Люди книги
Шрифт:
Арийе взглянул, и в голове что-то вспыхнуло. Как он мог просмотреть? Земля, на которой Бог создал растения и животных… На каждой иллюстрации она показана в виде шара. С тем, что земля была круглой, а не плоской, соглашалось большинство теологов. Интересно, что художник, живший столетием раньше, когда христиан за такое суждение посылали на костер, придерживался такой точки зрения. Один только этот факт не мог обречь книгу. Иллюстратор, однако, и дальше вторгался на опасную территорию. В правом верхнем углу на трех миниатюрах имелся второй золотой шар. Он явно означал солнце. Его размещение было двусмысленным.
Арийе
— Вы думаете, что это предполагает гелиоцентрическую ересь?
— Предполагает! Рабби, не хитри. Это — явная поддержка ереси сарацинских астрономов и Коперника, а они указаны в «Индексе», а еще и этот человек из Падуи, Галилей. Его скоро призовут в инквизицию, и он ответит за свои заблуждения.
— Но картинки — никто не станет рассматривать их с такой точки зрения. Шары, концентрические кольца могут посчитать украшением. Если кто-то специально не ищет в них такой смысл, то он ничего и не заметит…
— А я вот ищу.
Висторини осушил бокал, и раввин рассеянно снова его наполнил.
— Из-за этого Галилея церковь вынуждена снова публично заговорить о ереси.
— Дом Висторини, прошу вас. За все добро, которое я сделал вам в прошлом, за долгие годы, что мы знаем друг друга. Прошу вас, пощадите эту книгу. Я знаю, вы ученый человек, человек, почитающий красоту. Вы же видите, как красива эта книга…
— Тем больше причин сжечь ее. Ее красота когда-нибудь соблазнит неразумного христианина, и он доброжелательно отнесется к вашей предосудительной вере.
Настроение у Висторини улучшилось. Он наслаждался разговором. Раввин был в полной его власти. Голос еврея, его медоточивый голос дрожал. Висторини ни разу еще не видел, чтобы тот так страстно защищал книгу. И ему пришло в голову продлить удовольствие. Он поднял пустой бокал к окну, якобы любуясь красивым изгибом сосуда.
— Возможно… Но нет. Я не смею предложить это…
— Падре?
Арийе подался вперед, глаза его оживились. Он снова пошарил рукой, взял мех и наполнил бокал священнику.
— Я могу убрать оскорбительные страницы. — Он поводил пальцем по пергаменту — взад и вперед. — Четыре страницы. Не так много — останется основное. Бегство из Египта — главное содержание книги…
— Четыре страницы.
Арийе представил, как нож проходится по пергаменту, и ощутил резкую боль в груди, словно в него вонзили острое лезвие.
— Вот такая идея, — сказал Висторини. — Поскольку ты эту книгу выиграл, что скажешь, если мы и сейчас разыграем ее судьбу? Выиграешь ты, я ее отредактирую и спасу книгу, выиграю я, и она пойдет в костер.
— Что за игра? — прошептал Арийе.
— Что за игра? — Висторини прислонился к спинке стула, прихлебывая вино. Задумался. — Нет, это будут не шахматы. Чувствую, что ты меня обыграешь, как обыграл того купца. Где, как ты говоришь, это было?
Арийе так расстроился, что не мог припомнить своей лжи. Он притворно кашлянул, чтобы скрыть смущение.
— Апулия, — выдавил он наконец.
— Да. Апулия. Именно так ты и сказал. Так вот, я не хочу повторять судьбу того несчастного. Карт у меня нет, костей — тоже, — он продолжил, лениво переворачивая страницы: — Все, я решил. Давай сделаем так: я напишу слова, которые обычно пишет цензор, разрешая какую-то книгу: «Revisto per mi», каждое слово на отдельном листе. А ты вслепую будешь
— Но это значит, что у меня шансы один к трем. Надежда, отец, слишком слаба.
— Слаба? Да, возможно, и так. Сделаем так: если первый твой выбор окажется правильным, сможешь убрать эту бумажку. Тогда твои шансы увеличатся. Думаю, так будет справедливо.
Арийе видел, как священник написал на кусочках пергамента заветные слова и опустил их один за другим в пустую коробку, стоявшую на столе. Сердце у него подпрыгнуло, когда он заметил то, чего священник, будучи слегка нетрезв, не учел. Один из листков пергамента, которые он взял, был более низкого качества — чуть потолще. Это был листок, на котором Висторини написал второе слово — «per». Арийе возблагодарил Бога: его шансы значительно повысились. Пальцы быстро определили более толстый листок и отложили его в сторону. Теперь у него были равные шансы. Верный и неверный. Светлый или темный. Благословение или проклятие. Надо выбрать жизнь. Он взял листок, вынул и подал священнику.
Выражение лица Висторини не изменилось. Он положил пергамент на стол лицом вниз. Взял Аггаду, открыл на последней странице текста, окунул перо в чернила и красивым почерком написал слово «revisto».
Арийе старался не показать своей радости. Книга спасена. Теперь ему оставалось взять толстый листок, и ужасная игра будет закончена. Он снова опустил руку в ящик, безмолвно благодаря Бога.
Подал толстый листок Висторини. На этот раз лицо священника не осталось безучастным. Углы рта опустились. Он сердито подвинул к себе Аггаду и написал следующие два слова: «Per mi».
Раздраженно посмотрел на сиявшего Арийе.
— Это еще ничего не значит, пока я не подпишу и не поставлю подпись.
— Но вы… но мы… Отец, вы дали мне слово.
— Как ты посмел!
Висторини поднялся и ударил кулаком по тяжелому дубовому столу. В бокале заплескалось вино. Хмель в нем дошел до той печальной стадии, когда гнев берет верх над эйфорией.
— Как ты смеешь говорить о моем слове. Ты пришел ко мне с выдумкой, будто выиграл эту книгу, и еще смеешь говорить о моем слове! Ты посмел вообразить, будто мы друзья. Пусть бы корабль, что привез твоих предков из Испании, никогда не добрался до берега! Венеция предоставила вам безопасность, а вы не исполняете тех немногих правил, которые она установила. Вопреки запрету вы создаете типографии, хулите нашего Спасителя. Тебе, Иуда, Бог дал ум и образование, а сердце твое ожесточено и не хочет правды, ты отворачиваешь лицо от высшей истины. Убирайся отсюда! И скажи настоящему владельцу книги, что раввин проиграл ее в азартной игре.
Этим ты избавишь его от мыслей, что все это золото сгорит в огне. Вы, евреи, любите золото. Я это знаю.
— Доменико, прошу вас… я сделаю все, что вы попросите… пожалуйста… — Раввин задыхался.
— Пошел вон! Немедленно! А не то обвиню тебя в распространении ереси. Может, хочешь отбывать срок на галере с оковами на ногах? Или предпочитаешь камеру в тюрьме? Прочь!
Иуда упал на колени и стал целовать сутану священника.
— Сделайте со мной все, что хотите, — закричал он. — Только спасите книгу!