Лючия, Лючия
Шрифт:
Меня воспитывали мужчины, поэтому я никогда не задумывалась над тем, что для меня существуют какие-то ограничения в том, чем я могу заниматься. Но вопрос не только в том, чего я хочу; я должна выслушать и мнение Джона.
– Но почему я не могу остаться?
Я понимаю, что Делмарр прав. Ни одной женщине еще не удавалось одновременно делать карьеру и быть домохозяйкой. Я надеялась, что мне удастся каким-то образом совместить и то и другое. Но, кажется, только мужчине доступно счастье достичь высот в работе и иметь нормальную семейную жизнь.
– Он любит тебя, но любит, чтобы ты была свободна для него в любую минуту, как ему захочется. Ты можешь добиваться своей цели, но только если она не идет вразрез с его
Я гляжу в свою чашку с кофе, которая выглядит как черная дыра, куда меня затягивает.
– Так не должно быть.
– Да, не должно. Но у тебя нет иного выхода. Ведь это – любовь.
Делмарр убирает со стола ноги и резко встает.
– Но сейчас, в эти скорбные дни угасания «Пошива женского платья на заказ» магазина «Б. Олтман», я умоляю тебя выполнить заказ мадам Эшфилд. Два вечерних платья на выход и одно нарядное домашнее платье для приема гостей. У нее ужасная фигура, поэтому не делай их слишком узкими.
– Очередная Красная Дама.
Это одна из наших шифровок Она относится к даме с самыми пышными формами, что была у нас. Делмарр придумал ее, когда снимал с этой дамы мерки, и все цифры были больше красной метки на сантиметровой ленте.
– Как всегда неотразима, – смеется Делмарр.
– С возвращением, Лючия, – вздыхаю я.
Каждый год, уезжая в отпуск, втайне я испытываю страх, что по возвращении мой стол будет пустым и для меня не останется работы. И вот происходит то, чего я так боялась: меня не было здесь месяц, и, вернувшись, я застала мой блистательный замок на третьем этаже самого лучшего магазина Нью-Йорка в руинах. Я иду к своему рабочему столу и достаю коробку со швейными принадлежностями из ящика. Из застегивающегося на молнию кармашка, я вынимаю свою маленькую красную расчетную книжку из банка «Чейс нэшнл». 5 июля 1951 года я выписала чек на семь с половиной тысяч долларов на имя Джона, чтобы он вложил эти деньги в строительство нашего дома. У меня практически ничего не осталось из тех денег, что мне удалось скопить. Если отдел закроется, я буду зависеть от Джона. Но я не хочу становиться зависимой от кого бы то ни было! Я содрогаюсь от мысли, что мне никогда больше здесь не работать.
– Как Италия? – влетая в комнату, спрашивает Рут. Я поспешно убираю расчетную книжку.
– Привет! – со слишком большим воодушевлением говорю я.
Рут целует меня в щеку:
– Что-то случилось?
– Я соскучилась по тебе.
– Послушай, да ты вся трясешься. В чем дело?
– Мы потеряем работу.
– Ты уже говорила с Делмарром? Мы, видимо, чересчур хороши для обновленного «Б. Олтмана». Они хотят, чтобы на каждом этаже продавалась готовая одежда. Представляешь, сколько сюда понавезут всякого барахла? Неопытные швеи будут шить в спешке, воцарятся дешевые ткани, от которых всегда будет вонять краской, сколько их ни стирай. Только представь! Высшее общество Нью-Йорка скоро прикажет долго жить.
– Рут?
Мой голос дрожит, когда я произношу ее имя. Она откладывает карандаш.
– Я отдала все мои сбережения Джону.
– Что ты отдала?
– Все мои деньги.
– И как он ими распорядился?
– Вложил в строительство нашего дома.
– Да, хорошо. – Рут вздыхает с облегчением и сцепляет руки в замок на затылке. – Ты напугала меня.
– Да он не собирался промотать их, – говорю я в его защиту.
– Ладно, ладно. Я в тебе уверена. Лючия, дорогая. Мне тоже нужно кое-что сказать тебе, – наклоняется поближе ко мне Рут.
– Что?
Я пытаюсь взять себя в руки, но у меня в голове вдруг всплывает имя Аманды Паркер и мысль о том, как девушки из высшего общества умеют увести мужчину друг у друга.
– Знаешь, Харви иногда ходит посмотреть скачки. После хедера он пару раз приглашал с собой Джона. А на прошлой неделе, вернувшись домой, Харви
У меня сердце ухнуло от услышанного. С той самой минуты, когда я заглянула в свою расчетную книжку и увидела, что одна красная черта подведена в конце сведений о накоплениях, меня охватил страх.
– Ты ведь не думаешь, что он ставит мои деньги, а?
– Нет-нет. Я уверена, что он никогда бы не сделал такого. Но я знаю тебя, и то, что ты откладывала каждый цент с того самого момента, как мы начали здесь работать.
– Зачем ему понадобились мои деньги на строительство, если у него так много своих? – размышляю я вслух, а потом смотрю на Рут, которая раздумывает над тем же вопросом.
– Дорогая…
Я прекрасно представляю, что она собирается мне сказать.
– Ты ведь так и не обсудила с ним денежный вопрос? Я качаю головой, а она продолжает:
– Погоди-ка. Прежде, чем принять какое-либо решение, давай все хорошенько обдумаем. Ты ведь дала ему деньги на строительство вашего дома?
– Рано или поздно мы все равно объединили бы наши деньги, – подтверждая свое решение, говорю я. – Я хотела быть полноправным партнером во всем. Что в этом плохого?
– Ничего плохого, конечно. Он ведь скоро станет твоим мужем. Ты должна доверять ему, – по-доброму смотрит на меня Рут. – Меня не волнует, играет ли он на деньги. Знаешь, иногда Харви уходит со своими приятелями пропустить стаканчик и возвращается домой навеселе. Приходится признать это. Одному нужны коктейли, другому – лошади. Что тут попишешь? У каждого свои слабости. Главное, чтобы эти слабости не превращались в привычку.
Этим вечером по дороге домой, перейдя Пятую авеню, я оборачиваюсь, смотрю на «Б. Олтман» и слезы начинают катиться по моим щекам. Самые счастливые дни в моей жизни прошли в этом месте, но теперь все меняется.
Как мне жить, если я не буду каждый день встречаться с Рут? Она знает обо мне все. Когда я призналась ей, что мы с Джоном занимались любовью, она отправила меня к своему дяде – известному гинекологу из Верхнего Ист-Сайда, и он разъяснил мне как предохраняться. А еще я безумно скучаю по Элен Ганнон, которая вырезает детали из ткани с таким мастерством, словно работает алмазным стеклорезом по зеркалу. Детали, что выкраивает Элен, всегда идеально подходят друг к другу; она снимает мерки, делает выкройку из ткани, и потом подгоняет платье по фигуре заказчицы. Никто больше не сможет делать так, как умеет она; и вот теперь она будет применять свой талант для шитья детской одежды. Даже если Виолетта и может иной раз досаждать, она верная подруга. Если требуется ее помощь и приходится задерживаться допоздна, то на нее всегда можно рассчитывать. И, наконец, Делмарр, который взял меня под свое крылышко, несмотря на то, что я не могла отличить Шанель от Скиапарелли.
Но дело не только в том, что я теряю своих друзей. Мир тоже теряет нечто. Качество, которое всегда было главным для меня, теряет свою значимость. Зачем учиться подшивать край платья вручную, это долго и требует определенных способностей. Можно просто прострочить шов на машине и бросить вещь в корзину, где лежит еще дюжина точно таких же. Делмарр уже не будет лично встречаться с заказчицами, чтобы разузнать, что те желают получить, не будет изучать их гардероб и фигуру, чтобы создать такое платье, которое способно сделать их неотразимыми. В изготовлении готовой одежды нет места таким встречам. Неужели женщины на самом деле хотят бродить между вешалок в магазине, на которых висит одежда, скроенная по одной выкройке и отличающаяся только размером и цветом? Мир ждет прискорбное будущее, в котором не будет места изысканности. Постепенно авторская одежда будет выходить из моды, а готовая будет становиться все более популярной.