Людишки
Шрифт:
Погружаясь все глубже в пучину уныния и горечи, Кван вышагивал по узкой полоске палубы, сучил руками, теребил пятерней свою густую жесткую шевелюру и кусал нижнюю губу. В голове роились мысли о смерти, о той собачьей смерти, которой его предадут, об унизительной смерти от пули… После всего, что ему довелось пережить!
Услышав лязг отпираемой двери, Кван остановился. В каморку вошли все те же три бесстрастных и безучастных типа кавказской наружности. Их лица были лишены всякого выражения.
– Конвой прибыл, – сообщил один из них. – Пора отправляться.
Байковая сумка Квана валялась на койке. Кван взял ее и сказал этим троим:
– Знаете,
– Правда? – безразличным тоном отозвался один из офицеров. Потом оглядел каморку и спросил: – Вы тут ничего не забыли?
– Беда в том, – ответил Кван, – что у человечества не так уж много совести.
И последовал за своими конвоирами.
Что же творится? Я о Сьюзан Кэрриган. Она мне больше не нужна, но тем не менее я с ней. Я попытался разобраться в своих поступках, в причинах, побуждающих меня продолжать встречаться со Сьюзан, хотя предназначение свое она уже исполнила. И пришел вот к какому выводу: похоже, меня привлекает в Сьюзан ее безвредность.
Разумеется, я знаю о людях, которые рычат и кусаются, о людях, чьи жалкие подлые драки и войны и привели в конце концов к тому, что я получил свое нынешнее задание. Таких людей я знаю очень хорошо, вот почему Сьюзан все больше удивляет меня. Увидев людей своими глазами, я понял, почему Ему так надоели эти существа, но лишь по прошествии какого-то времени, когда я поближе познакомился с девушкой, мне стали ясны причины, по которым Он вообще создал их.
Разумеется, это ничего не меняет: Его воля все равно будет исполнена. Но, думается, пока люди еще существуют, мне следует составить более ясное представление о них, понаблюдать их и в худших, и в лучших проявлениях. В самом начале я плохо знал и плохо понимал людей. И вот благодаря Сьюзан увидел то, чего никак не ожидал.
Мы встречаемся три-четыре раза в неделю, ходим в кино, театры, обедаем вместе. Несколько вечеров я провел у нее дома, смотрел довольно занятные телепередачи. Сьюзан уже не предубеждена против меня, и я мог бы перевести наши отношения в иную, более греховную плоскость, но не сделал этого. (Строго говоря, я не читаю ее мысли, но умею определять общее направление их течения и уровень ее чувственности. И я уверен, что она вполне может принять мои ухаживания.) Мой опыт плотской близости ограничивается свиданием с Пэми – противным и чудовищным, но отнюдь не коротким. Человеческая любовь – именно та область, в которой реальность соприкасается с поверьями, в которой телесные и чувственные начала сообщают друг другу смысл и содержание. И вполне возможно, что мне лучше не расширять уже приобретенных познаний.
Общество Сьюзан мне приятно. Ее суждения, ее отклик на события столь схожи с моими собственными, что порой она разительно напоминает мне ангела. Разумеется, Сьюзан – не ангел. Она – человек, и, значит, я могу проводить с ней лишь ничтожно мало времени (даже меньше, чем проводил бы при обычных обстоятельствах). И все-таки я рад этим встречам, как бы скоротечны они ни были.
Но что это? Чем занимается Фрэнк Хилфен в Иллинойсе? Он опять попал в беду, причем совершенно самостоятельно, без моей помощи.
20
– Короче говоря, беспокоиться нечего, – сказал Джоуи.
Фрэнк не обратил на его слова ни малейшего внимания. Уж он-то знал, что повод для беспокойства найдется всегда. Вся его жизнь была сплошным беспокойством.
– Что
Джоуи, огромный тяжелый увалень, от которого постоянно несло томатным соусом, числился водителем грузовика на базе ВВС «Скотт-Филд», расположенной в нескольких милях от Восточного Сент-Луиса, однако основным его занятием была силовая поддержка местных заправил уголовного мира. Джоуи не входил в организацию, не был настоящим громилой, его вызывали лишь время от времени в тех случаях, когда требовалось переломать кому-нибудь кости или устроить небольшую демонстрацию мощи на улицах. В промежутках Джоуи пробавлялся квартирными кражами, точь-в-точь как Фрэнк, за тем лишь исключением, что последний терпеть не мог насилия.
При обычных обстоятельствах Фрэнк нипочем не стал бы связываться с таким человеком, как Джоуи. Люди, считающие насилие чем-то вроде средства набить себе цену, всегда пугали Фрэнка, поскольку он не верил, что жестокость можно удержать в узде; она могла в любое мгновение вырваться наружу, словно блевотина изо рта пьяницы.
Но Фрэнк торчал в этом городишке уже несколько недель, денег хватало лишь на прокорм и жилье, и теперь настало время совершить что-нибудь более серьезное. Он познакомился с Джоуп в баре «У Майндла», что в полутора кварталах от жалкой меблирашки, в которой обитал Фрэнк. Джоуи пару раз давал Фрэнку понять, что не прочь взять его в дело, однако тот неизменно прикидывался тупицей, делая вид, будто не понимает намеков. Но что поделаешь – он застрял в этом городишке надолго. Ну и названьице! Восточный Сент-Луис! Господи Боже мой!
– Что ты задумал? – спросил Фрэнк.
Они сидели в дальней кабинке заведения. Было три часа пополудни, кроме них, в баре торчали несколько завсегдатаев, Ральф возился у стойки, а за мутными окнами проносились автомобили. Джоуи был настолько увлечен пришедшей ему в голову идеей, что решил угостить Фрэнка пивом. Он подался вперед, ухватил кружку толстыми пальцами обеих рук и чуть слышно прошептал, изрыгая сосисочный дух, смешанный с вонью кетчупа, и едва шевеля толстыми губами:
– Ограбление курьера.
Фрэнк не смог толком расслышать этот призрачный шепот и переспросил, приставив к щеке левую ладонь, чтобы его не услышал ни один посетитель бара, кроме Джоуи:
– Какого курьера?
Губы Джоуи шевельнулись.
– Ганолезе, – шепнул он на ухо Фрэнку.
Фрэнк уронил руку на стол и удивленно воззрился на собеседника.
– Ты что, с ума сошел?
Лео Ганолезе был одним из могущественнейших людей в этой части страны, а может быть, и самым могущественным. Он не вмешивался в торговлю наркотиками и проституцию, оставаясь верным своему призванию. А призванием его вот уже сорок лет были азартные игры, и Лео намеревался продолжать эту деятельность до конца своих дней. Он безраздельно властвовал в Миссури и юго-восточных районах Иллинойса, а положение Лео было столь прочным, что на него не рыпались даже фэбээровцы.
На всем свете не нашлось бы психа, пожелавшего покуситься на добычу Лео Ганолезе.
– Забудь об этом, – посоветовал Фрэнк Джоуи. – Уже одно то, что я сижу здесь с тобой, величайшая глупость с моей стороны.
– Не спеши, – отозвался Джоуи все тем же еле слышным шепотом. – Я все рассчитал. Выслушай меня.
В конце концов Джоуи заплатил за выпивку, поэтому Фрэнк решил его выслушать. Когда пиво кончится, он встанет и уйдет, но ни за какие коврижки не станет связываться с этим самоубийцей.