилась общаться с ним при помощи алфавитной таблички. Долго объяснять, но если в двух словах, то африканские предки Дюруа принадлежали к племени воинов, где широко использовался ритуал посвящения, и главную роль в этом обряде как раз играл амулет. Ты сам говорил, что «снадобье» -это один из вариантов перевода, призванное ввести в заблуждение любопытных чужаков. Дюруа также упоминал «зверя», и я думаю, он имел в виду влияние амулета на психику, когда нормальный, адекватный человек вдруг превращается в беспощадного монстра, как это и случилось с Яном. Дюруа сам на меня вышел – увидел по телевизору и попросил супругу меня разыскать. Он уверен, что Яну можно помочь, но для этого амулет должен снова обрести утраченную силу, чего возможно достичь лишь через тот самый ритуал, расспросить о котором Дюруа посоветовал мне как-раз-то у продавца, то бишь, у тебя. Так что рассказывай всё начистоту, Интарс. В тот день, на Суворовском Бульваре, ты не ошибся, Ян мне не просто дорог, он – мое всё, и сейчас его судьба зависит от моей оперативности. И твоей откровенности.
–Черт, – приглушенно выругался Интарс, но мгновение спустя снова взял себя в руки и уже со своей фирменной невозмутимостью уточнил, – ты уверена, что причина в амулете? Или это плод твоей бурной фантазии? Агапов мог получить травму на ринге и впасть кому после обширного кровоизлияния в мозг… И этот Дюруа…Как-то уж очень много он всего знает…
–Компьютерная томография не выявила признаков травмы, это раз, – машинально загнула первый палец я, – Дюруа сказал, что весь его род связан клятвой, и если он ее нарушит, то навлечет на себя возмездие духов, поэтому он сообщил мне лишь самое основное. Это два. Я своими глазами видела у Яна вертикальные зрачки. Это три. И четыре – разве я хоть немного похожа на фантазерку?
ГЛАВА XVI
–Если ты немедленно не расскажешь, что это на самом деле за «снадобье», я найду тебя в любой точке мира, -закончив последовательно загибать пальцы я, пообещала я и уже вознамерилась в художественных выражениях поведать Интарсу, с какой средневековой жестокостью я буду вытрясать из него не только правду о проклятом амулете, но и душу, однако, мой телефонный собеседник не позволил мне продолжить пламенную речь.
–И что? – мрачно осведомился Интарс, и его резонный в сущности вопрос неожиданно повис в воздухе. Я вдруг осознала, что агрессивный настрой сейчас вряд ли пойдет мне на пользу, и за счет прямых угроз в адрес Интарса моя проблема однозначно не решится. Наверное, это был именно тот случай, когда от меня требовалось на время отказаться от разыгрывания спектаклей и приберечь свое актерское мастерство до более подходящего момента. Хватит патетично призывать на голову Интарса божью кару и гневно вопить в трубку, если в данной ситуации что-то и может действительно сработать, так это обезоруживающая честность. Пусть Интарс видит, какую невыносимую боль я испытываю, пусть чувствует мою слабость и уязвимость перед ударами судьбы, пусть проникнется моими страданиями и, возможно, тогда его каменное сердце все-таки дрогнет, и он добровольно протянет мне руку помощи. Я изначально выбрала провальную тактику, но еще не поздно было отступить на шаг назад и дать Интарсу понять, что, если понадобится, я готова валяться в пыли у него под ногами и на коленях вымаливать скудные крупицы столь важной для меня информации. Гордость, самоуважение, собственное достоинство – за мгновение до неумолимо надвигающейся катастрофы все эти категории массово утратили прежнюю ценность, и я больше не старалась любыми способами «сохранить лицо».
–Я не знаю, – шумно выдохнула я, – но зато я точно знаю кое-что другое. Если Ян умрет, я умру вместе с ним, потому что с его уходом моя жизнь навсегда потеряет смысл. Мы собирались пожениться, строили планы на будущее, но все наши мечты и надежды в одночасье пошли прахом. Не спорю, это звучит, как киношный штамп, но наша история любви длилась почти три года, и вот когда она наконец приблизилась к своему логическому завершению, вмешался злой рок. В тот вечер в Лас-Вегасе разверзся ад, и Яна поглотила черная бездна, а я осталась одна в резко опустевшем мире. Я отчетливо помню это жуткое ощущение- глубокой ночью я вернулась из госпиталя в отель, оглянулась по сторонам, и мной вдруг овладела жгучая ненависть к окружающим людям. Они гуляли, развлекались, весело смеялись, а в эти минуты Ян умирал от неизвестной болезни. Это было до такой степени несправедливо, что у меня внутри всё переворачивалось от возмущения, но затем я поняла, что гнетет меня нечто иное. Да, Ян сам навлек на себя трагедию, он захотел обмануть даже не Атлетическую комиссию, а природу, и возмездие не заставило себя долго ждать, но я была виновата ничуть не меньше. Есть преступление, а есть пособничество в преступлении, и оба этих деяния заслуживают сурового наказания. Я принесла Яну амулет на блюдечке с голубой каемочкой, а потом самоустранилась на несколько месяцев, словно происходящее меня не касается. Я не сразу поняла, что натворила, но бой с Дюруа открыл мне глаза. Ян уверял меня, что у него всё нормально, что он в порядке, и мне не о чем волноваться, но бывают такие люди, которые толком не умеют врать. Вот Ян как раз из их числа… В итоге он признался, что его мучают видения, и он регулярно просыпается в холодном поту, но желание снова завоевать чемпионские пояса, затмевало разум и перевешивало осторожность. Ян клялся, что после боя с Раулем Рамиресом он тут же повесит перчатки на гвоздь, а чертов амулет уничтожит, и я ждала этого дня, как небесной манны. Но реванш постоянно откладывался – то промоутерам не удавалось договориться по деньгам, то «Эль Гато» внезапно надумал подняться в лайтхеви… Ян берег амулет для поединка с принципиальным соперником, но создавалось впечатление, что третий бой с Рамиресом может вообще не состояться. Ян был связан многомиллионным контрактом со стриминговым сервисом и обязан был выйти на ринг этой осенью. Томаш Дворжак, конечно, не «мешок», но ничем выдающимся он себя не проявил, поэтому я убедила Яна, что он пройдет чешского боксера так сказать «насухую», а амулет пока побудет у меня…Я сняла амулет с его шеи, и это спровоцировало что-то вроде выброса энергии – по инерции я пролетела через всю комнату, а на груди у Яна образовался след, как от ожога. Примерно неделю мы не виделись, и за это период след полностью исчез, будто его и не было. А вот психологическое состояние Яна мне совсем не нравилось. Знаешь, что он сказал мне в раздевалке? «Идущие на смерть приветствуют тебя!» И вот в девятом раунде Яна уносят с ринга на носилках… Ведущие спортивные телеканалы вели live- трансляцию со стадиона, и весь мир в прямом эфире наблюдал, как я неистово прорываюсь через оцепление, чтобы Скорая не уехала без меня. Разговор с Морисом Дюруа подтвердил мои подозрения, но я все равно продолжаю на ощупь блуждать в кромешном мраке, и только ты, Интарс, ты один можешь направить меня по верному пути. Я не хочу тебе угрожать, да и какой от этого прок? Глупо верить, что тебя проймут мои угрозы. Не буду скрывать, мне хочется растерзать тебя голыми руками, предварительно затолкав в глотку твой паршивый амулет, но я должна думать не о мести, а о спасении Яна, и без тебя мои шансы фактически сводятся к нулю. Если тебе нужно, чтобы я перед тобой унижалась и, обливаясь слезами, умоляла помочь, ради Яна я сделаю это без малейших колебаний. И мне плевать, по какой причине ты мне поможешь – сугубо из жалости или потому что у тебя все же есть зачатки совести!
–Мика, послушай, – очень серьезно попросил Интарс, – во-первых, у меня и в мыслях не было подвергать тебя унижению, а во-вторых, я глубоко потрясен твоей искренностью. Если бы я мог тебе помочь, я бы непременно это сделал, но как бы ни горько мне было об этом говорить, здесь я абсолютно бессилен.
–Просто сведи меня с тем, кто может провести ритуал! – порывисто воскликнула я, – я поеду в Африку, да хоть к черту на рога, только бы снова «активировать» амулет. Дюруа сказал, что это возможно, и у меня нет оснований ему не верить.
–Ты даже не представляешь, что это за ритуал, – безуспешно попытался остудить мой пыл Интарс, – и лучше тебе не знать правды. Мне больно тебе это говорить, но ситуация безнадежная. Агапов обречен.
–Нет! – едва не выронила телефон я, – нет, нет и еще сотню раз нет!
–Да, Мика, да! – достаточно жестко отрезал Интарс, – амулет попал ко мне при крайне жутких обстоятельствах, и эта ночь запомнилась мне на всю жизнь. Обойдусь без подробностей, но те…компоненты, так шокировавшие лаборантов, были получены как раз в ходе этого ритуала, причем, далеко на самым гуманным способом.
–Понятия не имею, о чем ты говоришь, – инстинктивно передернулась я, – но все эти страсти не помешали тебе выставить амулет на продажу. Деньги для тебя важнее риска, так? Хорошо, я заплачу тебе столько, сколько ты скажешь, я соберу ту сумму, за которую ты готов снова пережить кошмар той ночи. Назови свою цену, Интарс, и даже не стану торговаться!
ГЛАВА XVII
–Ты совершенно не представляешь, о чем говоришь, – каким-то чужим, опустошенным голосом констатировал Интарс, словно сейчас я заставила его погрузиться в настолько страшные воспоминания, что даже закаленная психика прирожденного авантюриста не выдержала нагрузки и внезапно дала сбой. В данный момент мне больше всего хотелось увидеть выражение холодных голубых глаз моего далекого собеседника, но я была готова поклясться, что Интарс переживает не самые приятные мгновения, а его нервы звенят натянутой струной, и отсутствие внешних проявлений тревожного волнения свидетельствует исключительно о колоссальном самообладании, но никак не о полнейшем безразличии к происходящему. Я озвучила ситуацию максимально подробно, и у Интарса не было оснований мне не верить. Он всегда был достаточно проницателен, чтобы с легкостью отделять зерна от плевел, и думаю, ему не составило труда оценить всю тяжесть моего нынешнего положения, поэтому на данном фоне повисшее в трубке молчание вдруг показалось мне поистине гробовым, и меня с ног до головы охватила мелкая, неконтролируемая дрожь. Зловещее предчувствие неожиданно приобрело осязаемую форму, и я с ужасом обнаружила, что по комнате хаотично мечутся неясные размытые тени. Несомненно, это была всего лишь причудливая игра света, пробивавшегося с улицы сквозь незашторенное окно, но если разумом я прекрасно осознавала рациональное происхождение желто-красных отблесков, то сердце испуганно замирало всякий раз, когда на стенах пускались в бешеный пляс алые всполохи.
–Раз уж ты завела речь о деньгах, я бы посоветовал не забывать, что каждая минута нашего разговора обходится тебе в кругленькую сумму, – первым нарушил замогильную тишину Интарс, -к сожалению, у меня нет возможности перезвонить тебе через Интернет-соединение, так что нам лучше будет попрощаться, тем более, что как бы ни тронула меня твоя история, помочь тебе я, увы не в силах.
–Даже не надейся от меня избавиться! –до скрежета стиснула зубы я в приступе вскипающего раздражения добавила, – и не надо, пожалуйста, считать мои деньги, я и без твоих непрошенных советов разберусь, на что их потратить.
–Твое право, конечно, – не стал спорить Интарс, -Мика, ты на взводе и не в состоянии адекватно воспринимать мои слова, но давай я все-таки попробую объяснить тебе еще раз. Во избежание дальнейшего недопонимания просто выслушай меня, ладно?
–Я слушаю, – с крайней неохотой кивнула я и на всякий случай недвусмысленно предупредила, – только не надо пытаться запудрить мне мозги. Учти, Интарс, мне нечего терять, я пойду абсолютно на все и не остановлюсь ни перед чем!
–Я бы на твоем месте не разбрасывался громкими лозунгами, – довольно скептически отнесся к моим словам Интарс, чем автоматически вызвал в моей душе очередной всплеск ярости, однако, я сумела обуздать эмоции и воздержалась от ответного выпада, хотя, не скрою, меня так и подмывало рубануть сплеча, – в жизни я насмотрелся всякого, и со временем у меня выработался своего рода иммунитет, но в мире существуют вещи, которые находятся за гранью допустимого, и к ним нельзя привыкнуть, даже если день за днем наблюдать одну и ту же страшную картину. Я много лет провел в Африке, и меня сложно удивить варварскими обычаями местного населения. В большинстве племен до сих пор господствует традиционный уклад, процветает знахарство и широко распространены различные суеверия. Менталитет этих людей таков, что с утра африканец может посетить воскресную мессу в церкви, а ночью облачиться в звериную шкуру и выйти на охоту. Но самая соль в том, что иногда объектом охоты выступают вовсе не обитатели джунглей. Надо продолжать, или всё и так очевидно?
–Ты хочешь сказать, то они охотятся на себе подобных? – трясущимися губами прошептала я, – но зачем?
– А вот тут мы и подошли к сути, – усмехнулся Интарс, – охота на человека, его жестокое убийство посредством разрывания яремной вены и последующее потрошение тела жертвы – это важнейшая часть древнего мистического ритуала, известного как «Кровавый кувшин», результатом которой и является создание «борфимы», сакрального амулета, дарующего небывалое могущество тому, кто носит его на шее. С отсеченной головы жертвы срезается лоскут кожи, в него оборачивается жир из почки и кусочек печени – без этих составляющих «снадобье» не обретет магических свойств. Затем мясо и внутренности делятся между Аниото – членами тайного мужского союза, и поедаются в сыром виде. Йонголадо, посвященный, получает борфиму и становится полноправным членом культа леопардов-оборотней. Ну, о чем тебе еще поведать? Может быть о том, что для ритуала Аниото чаще всего выбирают девочек-подростков? Или о том, что борфиму надо периодически смазывать свежим человеческим жиром, иначе она потеряет свою силу, а значит, владелец амулета постоянно должен убивать? Вероятно, тебе будет интересно узнать, что родители сами отправляли своих дочерей в засаду, если этого требует вождь Людей-леопардов? А хочешь я расскажу тебе, как в Либерии Аниото растерзали сразу восемь молодых женщин, причем отдельные органы и мышцы были буквально выгрызены зубами! Давай, Мика, спрашивай, не стесняйся, тебе же нужна правда!