Люфтваффельники
Шрифт:
Соблазн — великий искуситель. В руку Олеся приятно и удобно лег вороненый пистолет. И так захотелось с кем-нибудь поделиться своей неожиданной находкой, что Олесь, минуя дневального на тумбочке, который в этот самый момент, докладывал полковнику Пупкину по телефону о планомерной выдаче оружия и боеприпасов, беспрепятственно вышел из «оружейки».
Первого, кого он увидел, был Виктора Копыто, идущий по коридору за своим многострадальным автоматом. До Виктора было метров 12–14, где-то так. Большой и восторженный ребенок Потыну, переполняемый положительными эмоциями, непроизвольно протянул руку с пистолетом навстречу своему главному поставщику новых анекдотов
— Га! Вы-тёк! Ды-высь, шо я маю!
Витя Копыто тоже искренне удивился, увидев пистолет. Сделав еще шаг навстречу Олесю, он протянул свои длинные нескладные ручонки и, открыв рот, начал говорить.
— Да. .
Он, очевидно, хотел сказать: «Дай!», а может: «Дай, мне!» Неважно, на букве «А», когда рот Виктора был максимально открыт, неожиданно прогремел выстрел.
В наступившей, сразу после выстрела, звенящей тишине, в легком и сладковатом облачке пороха, раздался шум падающего тела, а затем мелодичный звон подпрыгивающей на полу стреляной гильзы. Кости и мослы Виктора Копыто с грохотом, распластались на идеально натертом полу казарменного коридора.
Олесь озадаченно крутил в руках дымящийся пистолет. Он, то заглядывал в ствол, то наводил его на очевидцев происходящего, как бы приглашая всех ребят поучаствовать в процессе исследования внутреннего содержимого ствола пистолета. Всем своим растерянным видом, Олесь Потыну призывал очевидцев в свидетели, что он, здесь ни причем, а дурная железяка выстрелила сама, без его непосредственного участия.
Из канцелярии прибежал взъерошенный и заспанный Нахрен, прибежал прямо в носках и в галифе. Увидев лежащего на полу бездыханного курсанта Копыто, ротный страшно выпучил безумные глаза и бросился к Потыну, отбирать пистолет. Перепуганный Олесь, сначала тупо тянул ПМ на себя, очевидно не желая расставаться с такой занятной штукенцией, но после 3-4-х минут молчаливого пыхтения и сопения, сопровождавших это импровизированное «перетягивание каната», Потыну, наконец, разжал пальцы и пистолет перешел в руки законного хозяина.
Ротный прямо так, в носках и с пистолетом в руке, нервно метался по коридору. Было видно, что от отчаяния, он не знает, что делать. У курсанта Потыну тем временем подкосились ноги, и он медленно осел на пол. В его мозгу начинался процесс неторопливого осознания случившегося события и его непосредственная роль в данной ситуации.
Все курсанты в казарме находились в подавленном состоянии глубокого столбняка. Вид неподвижно лежащего на полу товарища, погибшего на наших глазах, парализовал всех и каждого. Так близко, смерть еще никто, из нас, не видел. В роте повисла гнетущая тишина.
Но БОГ, Витю любил! Неожиданно тело Копыто зашевелилось. Витя открыл глаза и сел. Он поднес руку к левой щеке, прикоснулся к ней и немного скривившись, сразу отдернул. Мы увидели немного крови на его пальцах.
Тем временем, Витя энергично поклацал зубами, поплямкал языком, повертел головой, с удивлением оглядывая, замерших сослуживцев, которые смотрели на него, как на ожившее приведение. Копыто еще раз осторожно покрутил головой, послушал, как легонько щелкнули его шейные позвонки, бодренько вскочил на ноги. Все, изумленные очевидцы происходящего, сразу же бросились к нему.
Факт остается фактом, но произошло очередное чудо. Где-то наверху, в небесной канцелярии, посчитали, что такой замечательный пацан, как Витя, рановато собрался переезжать в мир иной — не по графику, без предварительной заявки и согласования. Не готовы в этом загробном мире, к такому счастью. Не выдержит их
То, что Витя отклячил свою нижнюю челюсть и широко раззявил рот, спасло ему жизнь. Удивительно, но пуля вошла исключительно точно, в его раскрытый рот, аккуратно, почти ювелирно, не задев ни губы, ни зубы, ни язык. Так как Витя находился к Олесю немного под углом, то и вышла летящая пуля точно через середину его левой щеки, оставив небольшую сквозную ранку, с чуть-чуть рваными краешками, которая даже почти не кровоточила. Непостижимо! Чудо! Фантастика!
В расположение роты скоропостижно прибыли мрачный Пиночет, дежурный по училищу полковник Пупкин и добродушный на вид, вечно улыбающийся майор-«особняк». Всех очевидцев данного происшествия загнали в ленинскую комнату, где мы дружно строчили рапорта, о степени своего участия, или неучастия, в данных событиях.
Пиночет в коридоре жестоко порол Нахрена. Он нисколько не ограничивал себя в использовании крепких выражений из богатого арсенала великого и могучего русского языка, из обширного раздела его нелитературной и непечатной составляющей. Через неплотно закрытую дверь, было видно, как Вова Нахрен разводит руки в разные стороны и, оправдываясь, сильно хлопает ими по своим ляжкам. Создавалось впечатление, что он собирается взлететь. Взъерошенный Петя-петушок, очень похоже! Смешно, но не до шуток!
В роту прибыл начальник медслужбы училища и фельдшер с чемоданом лекарств. Они долго, недоуменно и растерянно осматривали Витю Копыто, не веря своим глазам и рассказам очевидцев о том, при каких обстоятельствах было получено данное ранение. В это время, неунывающий мудак Витя (иначе не скажешь), развлекался тем, что набирал полные легкие воздуха, и плотно сомкнув губы и раздувая щеки, выпускал этот самый воздух через аккуратную дырочку в левой щеке. Болевых ощущений или какого-либо дискомфорта, он не испытывал, а пошалить хотелось, даже сейчас. Настроение его было замечательное, претензий к Олесю он не имел, а брать в голову негатив, Витя не имел привычки. Единственное, что его беспокоило: «Не будет ли через это отверстие вываливаться пища, и вытекать компот?» Идиот!
Обескураженные медики забрали Виктора в медсанчасть, где ему наложили один-единственный стежок хирургического шва на щеку, смазали зеленкой, воткнули под лопатку укол от столбняка и оставили на амбулаторное лечение.
Внимательно изучив наши письменные и устные показания, назначив замены в состав наряда раненому Копыто и неожиданно виртуозному снайперу Потыну, нас отправили на развод караула, строго предупредив держать язык за зубами, до момента окончания служебного разбирательства.
Сутки караула прошли в общей нервозности и в пугающем неведении. Все переживали за Олеся Потыну. Мы уже знали, что Виктор жив и здоров, и через 5–6 дней, когда шов окончательно затянется, его вернут к нам. А вот судьба и ближайшее будущее молдаванского боевика-террориста Олеся была очень туманна. То, что его не посадили на училищную гауптвахту и не передали для ареста в заботливые руки военной комендатуры для задушевных бесед с прокурором, наводило на различные мысли. Чаще, невеселые.