Маг-целитель
Шрифт:
— Что случилось? — встревоженно спросил я, и все остальные заботы сразу отступили.
— Что-то теплое и пушистое потерлось о мое бедро!
— Только не пытайся ударить, если не видишь, кто это!
Мне казалось, я догадываюсь, кто это.
А потом я услышал, как кто-то тоненько причмокнул языком в темном стенном проеме.
Я замер и шепотом сказал:
— Тихо все! — и громко спросил: — Кто здесь?
В нише опять прищелкнули языком, на этот раз зловеще. У меня на затылке волосы встали дыбом.
— Предупреждаю:
В нише молчали. А потом из темноты послышался шелестящий голос:
— Так ты победил королеву?
— Не совсем, — ответил я. — Но, похоже, здорово ей навредил.
— Общие слова, — отозвался некто из ниши. — Ты мне скажи, она унижена или нет?
— Пожалуй, да. Она в растерянности и с трудом управляется с делами. Но вот что чувствую я — это совсем другое дело! Ты скажешь мне, кто ты такой, или мне придется заставить тебя сделать это?
Всю мою усталость вдруг как рукой сняло. Я встал с пола и шагнул туда, откуда доносился голос.
В темноте что-то зашуршало, и кто-то прошипел:
— Берегись! А не то мои зверюшки покусают тебя!
«Зверюшки» было произнесено таким тоном, что я застыл как вкопанный, наплевав на падение собственного престижа.
— Вот что! Нам сюда нужен свет!
— Нет! — испуганно вскрикнули в нише, но я запел:
Светить всегда, светить везде, до дней последних донца.Темницу надо осветить, а с ней — и незнакомца!Во мраке вспыхнул факел, и я увидел жирного лысого мужчину с морщинистым лицом, лишенным подбородка. Видимо, он давно жил в темноте: кожа у него была сухая и бледная-пребледная. Одет он был в засаленные лохмотья, в которых с трудом угадывались некогда дорогие одежды. Мужчина отворачивался от света, обнажая длинные желтые зубы. Вместе с ним от света пятилось с полдюжины жирнющих крыс. Они скалились, показывая громадные резцы. Парочка крыс спряталась к хозяину под одежду.
У меня пересохло во рту. Я сглотнул слюну, прокашлялся и сказал:
— Странная у вас компашка, вам не кажется?
— А кого тут еще сыщешь? — огрызнулся лысый. — И к тому же они поприятнее многих моих знакомых.
Ага! Это надо воспринять как сигнал. Я взял себя в руки и поинтересовался:
— Люди вас обидели?
— Я тут один, обиженный. Говори мне «ты». Да, обидели, все до одного! Другое дело, что имели право — это да, потому что я людям много зла сделал. Так что все правильно, а?
— Нет, — прохрипел Жильбер.
— Да, — возразил Фриссон. — Все так и есть, но так быть не должно.
— Должно не должно, — проворчал жирный мужчина. — Плевать я хотел на эти ваши «должно»! Мне подавай то, что есть, а не то, что «должно быть»!
— Вы
— Да! В этом есть хоть какая-то честность! А эти ваши «должно быть» — это все лицемерие!
— Нет, не лицемерие, если мечтать о лучшей жизни, — мягко урезонил незнакомца Фриссон.
— Да если бы все вели себя так, как «должны», пойми, мир очень скоро стал бы лучше, — добавил Жильбер.
— Вот только эти твои «все» ни за какие коврижки этого не сделают. Нет, я буду держаться за то, что есть, и все тут!
— Еще бы! — с деланным спокойствием проговорил я. — Вам и так хорошо.
Незнакомец одарил меня взглядом, полным ненависти.
— Бывало мне хорошо, молодой человек. Тридцать лет я пожил в свое удовольствие! Тридцать лет я взбирался вверх по служебной лестнице и дослужился до того, что стал королевским канцлером. В моем ведении было десять письменных столов, а за каждым сидело по двадцать писцов! Мой кабинет располагался прямо под личными покоями королевского казначея. Да я и сам стал бы казначеем, если бы не помешало несчастье!
— Королевский казначей... — пробормотал Фриссон. — Я бы не сказал, что это такой уж приятный пост...
Лысый толстяк снова прищурился.
— Ну и насмехайтесь, если угодно! Только главные вельможи королевы действительно имеют власть! Они допущены в совет!
— Стало быть, вы были самым большим начальником на втором уровне бюрократии, — перевел я сказанное толстяком на понятный мне язык.
Толстяк нахмурился и пристально уставился на меня.
— «Бю-ро-кра-ти-я» — это что такое?
— В буквальном смысле переводится как «власть письменных столов», — ответил я. — А фактически это такой порядок вещей, при котором страной управляют чиновники.
Толстяк некоторое время не отрывал от меня глаз, потом медленно кивнул:
— Ясное дело. Звучит не очень понятно, но Сюэтэ так и правит.
— А вы... ты, — позволил я себе сделать предположение, — в чем-то ошибся, карабкаясь наверх?
— Да, вышла маленькая промашка, — скрипнул зубами толстяк. — А ведь можно было все предвидеть! Но я только и думал, как бы дать королеве побольше власти. Я был уверен: тогда ей понадобится новая канцелярия. А значит, и у меня прибавится власти. Я наконец стану казначеем. Но королева решила, что при таком могуществе я буду опасен, вот и засунула меня сюда.
Я кивнул.
— Ты просто переусердствовал. А она верно оценила твои способности и поторопилась убрать тебя, откуда бы ты не мог ей навредить.
— Лучше бы она меня убила! — прошептал толстяк.
— Да, это было бы милосерднее. — Я не стал спорить. — Только вот беда, тогда из тебя нельзя было сделать жупел для амбициозных юнцов, которые проявляют лишнее рвение и делают больше, чем им велят. Сколько раз королева вытаскивала тебя отсюда и заставляла показываться мелким чиновникам?
Толстяк нахмурил брови.