Люди долга и отваги. Книга первая
Шрифт:
На том мое проживание в курортном том городе и закончилось. По первому исполнительному листу я уплатил, а потом бросил все и уехал в Москву, где и обитаюсь. Как обитаюсь, вы, старлей, знаете. Но из всего, что зарабатываю, третью часть перевожу Марии Владимировне. Могу квитанции показать. Но честно работать по своим возможностям не могу, старлей. Не могу, и все.
— Девочкам твоим от этого хуже, — сурово заметил Жагин.
— Пока там все в порядке. Один мой дружок тамошний встречался по моей просьбе с Марией Владимировной, спросил у нее, где я и что со мной. А она рассмеялась и говорит: «Коленька ваш в бегах от алиментов,
— Если по-прежнему ворует — сядет, — твердо ответил Жагин.
— И тогда я дочек заберу себе. Могу сделать это по закону?
— В общем, можешь, но дело будет нелегкое.
— Все силы на него положу, старлей. И тогда счастливей меня не будет человека…
Жагин молчал и думал о том, какие в жизни бывают истории — просто не придумаешь. И еще он думал об Улькине: а ведь хороший он мужик, если глядеть на него без формальности.
Они долго молчали, допили пиво.
— Знаешь, что бы я тебе посоветовал? — заговорил наконец Жагин. — Ты все-таки иди на приличную работу и посылай ей денег побольше. А если она тебя разыщет и придет исполнительный лист, плати, как положено. Ты можешь зарабатывать столько, что и для тебя — одиночки — хватит. Тогда у тебя совесть будет чистой, как вода в роднике. И жить будешь, как человек…
Улькин долго молчал, тупо глядя в мокрый стол, потом сказал:
— Да кто возьмет меня на приличную работу с моим трудовым списком, где уже одиннадцать раз записано: «разнорабочий при магазине»? И десять раз уволен за нарушение трудовой дисциплины.
— Так или этак, но с водкой надо кончать, — сказал Жагин.
С этого дня у Жагина ко всем его заботам прибавилась еще одна — Улькин. Но прежде чем предпринять что-либо, Жагин рассказал об Улькине своему начальнику: без его поддержки ничего начинать нельзя.
Майор Гринин выслушал Жагина, не перебивая, потом помолчал и сказал:
— Вечно ты, Жагин, влезаешь в такие головоломные истории, а ведь тебе прямой службой заниматься надо.
— Да тут все занятие — помочь ему на работу устроиться.
— А жилье у него есть?
— Он в Кратове сторожит дачу одного профессора, тот ему еще и платит за это четвертной в месяц.
— Ну, гляди сам. Детским садом занялся?
— На той неделе кончу, и директор, и повариха — воровки, детей, гады, объедают.
— Нянечку поблагодари — она честная.
— Приказ о ее увольнении отменен, и она сейчас моя первая помощница.
— Ладно, действуй. Улькин у этого твоего фамилия?
— Улькин.
— Да, лягнула его жизнь по темени.
Жагин был доволен — на его заботу об Улькине «добро» начальства получено…
В это утро Жагина спросила жена:
— Ты Улькину квартиру выхлопотал?
— Нет.
— Пропала последняя надежда, думала, выбьешь ему квартиру, займешься наконец ремонтом своей комнаты. Обо всех болеешь, кроме себя.
В тот же день Жагин зашел в бюро ремонта квартир. Знакомая девушка-сметчица была на месте.
— Ой, товарищ Жагин, стыдно в глаза вам глядеть, но в нашей конторе полный бедлам: начальника уволили, а нового так
И тут Жагина осенило: надо бы сюда Улькина, он порядок наведет!
Спустя две недели Улькин стал бригадиром отделочников этого бюро и с первого дня стал работать на совесть.
Вскоре Улькина перебросили на отделку в микрорайон, и он исчез с горизонта Жагина. Вдруг позвонил по телефону:
— Не обижайтесь, старлей, думаю о вас каждый день, а вырваться к вам не могу, работаем с рассвета дотемна, сплю на рабочем месте, где ночь застанет…
Жагин не заметил, сколько времени прошло, но однажды на службе вручают ему письмо. Оглядел конверт — из того курортного города, где сломалась жизнь Улькина.
Вынул из конверта письмо, стал читать:
Здорово, дорогой мой друг и товарищ старлей Жагин! Пишу Вам из города, из которого в свой горький час бежал. Прислал мне в Москву весточку один тутошний мой дружок. Как я и знал — загремела Мария Владимировна, шесть годков получила. А девочек, писал он мне, собирается забрать к себе в Донбасс мама Марии Владимировны, стало быть, моя теща. Как я это прочитал, бросил все и — на самолет. И теперь моя жизнь здесь определилась так. Получил я обратно свою комнату — стройуправление помогло. И живу я в ней вместе со своими девчонками и тещей. Баба она трудовая, не то что дочь, и все же как-никак родственницей мне приходится. Мы с ней хорошо ладим, она ведет все хозяйство и смотрит девчонок и — вижу — любит их. А я от них так прямо с ума схожу, бегу домой как на праздник. Сегодня я собрал теще посылочку для Марии Владимировны. А что будет дальше — посмотрим-увидим. Но сейчас я живу, как на крыльях лечу. Между прочим, руковожу бригадой, и мы норму кроем ежедневно. И за все за это Вам, дорогой мой старлей, поклон до земли и сердечное спасибо. Будет у Вас отпуск — приезжайте ко мне, тут все-таки есть Черное море и жалеть не будете. Крепко жму руку. Бывший разнорабочий Николай Улькин…
Жагин прочитал письмо и, тихо смеясь, спрятал его в карман.
И так на душе у него было светло и чисто, что не захотелось заниматься жуликами. Но служба есть служба, и он, подхватив свою пузатую планшетку, отправился на склад строительных материалов, где, судя по всему, нахально «левачил» один тип.
Валерий Денисов
ОГОНЬ НА СЕБЯ
В дежурку забежал молоденький сержант:
— Попрядухин, к начальнику отделения.
«С чего бы это, — думал, шагая по длинному коридору, Александр, — вроде никаких промашек не допускал в последнее время, чтобы «на ковер» вызывать. Впрочем, разве за собой все уследишь. Без причины начальство не требует к себе».
Осторожно приоткрыв дверь, Попрядухин спросил:
— Разрешите войти, товарищ подполковник?
— Заходи, заходи, присаживайся…
В кабинете кроме начальника находились наставник Александра майор милиции Равчеев и участковый инспектор Зорин.
— Ладно, Зорин, — подполковник, видимо, подводил итог разговору, насильно держать тебя на участке не собираемся. Жилка в тебе оперативная есть, попробуй заняться розыском. Ну а дела передашь Попрядухину, если, конечно, у него не будет возражений. — Подполковник взглянул на Александра. — Не будет, сержант?