Люди, обокравшие мир. Правда и вымысел о современных офшорных зонах
Шрифт:
Маврикий имеет более сорока налоговых договоров с европейскими, азиатскими и африканскими странами с крупными экономиками. «Инвестиционные компании из лондонского Сити ведут бизнес через Маврикий, финансируя проекты в африканских и азиатских странах, у которых есть с ним налоговые соглашения. Это тепленькое местечко. Остров займет выдающееся место», – рассказывал Элмер.
Маврикий не только направляет инвестиционные потоки, ведущие в Индию и исходящие из нее, но и служит базой для другой распространенной в офшорах деятельности, известной как «использование иностранных филиалов для привлечения депозитов, не требующих создания резервов в центральном банке». Скажем, богатый индиец отправляет свои деньги на Маврикий, где эти деньги прячут в секретной структуре, затем маскируют под иностранные инвестиции и возвращают в Индию. Отправитель денег может избежать налогов, которые взимают в Индии с полученных там доходов, а также воспользоваться секретностью для совершения гнусных деяний – например, для создания монополии
Местные элиты лоббируют эти соглашения, несмотря на вред, который они могут причинить. Вот компетентное мнение советника по вопросам международного налогообложения Дэвида Розенблума: «Договор Индии с Маврикием – чистое надувательство. Почему индийцы терпят это? У нас, американцев, тоже есть договор с Бермудскими островами, но он же смехотворен. На Бермудах нет даже налоговой системы. Государства творят странные вещи, причем многие из их поступков имеют политическую подоплеку. Это вызов рациональному мышлению».
Глава 9
Неизбежность обвала
Практика ростовщичества – предоставление денег в долг под исключительно высокие проценты – имеет отвратительное и позорное историческое прошлое. Уже пророк Иезекииль ставил лихву в один ряд с изнасилованием и убийством и включил ростовщичество в свой «список гнусностей». Давать деньги в рост запрещено в Книгах Исхода, Второзакония и Левит. В Коране говорится: «…а кто обратится к ростовщичеству, то такие будут ввергнуты в пламя и пребудут в нем навечно». Ростовщичество клеймили Платон и Аристотель, называя его беззаконным и аморальным деянием. Данте поместил «подлых ростовщиков» в седьмой круг ада. Когда в Древней Греции упразднили контроль над процентными ставками, то не способных расплатиться с долгами афинян стали продавать в рабство. Можно до бесконечности вести споры, является ли ростовщичество злом, но безусловно одно: в условиях свободного от регулирования рынка наиболее тяжкое бремя неизбежно несут самые неимущие и беззащитные. Нередко ставки ссудных процентов достигают 400 % в год1.
Традиционно в Америке ставки ссудного процента подлежали строгому регулированию. Новая эра наступила в 1978 году, когда First National Bank из Омахи начал принимать в свою кредитную систему BankAmericard жителей другого штата, а именно Миннесоты. В то время штат Небраска разрешал банкам взимать проценты, не превышающие 18 % в год, а в Миннесоте предел годового ссудного процента был ограничен 12 %. Главный прокурор Миннесоты вознамерился помешать банку взимать более высокий процент по ссудам – и поставил вопрос: может ли банк из Небраски «экспортировать» свою 18-процентную ставку и распространить ее на жителей Миннесоты? Верховный суд США постановил: да, может. И такой факт не прошел мимо Уолл-стрит. Если в одном штате ликвидировали верхний предел процентных ставок, значит, подобное послабление можно распространить на все штаты? В марте 1980 года законодательное собрание штата Южная Дакота приняло закон, полностью отменивший верхний предел кредитных ставок. По словам Натана Хейворда, сыгравшего не последнюю роль в этой драме, закон был «в сущности написан в Citibank». Перед американскими банками открылись новые горизонты: зарегистрировавшись в Южной Дакоте, они могли разворачивать операции с кредитными картами по всей стране, избегая ограничений ссудного процента. Затем в игру вступил Делавэр. Так увидел свет закон «О развитии финансового центра штата Делавэр», принятый в 1981 году. История его появления заслуживает отдельного внимания, и это будет рассказ о небольшой, но очень могущественной кучке делавэрцев. Не более десяти или пятнадцати человек, сплотившись, подготовили, одобрили и утвердили крайне важный законодательный акт, благодаря которому и они сами, и их родные, и их друзья и коллеги стали наживать огромные личные состояния.
Юрист Дэвид Суэйзи, убеленный сединами обходительный господин, руководитель аппарата тогдашнего губернатора Делавэра Пьера Семюэла Дюпона (больше известного как Пит Дюпон-четвертый), изложил свою версию: «То, что Citibank сделал [в Южной Дакоте] не осталось незамеченным другими банками, особенно кредитными. Все мечтали о чем-то подобном, но никто не хотел перебираться в Южную Дакоту. Там холодно». Рассказ продолжил Натан Хейворд, член администрации Дюпона, доводившийся последнему троюродным братом: «Питу досталось наследство, бывшее в очень скверном финансовом положении. Штат постоянно находился под угрозой бюджетного дефицита, тщательно скрываемого властью с помощью разных трюков и бюджетных игр». После того как Дюпон, выиграв выборы в 1976 году, пришел к власти, финансовое положение Делавэра улучшилось настолько, что губернатор почти не сомневался в своем переизбрании: «Конечно же, мы не были столь богаты, как кокаиновые
В начале июня2 1980 года штат посетили представители Chase National Bank. Встреча с командой губернатора состоялась в его деловой столице – городе Уилмингтоне, где банкиров пригласили в старейший клуб University and Whist, славившийся своей «лучшей кухней в Делавэре». Роль посредника выполнял Генри Беклер, когда-то работавший в Chase National Bank и перешедший в Bank of Delaware. Он уже сумел убедить руководство Chase управлять некоторыми зарубежными операциями из Делавэра. Дюпон писал о Беклере: «Наши сыновья ходили в одну школу. Беклер играл очень важную роль. Когда работаешь над таким законом, необходимо консультироваться с банками. Он всегда советовался с банкирами, что нам следует вносить в законопроект».
Пит Дюпон (сегодня мы смогли бы его уподобить ныне стареющему Митту Ромни, правда, без импозантности последнего) принадлежал огромному клану Дюпонов, который с начала XIX века господствовал в политической и коммерческой жизни штата Делавэр. Однако, несмотря на славное прошлое своих предков, Дюпон оказался на удивление пассивным игроком. Этот тип довольно плохо помнил историю написания нового закона и совершенно не владел подробностями. Не единожды его просили рассказать, как все происходило, но он отвечал весьма туманно, всякий раз отделываясь примерно: «Да-а, было славно… Да-да, очень славно…» Когда ему в лицо бросали обвинение, что он допустил, чтобы в Делавэре разрешено было создавать и регистрировать корпорации и обеспечивать им железную, непрошибаемую секретность, он точно так же не выражал никакой готовности что-то уточнить или опровергнуть и вновь мямлил свое: «Ну, не совсем справедливо так думать. Все славно… Все идет отлично». Правда, среди его невнятицы все-таки проскользнуло одно замечание, указывающее на принципиальный момент: «Замечательная особенность Делавэра – он небольшой штат. Мы все мыслим одинаково». Вот почему все и оказалось возможным в этом маленьком штате – провинциально-общинное мышление, подразумевающее всяческое отсутствие инакомыслия.
Целью той июньской встречи, как говорил Хейворд, было «выслушать нью-йоркских банкиров, которые были друзьями помогавших нам делавэрских банкиров». Люди из Chase не скрывали своих намерений: «Было бы отлично, если бы вы разрешили своим банкам устанавливать рыночную ставку процента». Причем, банкиры хотели, чтобы новые правила были введены немедленно, в течение нескольких недель, задолго до намеченных на ноябрь 1980 года губернаторских выборов. Казалось, они требовали почти невозможного. Но далее произошло нечто исключительное. Последовавшие события подтверждены показаниями нескольких свидетелей, опубликованными в 1981 году проводившей журналистское расследование New York Times3, и освещены в официальной биографии Дюпона. Все в этой истории говорит об умении элит из мелких офшорных юрисдикций создавать и сохранять консенсус, отвечающий исключительно их собственным интересам.
Фрэнк Бионди, влиятельный юрист-демократ4, и Чак Уэлч, главный юрисконсульт Дюпона, отправились повидаться с Хейвордом, который вспоминает: «Они тогда сказали, что не пускают посторонних в комнатушку, где работают над новым законом. Все правильно. Если об идее законопроекта стало бы известно общественности, то кандидат в губернаторы от демократической партии, захолустный фермер по имени Билл Горди, вцепился бы в этот законопроект, а демократы в палате представителей и сенате конгресса США раздули бы грандиозную кампанию. Мы даже не успели бы приблизиться к своим доспехам, как бой уже считался бы проигранным». Дюпон пользовался популярностью, поэтому республиканцы не очень беспокоились о результатах выборов в штате; но если деятельность администрации губернатора вышла бы на свет божий, то это нарушило бы не только их покой: история могла дурно повлиять на кампании других кандидатов-республиканцев, в том числе Рональда Рейгана, выдвинутого в кандидаты на пост президента США.
Из воспоминаний Хейворда: «Горди, наш добрый старый Горди-свиновод, – он был одним из невоспетых героев всей той истории. К нему в Уилмингтон отправились Фрэнк [Бионди] и Чак Уэлч. Парни сделали ему свое предложение: “Билл, мы вовсе не собираемся от тебя что-то скрывать. Вот они – наши планы. Но мы здесь, чтобы просить тебя держать рот на замке и не создавать нам проблем”. Бил Горди согласился сразу, благослови его Господь». Подобным образом удалось заручиться молчанием всех демократических кругов в Делавэре. Но, как заметил Хейворд, купили не только демократов: «Поройтесь в библиотеке и почитайте News Journal – вы не найдете ни единого упоминания об этом деле в период выборов»5. Практически каждому, кто принадлежал к делавэрскому истеблишменту, было сделано похожее предложение. В числе прочих о нем знала парочка популистов из законодательного собрания штата, считавших ростовщичество угрозой для рядового потребителя. «В течение лета у нас в Делавэре перебывали, кажется, все крупные банкиры страны – но упоминания об этом вы нигде не найдете. Просто удивительно!» – рассказывает Гленн Кентон, еще один, не самый последний, участник истории. Именно он «слил» ключевые имена: генерального директора Citigroup Уолтера Ристона и президента Chase Manhattan Bank Тома Лабрека.