Люди на краю пустыни

Кард Орсон Скотт

— Если они скажут, что тебе нужно сегодня же выезжать, то его захватит твой возница. А если ты отправишься в Моаб послезавтра, вместе с нами, тогда ты можешь оставить его здесь, — казалось, он хочет оставить седло в качестве гарантии того, что Дивер обязательно вернется.

Дивер сам не понимал, почему он не прихватил с собой седло, оставив без внимания предложение Тули. Он знал, что еще совсем недавно они хотели его прогнать, и только вежливость, чувство собственной вины или смущение могли заставить Тули использовать седло как гарантию того, что Диверу придется вернуться к ним еще хотя бы раз. Как это ни смешно, но Дивер ничего против

не имел. Уже давно никто не рисковал уговорить его остаться. Они же сами твердили, что он друг Олли. А как с ним вела себя Кэти? Все это говорило о том, что они хотят его удержать. Он все больше склонялся к тому, что будет и дальше с ними работать, помогать им разгружать грузовик и готовиться к представлению. Дивер пролил слишком много пота на этом поле, чтобы взять и сегодня же уехать в Моаб. Ему хотелось посмотреть, ради чего была вся эта суета. Он хотел посмотреть представление. Вот, собственно, и все.

Но сделав такое заключение, Дивер понял, что лжет самому себе. Он, конечно, хотел посмотреть представление, но дело было не только в этом. Еще он испытывал сильное желание, настолько сильное и древнее и так долго терзавшее его, что Дивер уже стал о нем забывать. Ему казалось, что какая-то часть его истомившейся души уже умерла, так и не утолив жажды. И только то, что здесь произошло, вновь пробудило это мучительное чувство, и теперь он уже не мог уехать, не выяснив, может ли он каким-то образом удовлетворить свое желание. И дело было не в Кэти. Во всяком случае, не только в ней. Здесь было нечто большее. Возможно, что к тому времени, как он отправится в Моаб, ему удастся выяснить, что именно так терзает его, и это чувство заставит навсегда померкнуть мечту стать Всадником Ройала.

Выбрав кратчайший путь к ратуше, Дивер и Тули не стали петлять по всем улицам, как это утром делал грузовик. Местные ребятишки все еще с восхищением смотрели на них.

— Вы кто, Ной? — громко спрашивали они. — Вы Иисус? Вы Армстронг?

Тули махал им рукой, улыбался и чаще всего отвечал на их вопросы.

— Нет, эту роль играет мой папа, — говорил он.

— Вы Альма?

— Да, это одна из моих ролей.

— Что вы покажете сегодня вечером?

— «Славу Америки».

Весь путь по городу Дивер ощущал на себе восхищенные взгляды детишек. Они совсем не боялись разговаривать с незнакомыми людьми из труппы бродячих актеров.

— Похоже, ваше представление будет самым крупным событием, которое они когда-либо видели, — заметил Дивер.

— Это немного печально, верно? — сказал Тули. — В старые времена эти представления не вызывали такого восторга.

Дивер вошел вместе с Тули в кабинет мэра. Они увидели секретаря, волосы которого были аккуратно и коротко острижены. Судя по внешнему виду, этот человек каждую неделю посещал парикмахера и ежедневно принимал ванну. Дивер не мог понять, то ли он презирает этого человека, то ли завидует ему.

— Я из труппы бродячих актеров, — сказал Тули, — и мне нужно заменить наше временное разрешение на постоянное.

Заметив, что он перешел на вкрадчиво-учтивый тон, Дивер подумал, что его собственная жизнь была бы намного легче, если бы он в свое время умел так вести себя со своими приемными родителями или с епископами приходов, в которых он жил. Впрочем, Тули нужно было продержаться всего лишь несколько минут, тогда как Диверу пришлось бы вести себя так каждый день из года в год. По сути, это то же самое, что косить глазами — каждому это по силам, но если заниматься этим слишком долго, то заболит голова.

А потом он вспомнил, как в детстве ему кто-то сказал, что если слишком часто косить глазами, то так навсегда и останешься косоглазым. А что, если это верно и в отношении застенчивости и робости? Что, если это уже войдет в привычку, и ты забудешь о том, что это только игра, точно так же, как Маршалл и Скарлетт не замечали, что разговаривают с рейнджером, которого подобрали на дороге, вымышленными голосами своих персонажей. Станешь ли ты таким же, как твой герой?

У Дивера было достаточно времени, чтобы обо всем этом поразмыслить, так как секретарь очень долго хранил молчание. Он только сидел и рассматривал Тули. На его очень чистом и незагорелом лице не было и намека на какие-либо эмоции. Затем он посмотрел на Дивера. Он не стал задавать вопросов, но Дивер и без слов понял, что от него хотят услышать.

— Я конный рейнджер, — сказал Дивер, — они подобрали меня на дороге. Мне нужно позвонить в Моаб.

Конный рейнджер — горожане их презирали, но, по-крайней мере, они понимали, что им нужно.

— Вы можете туда войти и позвонить, — секретарь показал на пустой кабинет. — Шериф выехал по вызову.

Дивер прошел в кабинет и сел за письменный стол. Он был старинной работы, возможно, один из тех, что он сам привозил еще в те дни, когда работал в отделе по спасению имущества. С тех пор не прошло и десяти лет.

Ему не удалось сразу же соединиться с оператором — линия была занята. Ожидая, когда она освободится, Дивер слышал, что происходит в соседней комнате.

— Вот лицензия нашей семьи на коммерческую деятельность, выданная в Зарахемле, — говорил Тули. — Если вы найдете нас в базе данных по коммерческой деятельности...

— Заполните эти бланки, — оборвал его секретарь.

— Но у нас есть лицензия государства Дезерет, сэр, — возразил ему Тули. Он говорил по-прежнему вежливо и робко.

Ответа не последовало. Подавшись вперед, Дивер увидел, что Тули сидит, заполняя бланки. Дивер понял, почему он это делает, все правильно — чтобы уладить дело, нужно было уступить. Так секретарь доказал, что он здесь главный. Так он поставил этих бродячих комедиантов на место и дал понять, что у них здесь нет никаких прав. Поэтому Тули придется заполнять бланки, но как только он уйдет, секретарь заглянет в базу данных о коммерческой деятельности, найдет там их лицензию и порвет бланки. А может быть, он просмотрит каждую строчку бланков, чтобы найти в них несоответствия или ошибки и тем самым получить основания вышвырнуть труппу из Хэтчвилла. Это было бы несправедливо. Ведь у семейства Аалей хватало забот и без этого стриженого, чистенького лизоблюда, который сидел в кабинете мэра.

На какое-то мгновение Дивера ослепил гнев, точно такой же, как тот, что он испытал сегодня утром, когда Маршалл, положив руку ему на плечо, назвал его сынком. Его руки задрожали, и он стал нервно переминаться, словно собрался пуститься в пляс или начать биться в судорогах. Или ударить этого дорвавшегося до власти ублюдка прямо в лицо и сломать ему нос, пустить ему кровь так, чтобы он весь выпачкался в собственной крови, размазать ее по его волосам и одежде. Тогда в следующий раз он не будет поступать так дурно, поскольку пятна на его рубашке напомнят ему о том, что не надо доводить людей до ручки, иначе однажды их терпению придет конец, и они покажут тебе, чего стоит вся твоя власть...