Люди долга и отваги. Книга первая
Шрифт:
7
Я видел короткий язычок пламени, брызнувший с конца ствола в синем клубе дыма и одновременно со звоном и лязгом раскололись перед моим лицом оба стекла оконной рамы. И, еще не веря, понял — жив! Он промахнулся!
Прыжком метнулся в комнату, ему навстречу, и не мыслью, а чувством, звериным инстинктом понял, что мне не добежать: он забьет в ружье патрон, поднимет ствол и успеет выстрелить в упор.
В этой бессознательной ясности расчета я схватил по дороге стул и на бегу метнул его вперед. А Матюхин успел пригнуться. Вот это мой конец.
Но внезапно со страшным треском вывалилась дверь,
Матюхин рванулся на шум, не глядя, на вскидку, выстрелил.
Я свалил его одним ударом. Сопя, ползали с ним по полу Задирака и Одинцов, вязали его своими ремнями, где-то рядом плакал ребенок.
А я стоял на полу, на коленях перед Толей Скуратовым, который мимо меня смотрел в окно. Изо рта у него стекала струйка крови, тоненькая, как нитка.
— Ножницы! — крикнул я. — Дайте ножницы!..
Я хотел разрезать на нем китель — все правое плечо, верхняя часть груди были залиты кровью.
Он что-то шепнул, я наклонился к нему ближе, но он говорил непонятно:
— Я… не… водолаз… я не курортный…
— Пусти, пожалуйста, — услышал я. Поднял голову и увидел Риту.
8
Нет страха. И нет смерти. Только боль. Это легче, чем страх. Страх хуже, больнее боли. Нет страха…
Какое удивительное зеленое небо, огромное, во все окно.
Зеленое, как футбольное поле.
Как турецкий флаг.
Как листок.
Как еловая иголка.
Прямо в зрачок.
Боль — зеленого цвета.
Игорь Гаспль
НУЖНЫЙ ЛЮДЯМ ЧЕЛОВЕК
Уже давно подмечено, что если день начался с хорошо выполненной работы — большой или малой, то до самого его окончания все у человека будет ладиться. Пожалуй, это наблюдение можно отнести и ко всей людской жизни. Если с первого своего шага человек крепко и уверенно ступил на землю, то и весь свой судьбой отмеренный путь он пройдет также твердо и уверенно. И все у него будет ладиться. Вернее, почти все. Потому что в жизни все-таки гладких дорог не бывает. Но первое, добротно выполненное дело даст ему необходимое ускорение и столь нужную каждому уверенность в своих силах.
В жизни Ильманда Зянгова, капитана милиции, участкового инспектора в Харью-Ристи так, пожалуй, все и сложилось. Сейчас ему за сорок. И не в годах еще человек, но голову обильно присыпала ранняя седина. Видимо, капитан беды и горести других пропускает через свое сердце. У него есть семья — жена и дочь. В короткой характеристике, которая хранится в его личном деле, не склонные к сантиментам кадровики записали:
«К семье относится очень заботливо».
Впрочем, заботится Зянгов не только о своей семье… На участок сельсовета Падизе он был направлен в шестьдесят седьмом году после окончания Таллинской средней специальной школы милиции. И хоть тогда ему было около тридцати, а за спиной — годы службы в армии и три года учебы в школе милиции, все же, когда с инспектором Пилипенко, сдававшим свои «владения», они проехали по границе участка, Зянгова немного взяла оторопь. Участок был большой, и людей на нем жило много. Это сейчас он сократился наполовину, а тогда на его территории проживало более шести тысяч. «Как же успеть усмотреть за всем этим хозяйством?» — с долей растерянности подумал молодой инспектор с новенькими лейтенантскими погонами на милицейском кителе. Но робость робостью, а порученное дело делать надо.
Пожав
— Перебирайся-ка, инспектор, ко мне, самим, правда, тесновато, но уголок тебе выделим.
Что и говорить, свет не без добрых людей. Это было в тот год, когда над Эстонией пронесся ураган, уложивший на землю деревья на многих гектарах. Поваленный лес надо было спасать, и в республику приехали заготовители из многих краев страны. Далеко не все они были передовиками производства, поэтому участковому инспектору, несущему ответственность за порядок на вверенном ему участке, забот хватало. К вечеру, а вернее, к ночи, валился он с ног от усталости, сразу засыпал крепким, беспробудным сном. Но телефонные звонки, особенно если случалась беда, настойчивы…
Вот такой именно звонок глухой, дождливой осенней ночью и поднял Зянгова с постели. Взволнованный голос, сбиваясь, прокричал в трубку, что в совхозе «Кунгла» горит животноводческая ферма… Зянгов уже был в «Кунгла», знал это хозяйство. «А ведь там восемьдесят голов скота!» — подумал он, торопливо натягивая сапоги.
Когда подоспел к пожару, ферма догорала. Правда, коров, всех до единой, успели вывести, и встревоженные, они мычали во тьме ночи, прорываемой редкими всполохами пламени. Смотрел Зянгов на печальную картину и сердцем принимал беду, прикидывал, какой убыток понесло хозяйство, потому что сам был сельским жителем и не нуждался в объяснениях, что такое ночной пожар…
Сейчас капитан уже не помнит всех деталей раскрытия преступления. Он помнит только, что весь остаток ночи и часть сумрачного утра, пахнущего сырой гарью пожарища, провел в беседах с людьми. Выяснилось, что пожар этот — не следствие небрежности. Ибо электропроводка здесь была в исправности, что все противопожарные меры на ферме строго соблюдались… И по тому, что они не говорили, — пришел инспектор к выводу, что пожар — следствие злого умысла. Кто же мог совершить такое… И опять помогли люди. Сначала едва проступила, а потом все четче прояснилась фигура Пауля Мерисмаа — никчемного, неудачного, на все и всех озлобленного человека… А в середине дня участковый инспектор потряс за плечо спящего Мерисмаа. В грязной, запущенной комнате витал сивушный запах. Около железной кровати стояли сапоги. Инспектор отставил их в сторону — пригодятся, когда начнется расследование… А Мерисмаа с запухшими после попойки глазами и не думал запираться.
— Я это сделал. Я «красного петуха» подпустил… Они меня еще попомнят, — бормотал он, напяливая старые ботинки. У стола сидела старая женщина, мать, неестественно выпрямившаяся, словно окаменевшая. И по ее потемневшему лицу не понять было, какие чувства терзают ее душу… Надолго Зянгов запомнил это материнское лицо и, может быть, именно в тот день пробился у него первый седой волос.
В официальном приказе были особо отмечены четкие оперативные действия участкового инспектора Ильманда Зянгова при раскрытии преступления по горячим следам.