Маг. Биография Паоло Коэльо
Шрифт:
Мой добрый Иосиф, святой мой покровитель. Ты свидетель всего, что я попробовал предпринять в этом году. Я проиграл все конкурсы. Вчера, узнав омоем поражении на конкурсе детских пьес, Вера сказала: когда удача улыбнется мне, я получу все и сразу. Неужели? Тогда и расскажу.
24 августа Пауло исполнилось 23 года, и Вера подарила ему микроскоп последней модели и была счастлива, когда спустя несколько часов после вручения подарка увидела, что Пауло все так же сидит над окуляром, внимательно изучая предметные стекла и записывая что-то в тетрадку. С любопытством она принялась читать, что же он там написал:
23 года назад, в этот, самый день я родился. Я уже прошел ту стадию развития, которую можно увидеть под микроскопом. Вот он я — бешено стремящийся к жизни, величина бесконечно малая, однако наделенная всеми наследственными признаками тех, кто остался позади. Уже запрограммированы мои руки, ноги, мозг. Из сперматозоида я эволюционирую, клетки пройдут стадии деления, И вот я — здесь. Двадцатитрехлетний.
Она поняла, что Пауло капнул
Там движется, возможно, будущий инженер. Умирает тот, что должен был стать врачом. Ученый, способный спасти Землю, тоже гибнет, а я взираю на это бесстрастно сквозь линзы своего микроскопа. В поле зрения мои сперматозоиды перемещаются, бешено стремясь обнаружить яйцеклетку: ими движет неистовый порыв, страстное желание вопреки всему существовать вечно.
Вера, с которой так приятно было делить досуг и развлечения, становилась непреклонной, когда Пауло следовало возвращаться в реальность. Поняв, что, отпущенный на волю, он так никогда не закончит колледж PI не получит аттестат, она буквально силой заставила его подготовиться к вступительным экзаменам в университет. Ее старания дали потрясающие результаты. В конце года возлюбленный смог поступить на три факультета сразу: юридический — в институте «Кандиду Мендес»; режиссерский — в Национальной школе театра, и связи — в Папском католическом университете (ПКУ) в Рио. Конечно, такой прорыв не стоит приписывать усилиям одной только Веры. И то, что Пауло закончил школу, не имевшую традиций качественного отбора и оценки, и то, что он успешно сдал вступительные экзамены сразу в три высших учебных заведения, — все это отвечало и его собственным литературным амбициям. Четырьмя годами раньше Пауло начал систематически читать и одолел более трехсот книг, по семьдесят пять в год — число поистине астрономическое, особенно если учесть, что каждый бразилец в то время прочитывал в среднем по одной книге ежегодно. Пауло же читал запоем и все подряд: от Сервантеса до Кафки, от Жоржи Амаду до Скотта Фицджеральда, от Эсхила до Олдоса Хаксли. Он читал советских диссидентов — таких, как Александр Солженицын, — и откровенно легковесных бразильских юмористов вроде Станислава Понте Преты. Он читал, писал небольшой комментарий к каждому произведению и, подражая литературным критикам, столь жестоко его мучившим, расставлял всех на свой вкус по ранжиру дарования. Получить четыре звездочки — самую высокую оценку — было под силу немногим: Генри Миллеру, например, Борхесу или Хемингуэю. С необычайной легкостью Пауло мог сложить в один мешок столь разные книги, как «Американская мечта» Нормана Мейлера, «Революция в революции» Режи Дебре и два бразильских классических произведения — «Сертаны» Эуклидеса да Кунья и «Экономическую историю Бразилии» Кайо Прадо Жуниора.
В этой сложной мешанине сюжетов, эпох и авторов один жанр мало-помалу начинает пробуждать его живой интерес — книги об оккультизме, колдовстве и сатанизме. С тех пор как на глаза ему попалась «Секретная алхимия людей», написанная испанским колдуном Хосе Рамоном Молинеро, он начинает поглощать все, что относится к миру, непроницаемому для человеческих органов чувств. Закончив чтение «Утра магов» — мирового бестселлера, написанного бельгийцем Луи Повелем и французом украинского происхождения Жаком Бержье, — он тут же ощутил себя членом этого нового племени. «Я — маг, который готов пробудиться!» — записывает он в дневник. К концу 1970 года его коллекция по этой теме насчитывает уже около полусотни книг. Тогда же он прочел, откомментировал и пометил звездочками все шесть работ немецкого писателя Германа Гессе, опубликованные в Бразилии (включая, естественно, «Игру в бисер», удостоенную Нобелевской премии по литературе в 1946 году), а также бестселлеры швейцарца Эриха фон Деникена («Колесницы богов» и «Назад к звездам»). В список вошли как серьезные классические произведения: «Фауст» Гёте, получивший всего три звездочки, — так и макулатура, вроде книги «Черная Мария и Белая Мария» некоего В. С. Фолдежа, не заслужившая даже одной.
Интересно, что один из наиболее уважаемых авторов этой «новой волны» мистицизма не только писал об оккультизме, но и собственную жизнь окружил завесой тайны. Его звали Карлос Кастанеда. Он родился в Перу в 1925 году (по другим данным — в Бразилии в 1935-м), получил в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса (UCLA) диплом антрополога. При подготовке к защите докторской диссертации он решил перенести на страницы автобиографических книг результаты своих полевых исследований по использованию естественных наркотиков — таких, как пейот, грибы и эстрамон (называемый еще «травой дьявола»), — в туземных ритуалах, бытующих в Мексике. Мировой успех Кастанеды, попавшего на обложку журнала «Тайм», погнал его в пустыню Сонора, на границу штатов Калифорния и Аризона с Мексикой — то есть в места, описанные в его книгах, — куда направлялись также орды хиппи со всех краев света в поисках новой «земли обетованной».
Для тех, кто, подобно Пауло, не верил в случайные совпадения, известие о намерении матери преподнести ему в подарок путешествие (не куда-нибудь, а в США!), несомненно, тоже стало бы неким знаком. Бабушка Лилиза отправлялась в Вашингтон навестить дочь Лусию, жившую там с мужем-дипломатом Сержинью Вегелином, а Пауло следовало сопроводить старушку до североамериканской столицы. Если потом захочет, он сможет поехать еще куда-нибудь, один или с кузеном Сержинью, который был на несколько лет младше. Помимо шанса ближе познакомиться с шаманским регионом Кастанеды, поездка пришлась очень кстати еще и потому, что их отношения с Верой, похоже, клонились к закату. «Не жизнь, а сплошные проблемы, — в начале 1971 года исповедуется Пауло своему дневнику. — Нас больше не связывает секс, она доводит до исступления меня, я — ее. Я ее больше не люблю. Это просто привычка». Их отношения «износились», перчили себя и вышли на тот рубеж, за которым люди больше не могут жить вместе. Вера вернулась в квартиру на Леблоне, а Пауло сменил Санта-Терезу на свое прежнее обиталище, которое занимал в доме деда и бабушки до переезда в Копакабану. В дневнике, однако, он объявлял что уже «наполовину женат» на новой избраннице молодой актрисе Кристине Скардини, с которой свел знакомство в театральной школе. В нее, как Пауло божился он был влюблен без памяти. Это была ложь, хотя и похожая на правду: за полтора месяца разлуки девушка получит — ни много ни мало — сорок четыре письма из Соединенных Штатов.
Для друзей Пауло родители устроили праздничный прощальный ужин — и вот, в первых числах мая, он с бабушкой и дедом вылетел рейсом авиакомпании «Вар» в Нью-Йорк где им предстояла пересадка на вашингтонский рейс. Двигаясь по переходам аэропорта Кеннеди, Пауло с бабушкой Лилизой подивились тому, с какой неожиданной настойчивостью требовал мастер Тука лететь в столицу США одиннадцатичасовым рейсом, а регистрация на него, как сообщал громкоговоритель, заканчивалась Лилиза с внуком пытались разубедить деда, говоря, что нет никакой надобности так торопиться, не успеют на этот самолет — через полчаса полетят следующим. Упрямый старик ничего не желал слушать. Пришлось бежать бегом, и едва лишь они успели войти в самолет, как убрали трап. Дед успокоился только увидев, что все на местах, а ремни пристегнуты. Уже сидя в дядином доме вечером у телевизора, Пауло увидел выпуск новостей и понял, что мастера Туку в аэропорту торопила рука Провидения. Вскоре после взлета на борту двухмоторного «Конуэя» авиакомпании «Аллегени Эйрлайнз» (ставшей потом «Ю-эс Эйруэйз»), который вылетел на полчаса позже, возникли технические неполадки. При попытке совершить вынужденную посадку близ Нью-Хейвена в семидесяти километрах от Нью-Йорка самолет упал и разбился. Авиакатастрофа унесла жизни тридцати человек — пассажиров и членов экипажа.
Остановившись в доме дяди-дипломата в городке Бетесда, штат Мэриленд, что в получасе езды от Вашингтона, Пауло вместо путевого журнала решил отмечать происходящее в письмах Кристине. Его потрясало буквально все. Он мог подолгу простаивать, разинув рот, у автоматов по продаже марок, газет и прохладительных напитков или часами прогуливаться по секциям супермаркетов, ничего не покупая и лишь восторгаясь сказочным изобилием товаров. Уже в первом письме он жалел, что не захватил с собой из Бразилии «мешок с мелочью»: здесь он сделал открытие, что любой автомат охотно принимает вместо двадцатипятицентовика бразильскую монетку в двадцать сентаво. И это при том, что бразильские деньги стоили в пять раз меньше американских! «Я бы здорово преуспел тут, возьми с собой побольше мелочи, — признавался он, — потому что как раз нашими четвертачками расплачиваюсь за отсылку каждого письма в Бразилию, покупая в автомате почтовые марки, или отдаю в обмен на возможность посмотреть всякую похабень в бесчисленных порнолавках, что здесь на каждом углу». Все было в новинку, и все его волновало: от эскалаторов в супермаркетах до шедевров Национальной галереи, где Пауло разрыдался, прикоснувшись к картине «Смерть и скупой» кисти голландского мастера Иеронима Босха, хоть и знал, что нарушение заповеди «Руками не трогать» почитается в любом серьезном музее за смертный грех. Впрочем, до полотна, написанного Босхом в 1485 году, он не дотрагивался, но некоторые другие раритеты потрогать все же сумел. Замирая перед ними на несколько минут, он озирался и, убедившись наверняка, что его не видят служители, без особых церемоний совершал святотатство, прикладывая все десять пальцев к картине. «Я прикоснулся к Ван Гогу и Гогену, приложился к Дега и ощутил, как что-то во мне стало расти, понимаешь? — признавался он любимой девушке — я расту здесь. Я многое познаю».
Однако, похоже, самое большое впечатление в американской столице на него произвели экскурсии в военный музей и ФБР. Первый — заполненный экспонатами, посвященными участию Соединенных Штатов в обеих мировых войнах, — показался ему тем местом, «куда дети идут, чтобы научиться сильнее ненавидеть врагов США». И не только дети, судя по его реакции. Обойдя все залы музея, осмотрев самолеты, ракеты, посмотрев фильм, прославляющий американскую военную мощь, Пауло вышел, «захлебываясь от ненависти к русским, одержимый желанием убивать и убивать, упиваясь этим желанием». На экскурсии по ФБР он в сопровождении федерального агента побывал в Музее гангстеров, увидел подлинные одежду и оружие знаменитых бандитов: Диллинджера, «Мордашки» Нелсона, Келли-«Автомата» и других, — а также подлинные послания, написанные жертвами громких похищений. В углу одного зала он заметил мигающую лампочку. Под ней висела табличка: «Каждый раз, когда загорается свет, в США совершается одно преступление категории А (убийство, похищение или изнасилование)». Свет при этом вспыхивал каждые три секунды. В тире агент похвастал, что у них в ФБР стреляют только на поражение. Вечером в письме, испещренном восклицательными знаками, он подытожил впечатления дня:
Эти ребята бьют без промаха! Из пистолета ли, из автомата — стреляют строго в голову! Бьют и не мажут! А дети! Детишки, боже мой, смотрят на все это! Школьники классами приходят в тир ФБР, чтобы увидеть, как те защищают родину! Какой тяжелый труд, любовь моя! Агент рассказал мне, что требования к поступающему на работу в ФБР таковы: рост — не ниже 180 см, хорошая меткость и согласие на полную проверку всех данных кандидата. И более ничего. Никакой тебе проверки интеллекта, только — меткость. Я сейчас в самой передовой стране мира, в государстве полного комфорта и совершенного общественного устройства. Так отчего же здесь происходит столько преступлений?