Мадлен. Пропавшая дочь. Исповедь матери, обвиненной в похищении собственного ребенка
Шрифт:
К окончательному решению выпустить эту книгу нас подтолкнула постоянная необходимость финансировать поиски Мадлен. До тех пор, пока она не найдена, только мы отвечаем за то, чтобы поиски продолжались, поскольку уже ни одна правоохранительная организация не ищет ее активно. Расследование и проводимые нами кампании требуют денежных вливаний, что должны обеспечивать мы. Для меня все еще непросто заглядывать в будущее. Каждый день я просыпаюсь с надеждой на то, что сегодня Мадлен найдется. Но после четырех тягостных лет без моей любимой дочери мне скрепя сердце приходится признать, что наши поиски могут растянуться еще на недели, месяцы,
Еще мы надеемся, что эта книга сможет помочь расследованию. Может быть, благодаря ей кто-то, обладающий важной для нас информацией (кто, возможно, об этом и не догадывается), поделится нею с нашей командой. У кого-то должен быть главный недостающий кусочек мозаики. Косвенно это может помочь нашему поиску уже тем, что переубедит тех, кто по каким-то причинам считает, будто Мадлен нет в живых или что дальнейшие поиски бессмысленны. Мы верим, что эта книга развеет мифы, которыми обросло похищение. Как станет ясно из повествования, хоть нам до сих пор неизвестна судьба Мадлен, нет никаких оснований полагать, что она могла серьезно пострадать.
Написание этой книги отняло у нас много времени и причинило много боли, а несколько облегчило наш труд то, что с конца мая 2007 года я веду дневник. Это была не моя идея. Завести дневник мне посоветовал человек, с которым я познакомилась в то время на одной из бесчисленных встреч со специалистами, помогавшими нам справиться с психологическим кризисом, да и вообще с кризисом всей нашей жизни. За этот совет я перед ним в неоплатном долгу. Первоначально это воспринималось как хороший способ сохранить для Мадлен то, что происходило в те дни, когда ее не было с нами, но со временем необходимость вести ежедневные записи стала для меня отдушиной, успокоительным лекарством. Дневнику я доверяла свои мысли и переживания. На страницах дневника я могла высказать то, что не решалась произнести во всеуслышание. А еще это была возможность общаться с Мадлен.
Кроме того, мои записи пригодились позже, когда нам с Джерри пришлось отвечать на вопросы, где мы находились и чем занимались в тот или иной момент. Теперь же он еще раз сослужил службу, поскольку именно на нем основана большая часть этой книги. Дневник помог мне воскресить в памяти самые сокровенные мысли, которые посещали меня в то время, когда мое сердце переполняло отчаяние, и именно благодаря ему я спустя четыре года имею возможность столь точно указывать время, когда происходили те или иные события.
Далее следует повествование очень личного характера, и я не извиняюсь за это. После 3 мая 2007 года наверняка произошло много такого, о чем мы не знаем и, быть может, никогда не узнаем. Обо всех, кто имеет отношение к этой истории, я написала настолько правдиво, насколько это было возможно. Поскольку наше расследование продолжается, а также по юридическим причинам некоторые высказывания и эпизоды не могут быть упомянуты до тех пор, пока Мадлен не будет найдена. Надеюсь, читатели это поймут и не станут строго судить мой рассказ.
Я благодарю вас за то, что вы купили и читаете эту книгу. Этим вы помогаете вести поиски нашей дочери.
1
ДЖЕРРИ
До 3 мая 2007 года я была Кейт Хили, врачом-терапевтом,
Для меня все началось в Ливерпуле, где я родилась в 1968 году, в первый день одиннадцатинедельной забастовки водителей автобусов, если верить моей матери. Родители мои тоже родились и выросли в Ливерпуле, хотя семья отца родом из Ирландии, а мать моей матери родилась в графстве Дарем. Отец мой, Брайан Хили, был столяром и работал в судостроительной компании «Кэммел Лэрд». Моя мама, Сьюзен, пока я была маленькой, овладела профессией учителя — что наверняка было совсем непросто, — но в конце концов поступила на государственную службу. Я была единственным ребенком в семье, что многим дает повод считать (и совершенно напрасно), будто я росла избалованной или замкнутой в себе. Это не так. Конечно же, не было такого, чтобы мне не хватало еды, одежды или родительской любви. Но что касается материальной стороны жизни, я не была испорчена. И хотя я была немного застенчивой девочкой, не помню, чтобы когда-нибудь страдала от одиночества.
Пока мне не исполнилось пять лет, мой мир ограничивался нашим домом в Хайтоне, восточном районе города. В этом же доме жили еще несколько больших семей, и мои самые ранние воспоминания — это игры во дворе с соседскими детьми. Когда мы уехали из Хайтона, я часто приезжала туда, чтобы играть с друзьями в камушки или классики. Наверняка местным обитателям наши игры доставляли куда меньше удовольствия, чем нам, поэтому, если кто-нибудь еще помнит наши шумные проказы, я прошу у них прощения. Лучше поздно, чем никогда.
Через пару лет после того, как умерла моя бабушка по материнской линии, не дожив до шестидесяти лет, мы переехали к моему деду в район Энфилд. Он тогда уже был на пенсии, но до этого работал управляющим в фирме, занимающейся импортом орехов и сушеных фруктов. Что касается бухгалтерии, здесь он не знал себе равных, но, как многие мужчины его поколения, совершенно ничего не смыслил ни в ведении домашнего хозяйства, ни в кулинарии, поэтому без моей бабушки ему приходилось туго. Однако я помню его всегда аккуратно одетым, а еще помню, что он каждый день ходил в церковь в белой рубашке, при галстуке и в жилете. Я тоже регулярно посещала церковь. Меня крестили и воспитали в католической вере. Училась я в католической школе и по воскресеньям посещала мессу. Так было заведено, я к этому привыкла и не имела желания что-либо менять.
Таким образом, католичество и вера в Бога стали частью фундамента моей жизни, и их я под сомнение не ставила. По крайней мере, всерьез. Да, были минуты, когда я пыталась спокойно осмыслить главное в жизни (Бог, мироздание, мое собственное существование), но, по большому счету, меня вполне удовлетворяло то, во что я верила, и то, что мне говорили люди, мнение которых было мне небезразлично. Однако я не размышляла о вере ежедневно. В моей жизни были периоды, когда церковь отходила на задний план, особенно когда я училась в университете, но она всегда была где-то рядом — источник уверенности в себе, к которому я могла припасть в трудную минуту, ища поддержку.