Людовик XIV
Шрифт:
За двадцать шесть лет до «Мнимого больного» мы могли услышать знаменитое предписание:
Clysterium donare,
Postea seignare,
Ensuita purgare (дать клистир, потом пустить кровь, затем очистить!).
Но у каждого времени свои пристрастия, и веносекция не была, может быть, такой уж абсурдной в те времена, когда сильные мира сего ели слишком много мяса с приправами и крупной дичи. Впрочем, если Валло в своем рассказе делает главный упор на безошибочность своего клинического лечения в целом, он говорит так, как будто хочет донести до нас эти сведения о больном и о его близких:
«Король доказал во время этой тяжелой и опасной болезни, что можно было возлагать большие надежды на его огромное мужество, так как в возрасте 10 лет (sic — так)
Об Анне Австрийской тоже написаны хвалебные слова. «Мужество королевы, — заверяет Антуан Валло, — было восхитительным в этом случае, и ее забота и беспокойство превзошли все ожидания: дни и ночи она не отходила от короля, измученная бессонницей и переживаниями, слегла в горячке, которая, слава Богу, не была продолжительной».
Чтобы триада была совершенной, кардинал тоже получает свою долю похвалы. «Его Преосвященство испытывал сильное беспокойство, видя, что король находится в таком тяжелом состоянии, представляющем крайнюю опасность для его жизни; и, несмотря на всю тяжесть переживания, он не переставая четко вел самые неотложные дела государства»{108}.
Некоторые из этих приказов, благоприятные для внешней политики, неосторожные, если рассматривать их со стороны системы налогообложения, содержали в своем зародыше Фронду,
Глава III.
ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА
Много бед влечет за собой гражданская война.
Гражданские войны разрушают государство.
Во время гражданских войн все в беспорядке, народ живет в разрухе. Меньшинства раздираемы множеством разногласий.
Вести войну против своего короля и своего властелина всегда достойно сожаления.
«С самого детства, — напишет Людовик XIV для своего сына, — одно лишь упоминание в моем присутствии о “ленивых королях” и майордомах, управляющих их личными делами, производило на меня тягостное впечатление. Но надо себе представить положение дел: ужасные волнения во всем королевстве до и после моего совершеннолетия; [16] война с иностранным государством, когда эти домашние распри лишили Францию множества преимуществ; принц крови, носящий великое имя, стоит во главе врагов; много интриг в государстве; парламенты узурпировали власть и, войдя во вкус, продолжают ее удерживать; при моем дворе очень мало людей надежных и бескорыстных, и поэтому мои подданные, с виду очень покорные, меня также заботят и вызывают у меня те же опасения, что и самые непокорные»{63}. А эти «ужасные волнения» (ничего не преувеличено) разражаются всего через пять лет после начала регентства, когда Людовику XIV нет еще десяти лет и его совершеннолетие в соответствии с законом не может быть провозглашено до 1651 года! Можно ли вообразить испытание, вызванное таким политическим кризисом, да еще в таком раннем возрасте? Конечно, «в душах, рано пробудившихся, мужество не измеряется количеством прожитых лет» [17] . Корнель это написал в 1636 году («в год взятия Корби»), в другой ужасный момент для короля и королевства. Но подобное нагромождение опасностей и такой страшный взрыв, как Фронда, трудно было предсказать в 1648 году. Даже опытному взрослому человеку, даже одному из главных представителей нации.
16
Это совершеннолетие было провозглашено в Парламенте 7 сентября 1651 года.
17
(«Сид»).
До конца 1647 года, как рассказывает нам маршал д'Эстре, «казалось, что дух кардинала де Ришелье, который управлял так властно всеми делами, продолжал жить как в делах военных, так и дворцовых. Но в 1648 году было все иначе; здесь мы сможем наблюдать такие большие изменения и революции, что всякий, кто знал, как прошли пять лет регентства королевы, сможет лишь удивляться такому быстрому изменению обстановки, возникновению смуты и беспорядков, которые длились до конца 1652 года»{34}. И не случайно маршал упомянул здесь имя Ришелье; и он абсолютно прав, подчеркивая глубокую преемственность, существовавшую между двумя кардинальскими правлениями. В конце концов, этого может быть достаточно, чтобы объяснить Фронду.
От одного кардинала — другому
Открытие Мазарини кардиналом Ришелье осталось бы одной из самых курьезных тайн нашей истории, истории Франции, если бы мы придерживались упрощенного портрета одноликого Ришелье, резкого и упрямого. На самом деле он был способен предаваться мечтам (политическим, экономическим, мореходным и колониальным), умел писать стихи (даже если его причудливые любовные трагедии далеки от совершенства) и при всем этом был больше похож на Мазарини, чем можно было судить по внешним признакам. Широта его взглядов, присущие ему достоинства и недостатки, дополняющие друг друга и противоречащие друг другу, его скрытая, но глубокая интуиция объясняют, как министр Людовика XIII увидел гениальность того, кто ему будет наследовать.
И наоборот, всем известный трафаретный образ Мазарини слишком скрывает от нас то, что он имел общего с Ришелье. Не говоря уже о шутовских сценках из «Двадцати лет спустя» и «Виконта де Бражелона», где Дюма соперничает с авторами памфлетов на Мазарини, сегодня достоверно известно, что Рец, обманув легковерное потомство, причинил своими писаниями такое же зло Мазарини, какое причинит герцог де Сен-Симон Людовику XIV{171}. А если провести аналогию между обоими министрами, их политической ориентацией, лояльностью, патриотизмом (да-да, слово подходит даже иммигранту Мазарини!), видно сходство одного и другого. Это сходство обнаружили и изобличили противники кардинала еще в сентябре 1643 года. Сатирическое рондо «Перевоплотившийся Ришелье» начиналось так:
Не умер он, а лишь помолодел,
Наш кардинал, кого весь мир презрел{157}.
Можно вообразить чувства оппозиционеров, которые в течение пяти лет с интересом наблюдали эту странную мимикрию, однако никто так хорошо не описал это явление, как автор «Нового краткого хронологического курса истории Франции» в XVIII веке{258}. Он обрисовывает достаточно кратко, вместе с тем оттеняя каждую черту самобытного характера и гениальности обоих министров: «Кардинал Ришелье был более значительным, разносторонним, менее осторожным; кардинал Мазарини был более ловким, умеренным и последовательным; первого ненавидели, над вторым смеялись, но оба были хозяевами государства»{258}.
Только не надо противопоставлять Ришелье-военачальника Мазарини-дипломату. Один и другой (Мазарини, правда, до назначения его кардиналом) подставляли себя под мушкетные пули и пушечные ядра. Если восемнадцатилетняя власть Ришелье (1624–1642) ознаменовалась двенадцатью годами войны, то из восемнадцати лет министерского управления Мазарини (1643–1661) не менее шестнадцати уйдет на годы войны. Эти цифры, впрочем, мы не должны забывать, если хотим вынести справедливое суждение о личном правлении королевством Людовика XIV. Во-первых, все эти войны объясняют, почему в 1661 году его второе «пришествие» будет встречено с таким облегчением; и, во-вторых, по сравнению с кардинальскими правлениями, правление Людовика Великого не покажется подданным королевства чрезмерно воинственным!