Любящая
Шрифт:
Она усмехнулась. Если он хочет быть ее врачом и другом, ему можно знать всю правду.
— Пирс — фамилия моего последнего мужа, Дэниелз — девичья фамилия, которую я намереваюсь вернуть, а Стюарт, — она лишь на долю секунды нерешительно запнулась, — фамилия первого мужа. Я дважды была замужем.
— Сколько вам лет, вы сказали? — с улыбкой спросил он, направившись к двери.
— Двадцать шесть.
— Неплохо, Беттина, совсем неплохо.
Он помахал рукой на прощание и собрался уходить, но на пороге остановился и еще раз взглянул на нее.
—
25
— Как чувствуете себя, Беттина? — с улыбкой спросил Джон Филдз, входя в палату.
— Прекрасно, — улыбнулась в ответ Беттина. — Мне намного лучше.
Ночью она спала крепко, как дитя. Ее не мучали кошмары, не терзали призраки прошлого. Ей даже не понадобилось снотворное, она просто уткнулась в подушку и заснула. Жизнь в больнице отличалась удивительной простотой.
Внимательные люди в белых халатах всегда были готовы прийти на помощь, отвлечь от тягостных воспоминаний, охранить покой. За весь год Беттина впервые чувствовала себя столь безмятежно. Поэтому, обратившись к симпатичному молодому доктору, она сказала:
— Мне не хотелось бы уходить отсюда.
— Почему? — озабоченно спросил Филдз. Он и так не допустил к Беттине психиатра, взяв это под свою ответственность. Однако он не думал, что у нее депрессия зашла так далеко.
Беттина смотрела на него, по-детски улыбаясь, но ее огромные зеленые глаза никак не могли сосредоточиться на чем-то одном: они блуждали. Нет, выглядела она вполне нормально, и все-таки Джон Филдз намеревался наблюдать за ней после выписки из больницы.
Беттина опять откинулась на подушку и тихо вздохнула.
— Почему не хочу выписываться? — она попыталась остановить свой взгляд на докторе. — Потому что здесь все легко и просто. Я не хочу искать квартиру, работу, думать о деньгах, ходить в магазины, готовить. Не хочу говорить с адвокатом. Здесь мне не надо даже одеваться и делать макияж.
Незадолго до прихода врача она полчаса принимала ванну, и сейчас ее каштановые волосы украшала белая шелковая лента. Она была молода, мила и совсем не хотела думать о жизненных трудностях. В такие моменты Беттина выглядела не на двадцать шесть, а на шестнадцать.
— Ну вот вы и назвали причины, по которым некоторые пациенты предпочитают оставаться в психиатрических клиниках на долгие годы, а иногда и на всю жизнь. — И он продолжил уже спокойнее: — Неужели вы этого хотите? Разве так уж трудно одеться или сходить в магазин?
Беттина испугалась, услыхав его слова, и поспешила отступить:
— Нет, нет, конечно нет. — И все же ей хотелось объяснить ему, что она имела в виду, чтобы он не считал ее сумасшедшей. — Я долгие годы была, — она замолчала, подыскивая нужные слова, а он тем временем внимательно смотрел на нее. — Я долгие годы жила под давлением обстоятельств, была сильно загружена.
«Господи, может я не докопался до главной причины ее срыва?» — подумал Джон. Он не сводил с нее глаз, размышляя, стоит ли выписывать ее так рано.
— Какое давление вы имеете в виду? — спокойно спросил он и, придвинув к кровати стул, сел рядом.
— Видите ли, — она опустила глаза, разглядывая свои руки, — я выступала настоящей домоправительницей, под моим началом были слуги, так продолжалось много лет. Мужья и отец последние пятнадцать лет составляли главный предмет моих забот.
— Пятнадцать лет? — удивился Филдз. — А ваша мать?
— Она умерла от лейкемии, когда мне было четыре.
— И ваш отец больше не женился?
— Естественно, нет, — заявила Беттина и прибавила, уже мягче: — Зачем ему была нужна жена? У него была я.
Он в ужасе вытаращил глаза, так что Беттина поспешила развеять его предположения, подняв руку и энергично помотав головой.
— Нет, вы не то подумали. Такие, как мой отец, женятся ради чего угодно — удобства, общения — но не ради того, что побуждает вступать в брак обычных людей. Им нужен советчик, постоянный компаньон в путешествиях, хранитель покоя. Всем этим была для него я.
Вглядываясь в нее, он очаровывался ею все сильней. Как много ей довелось изведать. Она даже стала старше выглядеть, заговорив о своей жизни. Она очень красивая, такой женщины он еще не встречал.
— А вообще-то, — продолжала Беттина, — я думаю, что многие женятся или выходят замуж ради удобства и общения.
— Вы тоже?
— Отчасти, — улыбнулась она и откинула голову на подушку, полуприкрыв глаза. — Но я была влюблена.
— В кого? — спросил он почти шепотом.
— В человека, которого звали Айво Стюартом. — Беттина продолжала говорить, глядя в потолок, потом перевела взгляд на доктора. — Не знаю, будет ли вам это интересно, но он много лет был издателем «Нью-Йорк Мейл» и совсем недавно отошел от дел.
— И он стал вашим мужем? — удивился Джон. Видимо, слова Беттины произвели на него совсем не то впечатление, какого она ждала. — Как вы с ним познакомились?
Он до сих пор не мог понять ее, не мог вместить в себя то, что она рассказывала. Да, она работала в каком-то гастрольном шоу, но откуда тогда в ней эта светскость, это королевское достоинство. Каким образом девушка из разъездного театрика могла выйти замуж за газетного магната? Или она лжет? А может, она и впрямь сумасшедшая? Может, надо провести углубленное обследование?
Беттина снисходительно улыбалась, глядя на врача.
— Тогда надо все рассказать с самого начала. Вы слыхали когда-нибудь о Джастине Дэниелзе?
Глупый вопрос. Беттина задала его просто так, для эффекта.
— Писатель?
Она кивнула.
— Да. Он — мой отец.
И она охотно поведала ему историю своей жизни, во всех подробностях. Ей, правда, было необходимо выговориться.
Когда она закончила рассказ, не пропустив ни одной существенной детали и поделившись надеждами и мечтами, он спросил: