Люди, черви и боги
Шрифт:
Мое внимание привлекла твердая сумка, которая была заметно тяжелее других. Я заглянул внутрь и увидел… Слизь какая-то, только не противная и не мерзкая, а вполне аппетитная, не иначе, нормальную еду случайно выбросили. Я осторожно просунул голову в сумку и вдохнул аромат божественной еды. Пахнет ни на что не похоже, но вкусно. Попробовать, что ли… попробовал. Вкусно.
Больше ничего интересного в божьем мусоре не обнаружилось.
У калитки меня ждала Белянка. Я вежливо поприветствовал ее, но она не ответила, она просто посмотрела на
— Что, Умник, доигрался?
И расплакалась.
Я не знал, что говорить и делать. Я попытался прижаться к ней, но она решительно отстранилась.
— Оставь меня, — сказала она сквозь слезы. — Зачем ты это сделал? Знаешь, как папа ругается?
— Он сам виноват, — заявил я. — Я его за язык не тянул.
— А что ему было делать? — завопила Белянка. — Он же староста, ему за порядком следить положено!
— Из него староста, как… Извини, Белянка, не хотел обидеть. Но он действительно был не прав! Он все время цепляется за старый порядок, но старого порядка больше нет. Все законы диктуют боги, все, что было раньше правильно, а что неправильно, теперь не имеет никакого значения.
— Это для тебя ничто не имеет значения! Тебе на всех наплевать — на людей, на меня, вообще на всех, кроме себя! Тебе никто не нужен!
— Ты не права, — мягко сказал я. — Ты мне нужна.
— Тебе не я нужна! Тебе женщина нужна! Просто женщина. Если бы не закон, ты бы…
— Я люблю тебя, — сказал я и нежно поцеловал ее в заплаканную щеку
Белянка расплакалась еще сильнее.
В этот момент я заметил, что мы все еще стоим у распахнутой калитки, являя собой прекрасное зрелище для прохожих зевак. Никого из них в поле зрения пока не наблюдалось, но я не сомневался, что это явление временное. Незачем устраивать представление для окружающих.
Я отстранился от возлюбленной, подхватил сумку и вошел в калитку.
— Заходи, — сказал я. — Гостем будешь.
Белянка вошла. Я закрыл калитку.
— Что у тебя в сумке? — спросила Белянка. — Что-то ценное в помойке выкопал?
— Не знаю, — сказал я. — Может быть, ценное, а может, и нет. По-моему, это пища, которую едят боги.
На лице Белянки появилась заинтересованность. Она вытерла слезы, высморкалась и раздраженно заявила:
— Не пища, а объедки. Нормальную еду в помойку не выбрасывают.
— Объедки там тоже были, — сказал я. — Они совсем другие, они плохо пахнут, как коза, которую вовремя не съели.
Белянка брезгливо поморщилась. Наверное, слишком отчетливо представила себе этот запах.
— Смотри, — сказал я и открыл сумку.
Белянка просунула голову внутрь и шумно втянула в себя воздух. Шумно не потому, что не обучена хорошим манерам, а потому, что, оказывается, твердые стенки сумки усиливают звуки, как дупло в дереве.
— Пахнет вкусно, — сказала Белянка, просунула руку внутрь, обмакнула в слизь и облизала.
Несколько секунд она стояла в задумчивости, а затем снова сунула руку внутрь и снова облизала.
— Очень вкусно, — констатировала она.
Через полчаса мы все съели.
Всю ночь меня мучили кошмары. Не помню, что конкретно мне снилось, помню только, что я делал что-то ужасное и это было непостижимо, непередаваемо приятно. Я осознавал, что нарушаю все мыслимые и немыслимые запреты, но все равно не мог остановиться, потому что невероятное удовольствие, которое я испытывал, дурманило разум. Я как будто на время превратился в животное, не понимающее того, что оно делает, неспособное ни осознать свою природу, ни тем более изменить ее. Я просто плыл по течению, и это было так приятно, как никогда в жизни. Но одновременно какой-то частью сознания я понимал, что течение несет меня в пропасть, и это было ужасно.
Я проснулся. Во рту было сухо, голова болела. Во всем теле ощущалась слабость, как будто долго не ел, но есть не хотелось, мысли о еде вызывали лишь тошноту. Наверное, пища богов была все-таки испорчена. Или, может быть, пищу богов могут есть только боги, а для людей она — яд. К счастью, не смертельный яд.
Я попытался встать, но на мне что-то лежало. Я повернул голову, чтобы посмотреть, что это такое на мне лежит, и…
В следующее мгновение я почувствовал себя, как будто зашел далеко за границу, отделяющую землю богов от земли людей. Кровь прилила к голове, желудок провалился куда-то вниз, ноги свело судорогой. Я вспомнил все.
Нет! Только не думать об этом, только не думать! Я не могу думать об этом, не должен, я просто не имею права, потому что… Я… Да, точно! Не зря меня прозвали Умником. У меня есть последний шанс, которым я обязан воспользоваться. Я не преступник, я действую по закону, я спасаю любимую. Я обязан спасти любимую, и до тех пор, пока она в опасности, я не имею права думать ни о чем другом. Это тоже закон, и он гораздо важнее, чем… Не думать об этом!
Я резко поднялся с лежанки. Потревоженная Белянка застонала и открыла глаза. Я не колебался ни секунды.
Молния. Слабая молния, неспособная причинить серьезное увечье, но достаточная для того, чтобы ввергнуть любимую обратно в бессознательное состояние. Так у нее тоже появится шанс.
Я обхватил руками бесчувственное тело возлюбленной и потащил его к выходу. Это было жутко тяжело и неудобно — волочить человеческое тело всегда неудобно, а когда ты сам вот-вот… Не думать об этом!
Не знаю, сколько прошло времени, пока мы добрались до калитки. Должно быть, всего несколько минут, но мне показалось, что первая часть нашего путешествия растянулась не меньше чем на час. Если я и дальше буду плестись с той же скоростью… Нет! Не думать об этом!
Изнемогая от усталости, я выбрался за калитку. Краем глаза я заметил, что рядом сидит какой-то человек, но это было совершенно несущественно. Мы с Белянкой должны покинуть Преддверие до того, как… Не думать об этом!
Человек обогнал меня и заглянул в лицо. Это был Кержак.
— Молчи! — простонал я. — Ничего не говори и ни о чем не спрашивай.
На лице Кержака промелькнуло сочувственное выражение, затем он отвернулся. Я заковылял дальше.
Примерно через минуту я заметил, что Белянка стала легче. То ли у меня второе дыхание открылось, то ли…