Люди как боги - 1 (редакция 1966 года)
Шрифт:
— И нам хочется знать, что за существа, похожие на нас, изображены на одной вашей картине?
Когда дешифратор преобразовал мой вопрос в гамма-излучение, альтаирцы словно окаменели. Они стояли, как бы пораженные ужасом. Если бы у них были глаза, я бы сказал, что они замерли, выпучив глаза. Приглянувшийся мне альтаирец отшатнулся. Потом по кольцу паукообразных пробежала судорога, и оно стало разваливаться. Передние отступали назад, кто-то из задних пустился наутек.
— Что с ними? — спросил я Лусина. — Они вроде испугались вопроса.
— Повтори! — посоветовал Лусин. — Не
Несколько секунд я не решался повторить вопроса, и движение среди альтаирцев прекратилось. Я молчал, обводя их взглядом, и они молчали, ожидая, не скажу ли я еще чего-нибудь страшного.
А когда я набрался духа и вторично попросил ответа, кто изображен на картине, их охватила паника. Они уносились с такой быстротой, что не прошло и секунды, как около нас никого не было. Бегство совершилось в полном молчании, дешифратор не передал ни единого звука. Я повернулся к Лусину:
— Вот так история! Ты что-нибудь понимаешь?
— Понимаю, — отозвался Лусин. — Загадка.
32
Андре мы не нашли, к Ромеро я не пошел, Спыхальский занимался своим огромным хозяйством — нам не с кем было поделиться новыми открытиями и загадками.
Лусин, чуть выбрался из гостиницы «Созвездие Орла», затосковал по своим чудищам.
— Да что с ними случится? Пегасы дерутся, а драконы жуют траву. Кому на Оре нужны твои примитивные создания?
— Не говори, — бормотал он. — Не надо. Хорошие.
— Проваливай, — сказал я. — Надоел до смерти. Желаю пегасам попасть в пасть дракона.
Лусин, счастливый, долго хохотал, — таким забавным показалось ему мое пожелание. Два пегаса из смирных, пусти их, загонят любого дракона.
Я завернул к себе и поспал часок за вчерашнюю бессонную ночь.
Меня разбудил вызов Веры. Она требовала меня к себе.
Вера порывисто ходила по комнате, иногда что-нибудь брала со стола и, повертев, клала обратно. На столе у нее множество пустячков — кристаллики с записью, крохотные осветители, зеркальца, гребешки, духи, книги первого века. Когда Вера волнуется, у нее темнеют глаза. Сейчас у нее были очень темные глаза. Она отдохнула и уже не казалась измученной, но я видел, что она возбуждена. Она встряхивала волосами — волосы спадали на глаза, и она отбрасывала их. В гневе Вера только и делает, что взмахивает волосами. «Трясет головой, как лошадь», — мстительно думал я в детстве, когда она отчитывала меня. Разгневанная, она так хорошеет, что даже я это замечал. Все неприятные минуты моего детства связаны с образом рассерженного, красивого лица. С той поры я недолюбливаю красивых женщин, и это уже навсегда. Красота для меня неотделима от вспыльчивости и резких слов.
Сегодня Вера была красивей, чем когда-либо. Теперь я твердо знал, что у них с Ромеро произошел разрыв.
— Ну, что ты нашел нового, Эли? — Она совершенно очевидно делала усилие, чтоб слушать.
После первых же моих слов о картине с галактами она преобразилась.
Она сразу поняла, что мы совершили открытие. До сих пор было известно, что галакты появлялись на одной отдаленной звезде Гиад, в 150 светогодах от Солнца. Теперь следы их обнаружены в Альтаире, в ближайших
— Это чрезвычайно важно, — сказала Вера. — Из твоей находки следует, что галакты со своими врагами могут появиться и в Солнечной системе, если уже не появлялись в ней. То, о чем мы на Земле говорили лишь как о теоретической возможности, стало реальной угрозой. Но какова природа этой угрозы? И снова — кто такие эти разрушители, или зловреды, пленившие галактов? Почему их нет на картине? Не духи же они, в самом деле!
Вера отдала распоряжение, чтоб все картины альтаирцев были сфотографированы, и возвратилась к нашему открытию.
— Чем ты объясняешь бегство альтаирцев, брат?
Я развел руками, у меня не было объяснений.
— Еще одна загадка! Ну, эту, пожалуй, как-нибудь решим. А теперь поговорим о другом.
— О другом — это значит о Ромеро, сестра?
Она, волнуясь, снова заходила по комнате.
— Да, о Ромеро. Три часа назад мы с Ромеро запросили МУМ, кто из нас прав. И машина ответила, что я — неправа. Помощь звездожителям она объявила несовместимой с принципом, что все совершается для блага человечества и человека.
Я вскочил. Давая совет Ромеро обратиться к МУМ, я был уверен, что она опровергнет его. Я крикнул:
— Машина соврала! На Земле запросим Большую. В серьезных делах верить такой крохотульке!..
Вера нетерпеливо отмахнулась. Она еле сдерживалась.
— Машине можно верить, Эли. Если она и не содержит всех знаний Большой, то принципы истолковывает правильно. Такой же ответ даст и Большая.
Я смотрел на Веру во все глаза. Мне казалось до сих пор, что я знаю ее. Раньше она не уступала, шла на резкости, если чувствовала свою правоту. Меня охватила обида за прекрасных вегажителей, за добрых и смертоносных альтаирцев, даже за болтливых, дурно пахнущих, но по-своему симпатичных ангелов.
— Ромеро знал, что делает, — сказала она. — Он умело воспользовался последними данными… Он поднимает крик, что человечеству грозит чуть ли не гибель, — и все для того, чтоб сбросить с Земли ответственность за наших звездных собратьев. Не понимаю, почему он так ненавидит все, что непохоже на человека? А социальные наши машины, конечно, проштампуют его версию — раз над человечеством нависла опасность, нужно думать только о человеке. На то они и машины, чтоб мыслить по-машинному.
— Быстро же ты отступаешься, Вера. Быстро, быстро!..
Она подошла к окну и закинула руки за голову. Я видел лишь ее профиль — ровный нос, тонкие брови, высокий лоб, пухлую нижнюю губу, очень яркую на матовом лице. Красоты в ней было больше, чем силы. А когда идет борьба, нужны кулаки.
— Тебе кажется, что я отступаю?
— Хотел бы, чтоб не казалось.
Она отошла от окна.
— Я не отступаю. Я начинаю борьбу. Но не с машиной. Что машина? Справочный механизм, приспособленный для расчета, — автоматический слуга. Что в нее вложат, то и получат. Я хочу поставить перед человечеством вопрос: не пора ли расширить принципы нашего общественного устройства? Они существуют неизменные пятьсот лет, не настало ли время развить их дальше? Я готовлю об этом доклад Большому Совету.