Шрифт:
Чувство волшебного у Сачковои в крови. Она мгновенно утягивает читателя в свои мир – причудливый, странныи, мрачноватыи и при этом убедительно человеческии.
Господи, как хорошо, дико и весело получается в итоге!
Просто эта книга начинается и продолжается таким образом, что невольно начинаешь предполагать, насколько все будет плохо в конце. Уже воображаешь закономерный финал русского романа: с тоской, с безысходностью. Не исключаешь даже суицида кого-нибудь из героев. Потому что, чем дальше, тем хуже все и у главной героини по имени Таня, и у коммерсанта-неудачника
Замечательная сказка, которая не выглядит сказкой даже с включением в историю фантастического вездесущего персонажа – настолько все убедительно, живо, подробно описано. Описания быта, отношений, диалоги – все работает на выстраивание этого замечательного обмана. Сказка настолько прикидывается новым реализмом, что все произошедшее и кажется вполне реалистичным почти до точки в конце. Иначе и быть, наверно, не может. Очень подробно сделаны не только персонажи, но и то, что их окружает, ощущение, что Светлана пересказывает виденный фильм, останавливая свое внимание на всех возможных подробностях, причем, это никоим образом не надоедает, хотя, вроде бы и должно. С чем сравнить? Ну, вот Раскольников таскался по Петербургу, а тут все, некоторым образом, Раскольниковы (не убийцы, но потерянные люди), это совершенно необходимые подробности безумного города и легкого безумия самих героев, притом, что герои на самом деле совершенно нормальные люди, которые кажутся друг другу странными.
Два раза Светлана Сачкова буквально душу вынимает из читателя, (первый раз воспоминания собаки, второй – самый конец, – вот где слезы подкатывают невольно), однако большую часть времени сыплет забавными замечаниями, некоторые из которых еще и выделены в забавные же сноски. Там много неожиданно смешных мест, довольно часто приходится подсмеиваться, но фраза, «Таня всегда кричала в постели. Прямо как в порнофильмах, только с той разницей, что она делала это не от страсти, а на нервной почве», поймала меня так неожиданно, что пришлось фыркнуть чаем в монитор.
Герои так узнаваемо цапаются меж собой, но это много кто умеет на самом деле. А вот рассказывать о том, чем все из них заняты, именно о работе – вот тут, бывает, у авторов случается затык. Совсем не то у Светланы. На сценах с сотрудниками роспотребнадзора и пожарной охраны можно только встать и аплодировать, честное слово.
Не знаю, что еще сказать (не знаешь – не говори). Есть книги, написанные рассудком. Читаешь, понимаешь, почему это хорошо, нужно, своевременно, и все такое. А есть книги, про которые точно не забудешь, но просто не понимаешь почему. Очень хочется, чтобы читатель с мыслью, «Сейчас проверим, что тут такого замечательного», приступил со скепсисом, потому, как сейчас без скепсиса? и постепенно пережил растворение этого недоверия.
Мужчины похищают ребенка и остаются положительными персонажами? Да запросто!
(Алексей Сальников)
Глава 1
Людям свойственно преувеличивать
«Чезаре Борджа зарезал зятя из-за любви к собственной сестре, состоявшей в интимной связи с их отцом – Папой Римским».
Таня оперлась подбородком на руку. Ветер переворошил страницы. Ветер стального голубого цвета.
«Не образец морали, конечно, – подумала Таня. – Но, во всяком случае, не убожество».
Больше всего на свете ее удручало убожество. Ума и души.
Таня кусала ручку и смотрела за окно, вдаль.
Это был заурядный
В куче листвы у дороги что-то закопошилось. Однако Таня этого не заметила, поскольку смотрела совершенно в другую сторону. В сторону ветра стального голубого цвета. Чезаре Борджа… Борджиа Цезарь… Убожество. Убожия Цезарь. У бога же. У бога же резать. Отрезать от бога кусочек, чтобы узнать, из чего он сделан. Пришлите, пожалуйста, почтой – очень интересно посмотреть.
Под листьями между тем происходило следующее: розовый червяк без глаз и без носа тыкал туда-сюда закругленным концом, имевшимся у него вместо головы. Черный блестящий жук толкал перед собой скорлупку от фисташки, обустраивая быт. Быт его состоял пока из пустой сигаретной пачки и промасленной газеты.
Все? Кажется, все. Может, было еще что-нибудь?
Сухая листва, обрывки целлофана, бумажки, окурки – раздвинулись. На свет выползло крошечное существо вроде карлика и сердито нахмурилось.
Ветер густо и сладко пах оранжевыми, будто испеченными до готовности листьями. Хотелось холодного лимонада. Таня вдруг обреченно охнула: бросила взгляд на часы и увидела, что уже половина второго. Она вскочила и начала собираться. Почистила зубы, избегая глядеться в зеркало, причесалась, разыскала ключи, выдернула из шкафа одежду.
Серая юбка в клетку. Ноги худые и угловатые.
Таня проверила плиту и тщательно заперла за собой входную дверь.
Сентябрь в Москве бывает жарким. Горячим и горючим. Над мегаполисом стоит, как желе, раскаленный воздух. Тлеют торфяные болота, которым нет дела до легких, детских и взрослых. Движутся миллионы машин на бензине, не очищенном от свинца: им тоже нет дела. Исторгают смертельные выхлопы. На облагороженные газоны высаживают по распоряжению мэрии анютины глазки. Они лукаво подмигивают и делают вид. Достойный вид. Однако на мебели каждый день оседает миллиметр неизвестных веществ – хоть окна не открывай [1] .
1
Дождь тоже не лучше. Дышать становится легче, но на улицах появляется жидкая грязь. Обувь, подолы плащей и юбок, штанины и детские куртки пропитываются коричневой массой – и тогда по громадному городу из стекла и бетона движется бесконечная, измазанная глиной толпа.
Выйдя из подъезда, Таня сощурилась. Сияющий воздух отражался в сером асфальте. Метался и сдавленно чавкал ковер, выбиваемый твердой старушечьей рукой. Бряцали железками автолюбители из-под открытых капотов и почесывали зады руками в машинном масле. Таня медленно побрела к автобусной остановке, разглядывая деревья, людей, собак.
Мимо пропылил ногами мальчик: красные сандалии, зеленые носки. Вскоре он запрыгал по автомобильным покрышкам, вкопанным торчком вокруг клумбы в качестве украшения и покрытым масляной краской. Удерживал равновесие, помогая себе руками, пыхтел и старался. И уже через пять секунд на него заорали стоявшие поблизости тетки. Злые глаза. Толстые, из жидкого теста руки.