Люди Богов Ведают
Шрифт:
– В космос. Она умеет летать в космосе, и вот сегодня взяла с собой меня, - ни тени улыбки на лице, серьезно и обстоятельно объяснял Алексей, точно так же, как сейчас уплетал бутерброды за обе щеки и запивал чаем.
Мать, глядя на него, не знала пугаться ей или смеяться. Обычно, если он шутил даже с серьезным видом, глаза его все равно выдавали, в них прыгали искорки-смешинки. Но сейчас в них был только восторг, словно он действительно был под впечатлением полета в космос. А сын посмотрел ей в глаза и улыбнулся.
– Она не сумасшедшая, и я не заразился. Все очень просто.
– Алеша, может, тебе надо было не в хирургии специализироваться, а в психологии?
– с улыбкой спросила мать.
– А в хирургии тоже психология нужна. И еще как нужна! Без нее хирург - просто мясник по разделке человеческого тела.
– Да, - задумчиво произнесла Виктория Алексеевна.
– Вот и вырос мой сын...
– Что ты хочешь сказать этим? Что до сегодняшнего дня я был глупым мальчиком, а сегодня поумнел?
– Нет, - все так же задумчиво покачала мать головой.
– Умным ты был всегда, но для меня оставался моим мальчиком. А вот сейчас вдруг увидела: ты давно уже взрослый мужчина...
– Можно подумать, что я сказал что-то новое для тебя.
– Да, сказал. Но не в словах, и даже не в знаниях эта новизна, а в том, как ты сказал, как прочувствовал эту девочку!
– Ма, я действительно сердцем ее чувствую, и мне совсем не хочется ее отпускать...
– Сынок, ей хоть восемнадцать есть?
– Не знаю. Ее подруге сегодня как раз восемнадцать исполнилось. Они работают вместе. Вот пообщался с ней и думаю: она не учится дальше не потому, что ума не хватает, и не потому, что не хочет. Скорее всего, чтоб самостоятельно зарабатывать.
– Но учиться можно и на вечернем?
– Вот именно. И она, мне кажется, хотела бы... и смогла бы. Но почему не учится? Значит, кто-то или что-то не пускает.
– Алеш, ты, что совсем ничего о ней не знаешь? Даже не спросил о ее семье?
– Пытался. Она или просто делает вид, что не слышит этих вопросов, или молчит. А стоит заговорить о чем-то другом, с готовностью подхватывает любую тему.
– Послушай, может, у нее большая семья, много младших братьев и сестер...
– Ма, ты думаешь, с ее открытой душой она не рассказала бы о них? Нет. Она словно стыдится говорить о доме...
– Тогда, может, ее родители алкоголики?
– Я тоже думал об этом. Но, обычно алкоголикам плевать на своих детей, и их не волнует, учатся они или нет. Да и, работая днем и учась вечером, она меньше была бы дома. Думаю, ее бы это устроило. Ты знаешь, - задумался Алексей, - когда я сказал, что мы будем встречаться каждый день, она посмотрела на меня с надеждой и даже мольбою. А когда ляпнул, что поженимся и никогда не будем расставаться,
– Думаю, вот что: или она чем-то больна, чем-то неизлечимым, или в доме у нее тиран-отец, который позволяет ей работать, чтоб деньги в дом приносила, а не была на иждивении, но не позволяет ни учиться, ни ходить куда-либо. Вот только, как же она попала на эту вечеринку, на которой вы познакомились?
Мать замолчала, молчал и Алексей. Вдруг он встал и направился в гостиную. Женя спала на боку, свернувшись калачиком и положив голову на подлокотник. Ее лицо выражало страдание, тихое, молчаливое. Алексей присел на корточки возле ее лица, ласково погладил по волосам. И сразу страдальческие складки разгладились, а на лице появилось выражение ожидания, причем ожидания чего-то хорошего. Алексей не удержался и поцеловал ее в губы. Она застонала и открыла глаза, увидела перед собой его лицо, улыбнулась и подставила губы для нового поцелуя. Тогда Алексей сел рядом, она сразу приподнялась и тоже села, он обнял ее, прижал крепко к себе, поцеловал, а потом спросил:
– Так чай пить пойдем?
– Пойдем, - с готовностью ответила она.
Он привел ее на кухню, посадил у окна, напротив матери, сел рядом. Виктория Алексеевна разлила чай, придвинула бутерброды. Женя покраснела и робко посмотрела на нее.
– Женечка, ты мою маму не бойся, она еще никого не покусала. Правда-правда...
– бодро пошутил Алексей.
– Балабон!
– щелкнула его в лоб Виктория Алексеевна и улыбнулась.
Улыбнулась и Женя и уже смелее взглянула на мать.
– Кушай, девочка, не стесняйся. Может, тебе что-то посущественнее, чем бутерброды?
– Нет-нет. Я кушать не хочу. Я только один бутерброд съем, и мне достаточно.
– Выгодная жена. А, ма? Ест мало, зато готовит много...
– снова не удержался от шутки Алексей.
Но реакция Жени оказалась иной, чем он ожидал: она вдруг вздрогнула, испуганно взглянула на Викторию Алексеевну и засобиралась.
– Ой, как поздно уже! Мне домой пора.
При этих словах страх в ее глазах сменился ужасом, они заблестели от застилавших их слез. Она попыталась встать, отворачиваясь и не поднимая ни на кого глаз, но Алексей усадил ее на место, поднял голову за подбородок и взглянул в глаза: слезы уже катились по щекам, глаза казались слепыми от переполнявшего ее ужаса. Ему даже стало не по себе.
– Что случилось? Чего ты испугалась? Или кого?
Но Женя молчала и только мотала головой часто-часто. Тогда Алексей крепко прижал ее к себе, пытаясь унять ее дрожь, стал гладить по голове, щекам, плечам, приговаривая:
– Ну-ну, успокойся. Я никому не позволю тебя обидеть. Слышишь? Никому! Все будет хорошо!
А Виктория Алексеевна уже подавала ей стопку с накапанной в нее валерьянкой.
– Выпей, девочка, успокойся, здесь тебя никто не обидит.
Но Женя еще больше сжалась и разрыдалась. Виктория Алексеевна и Алексей совсем растерялись. Он решительно посадил ее к себе на колени и принялся укачивать, как ребенка.