Людовик XIV
Шрифт:
Власть короля должна считаться с тем, что Монтескье в следующем веке назовет «посредствующими корпорациями». Правда, президент Монтескье будет иметь в виду корпорации парламентского типа — официальные учреждения, которым придается определенная структура, смягчающая монархию, превращающая ее на деле в смешанный режим правления. Такие учреждения не могли бы заставить считаться с собой ни в 1661, ни в 1715 году. Остается множество королевских, провинциальных, профессиональных корпораций и обычных корпораций, с которыми, желая того или нет, монархия вынуждена считаться. Все, или почти все, во Франции построено по принципу корпорации в широком смысле слова{260}. Есть корпорации ученых (университеты, академии), корпорации торговцев, сообщества художеств и ремесел, коммерческие и финансовые общества, торговые палаты. Существуют корпорации, общества и коллегии высших королевских чиновников и низших должностных лиц судебного ведомства: адвокатский корпус — это серьезная организация, судейское сословие — уважаемый старинный институт, которому покровительствует магистратура парламента.
Средний француз больше интересуется
Различные корпорации — при условии, если их соединить, — составляют корпорацию самого королевства, это характерное их свойство. Пересмотр привилегий одной группы вызывает неудовольствие соседних привилегированных групп. Малейшее произвольное решение по отношению к какой-то корпорации спровоцировало бы возмущение почти всех других: они удивительно солидарны. Монархия это чувствует или угадывает, даже если у нее нет общего представления об их солидарности. Эти корпоративные группировки XVII века играют роль посредника, оберегающего и постоянно защищающего личность от высшей власти. Корпорации способны, без всякого сомнения, противостоять королевской власти. На деле им не предоставляется такого случая и, следовательно, не надо открыто выступать в качестве защитников своих больших или малых прав. Само их существование тем не менее является механизмом, сдерживающим монархию.
Корпорации — это видимые передатчики общественного мнения. Их разбросанность по всей стране способствует очень быстрому распространению информации среди самых разных слоев населения. Новые провинции — это те области, где открыто высказывается общественное мнение, и Людовику XIV необходимо с ним считаться. Война еще не закончена, баталии продолжаются, а власть уже старается бережно обращаться с оккупированной страной. В 1674 году об этом свидетельствуют статьи договора о капитуляции Безансона: в течение 27-ми дней город сопротивляется королю, крепость все еще держится, но Франция уже обещает безансонцам сохранить их дорогие привилегии. Ни с милицией, ни с волонтерами не будут обращаться как с пленниками. Ни один житель не будет использован для взятия крепости. Оружие безансонцев не будет конфисковано. Тарифы на соль не будут изменены. Все привилегии, освобождения от налогов, все исключительные права групп — архиепископа, капитула, духовенства, судейского ведомства (городская корпорация), дворян, народа — признаются и подтверждаются{102}. Людовик XIV не дожидался мира и даже окончания своих завоеваний, чтобы начать проводить политику обольщения общественного мнения. Примером тому может служить Франш-Конте, где король не навязывает провинции — ни тотчас же, ни с помощью грубой силы — систему платных должностей французского типа: он будет ждать почти двадцать лет и введет здесь за них более низкую плату [32] .
32
Есть и другие вещи, которые ограничивают авторитарную власть: в такой большой стране, как Франция, это расстояние: оно защищает отдаленно живущих подданных, а затем пассивность местной администрации и конфликты между юрисдикциями.
Абсолютный монарх в королевстве Франции не является, следовательно, ни тираном, ни деспотом. Вот почему некоторые авторы предложили, чтобы положить конец многим кривотолкам, заменить название «абсолютная монархия» на «административная монархия». Нельзя сказать, что этот режим был сверхадминистративным, но, пожалуй, полезно показать, что монархия Людовика XIV, которую бесконечно отождествляют с государством и интересами государства, со служением и общественными интересами, на самом деле регулируется этой самой администрацией. При Людовике XVI аббат де Вери, знаменитый политик, найдет более удачное название, окрестив французский режим умеренной монархией{290}.
Глава VIII.
ВРЕМЯ РЕФОРМ
Финансы в королевстве должны быть в порядке. Это главное.
Мне не важно, что у Кольбера были широкие сдвинутые брови, грубые, словно рубленные топором черты лица, неприступно-холодный вид… Я смотрю на то, что этот человек сделал существенного, а не на то, как он носил брыжи, не на его (по выражению короля) буржуазный облик, который так и не изменился за долгие годы жизни при дворе, а на то, за что ему будут благодарны будущие поколения.
Ни одному королю никогда так не служили; у него были великие министры, которые заботились лишь о его славе и о выгоде его оффисье; они трудились не покладая рук, не зная ни покоя, ни отдыха.
Именно сановники короля, и никто иной, помогли Людовику XIV превратить абсолютную монархию в монархию административную и, следовательно, умеренную.
Опираясь на его доверие и поддержку монарха, они уже в самом начале личного правления Людовика XIV создали все предпосылки для динамичного развития Франции, которым восхищались в течение двух веков главы европейских государств. Во время голландской войны на устах у всех были имена самых выдающихся сподвижников Его Величества: Кольбера и Лувуа. «Король, — пишет маркиз де Сен-Морис, — одинаково высоко ценит обоих этих министров; каждый из них, трудясь в своей области, пользуется большим доверием»{93}. Но за десять лет до этого высказывания никто не стал бы оспаривать пальму первенства у Кольбера. Он друг короля, которого монарх поселил рядом с собой и с которым постоянно общался и советовался; великий знаток в вопросах экономики, налоговой политики и бюджета, а также флота, полиции, изящных искусств, хранитель политических и личных тайн Мазарини; почитатель и сознательный подражатель кардинала де Ришелье; Кольбер -г настоящий кладезь талантов. По его облику и манере говорить видно было, что этот умнейший специалист на самом деле стоил десятка мудрецов.
Два абсолютно противоположных образа этой личности проявятся — как это обычно случается с великими людьми — после его кончины, в 1683 году. «Чернь его так ненавидела, — пишет Мадам, — что готова была растерзать»;{87} это доказывает, что покойный не только внес ясность в финансы, но и, заботясь о хозяине, взял на себя роль козла отпущения при проведении налоговой политики». А вот противоположное мнение («Новый хронологический справочник»): «Блеск и процветание этого царствования, величие монарха, благоденствие народов будут всегда связаны с величайшим министром Франции»{25}.
За всю свою жизнь, после смерти Фуке, Кольбер не имел ни одного открытого врага, за исключением Лувуа, его соперника по борьбе за власть. Тот, кто ненавидит Кольбера, делает это молча, держась от него на почтительном расстоянии. Король терпит непомерную серьезность своего министра, отсутствие у него чувства юмора и беспрестанные его предостережения, похожие на завуалированные упреки; Людовику XIII приходилось приблизительно так же приноравливаться к своему кардиналу. Двор, Париж, все королевство трепетали перед Кольбером. Его холодность этому способствовала: Кольбер в письмах мадам де Севинье фигурирует под кодовым названием «Север». Он так влиятелен, что может все. Каждый пытается подойти поближе к этой ледяной глыбе, но так, чтобы, не дай Бог, она не раздавила, а прикрыла бы слегка, оказывая свое могучее покровительство. Наибольшую робость чаще всего проявляют вельможи. Герцог де Бофор, двоюродный брат короля, внук Генриха IV, командующий французским флотом, пишет 5 июня 1669 года этому министру — выходцу из разночинцев: «Честь быть в милости у Вас мне более желательна, чем когда бы то ни было, особенно сейчас, когда я оказался в этом чрезвычайно затруднительном положении»{111}. А герцог де Ларошфуко, горделивый фрондер, кончает свое письмо Кольберу совершенно невообразимой формулой вежливости: «Мне очень стыдно, милостивый государь, что я не могу выразить Вам свою благодарность иначе, как высказав свое искреннее восхищение, которое Вам явно ни к чему; я буду стараться всеми силами доказать Вам мою признательность, и каждый раз, когда мне предоставится случай быть полезным Вам, я им воспользуюсь, чтобы уверить Вас, что я жажду заслужить Ваше расположение и что чувствую себя Вашим покорнейшим и смиреннейшим слугой»{52}.
Кольбер, министр на все руки
Исключительной личности — исключительная карьера. В то время как титулы и функции государственного министра обычно венчают карьеру (некоторые весьма одаренные государственные секретари ожидали такой привилегии долгие годы, а Жером де Поншартрен ее так и не дождался), Кольбер шел к власти не таким путем, как другие; его приход к власти казался странным, на первый взгляд алогичным, но он определялся нуждами правительства и волей короля. Он лишь интендант финансов с 8 марта, как вдруг в сентябре 1661 года устранение Фуке дает возможность этому интенданту стать государственным министром. Вторая реформа совета превращает его должность интенданта (хотя название остается прежним) в должность генерального директора. Кстати сказать, с 15 сентября Кольбер становится в этом качестве главным докладчиком в королевском совете. Почти в это же самое время Людовик XIV поручает ему управление административно-хозяйственной службой во флоте, не создавая для этого никакого официального ведомства. В 1663 году он выполняет функции суперинтенданта в строительном ведомстве короля, 2 января 1664 года назначается штатным суперинтендантом. В сентябре 1664 года он получает новую ответственную должность (временную, правда) главного докладчика совета торговли; которая добавляется к предыдущим. В декабре 1665 года Кольберу поручают выполнение функций генерального контролера финансов. В феврале 1669 года он завладевает второй должностью государственного секретаря (должностью Генего, функции которого он уже частично выполнял, так же как он часто заменял канцлера Сегье, малопригодного к службе), которая давала ему возможность управлять Парижем, королевским домом и делами духовенства. Следом за этим постановление от 7 марта выводит его из-под официальной опеки господина де Лионна и присоединяет к его должности государственного секретаря управление флотом, внутренней и внешней торговлей, консульствами и индийскими компаниями{227}. В одном из словарей можно прочитать следующее, слегка утрированное резюме о его деятельности: «Он ведал всем, за исключением иностранных дел и войны, и своей деятельностью наложил отпечаток на весь период правления Людовика XIV».
Разве король не рисковал, сосредоточивая столько власти в руках одного человека? Не проявлял ли он в этом деле некоторой непоследовательности? Людовик XIV постепенно ограничивал власть канцлера, упразднил должность суперинтенданта финансов, ясно выразил свое желание не назначать больше никого премьер-министром. Итак, Кольбер, занимающий столько ответственнейших должностей, — можно было даже подумать, что он в какой-то степени сковывает абсолютную власть монарха, — казался на пороге 1669 года таким же неприкосновенным, как Ришелье, и не менее влиятельным, чем Мазарини.