Маг. Биография Пауло Коэльо
Шрифт:
Пауло:Еще бы!
В переполненном ресторане парочка сумела занять место у свисавшего с потолка телевизора, включенного на полную громкость. Никсон в темно-синем костюме и красном галстуке появился на экране: выражение лица у него похоронное. Стало тихо как в церкви, когда он начал зачитывать свое беспрецедентное заявление об отставке. В течение пятнадцати минут в мертвой тишине, не нарушаемой ни словом, ни вздохом, Никсон объяснял, какие причины побудили его принять это решение. Он завершил свою речь таким меланхолическим пассажем:
Пребывание на этом посту подразумевает особую близость с каждым американцем, и сегодня, покидая этот пост, я обращаюсь к Господу с молитвой: «Да пребудет с вами Его благодать ныне и присно».
Едва
Пауло:Ах, чтоб тебя!.. Я ив самом деле под сильным впечатлением… Очень сильным, Розарио! Если мне когда-нибудь доведется отрекаться, я хочу, чтоб это было похоже на сегодняшнее действо. Нет, ты взгляни: Никсон ушел со своего поста, а вон тот малый на углу пляшет!
Розарио:Пляшет и бренчит на банджо! Безумная страна!
Пауло:Я не могу передать свои ощущения! Мы идем по 8-й улице…
Розарио:Люди и вправду ликуют. Норма-а-ально!
Пауло:Сами не свои от радости. Ошалели малость. Тележурналисты берут у них интервью на улицах… Исторический день, что тут скажешь!
Розарио:А вон тетенька плачет… И девочка тоже… От избытка чувств, ясно!
Пауло:Да-а, охренительный денек..
Взбудораженные происходящим, они вернулись в «Марлтон». Розарио вышла на третьем этаже и направилась в свой номер, а Пауло поднялся на седьмой, чтобы дать послушать Раулю ту чепуху, что записал на улице. Войдя без стука, как у них было принято, он обнаружил друга распростертым в беспамятстве на диване. На столике уже была выстроена и готова к приему очередная «дорожка», а рядом с полупустой бутылкой виски лежала пачка стодолларовых купюр, тысяч пять. Для того, кто, подобно Пауло, только что своими глазами наблюдал на улицах этот «гражданский карнавал», кто был свидетелем и участником беспримерного празднества, это зрелище — пьяный, обкуренный, в пыль растертый человек — было более чем тягостным — омерзительным, еще и потому, что Пауло не просто увидел в таком жалком и гнусном виде друга, которого он же и приобщил когда-то к наркотикам, но внезапно понял: кокаин ведет его самого тем же путем. Он никогда никому не говорил об этом и не доверил эти мысли даже дневнику, но в тот миг с непреложной ясностью осознал, что впал в серьезную зависимость от наркотиков. В подавленном настроении он вернулся в свой номер. В голубоватом свете, проникавшем с улицы, увидел на кровати стройное обнаженное тело Розарио. Он присел рядом, погладил ее по спине и объявил со вздохом:
— Сегодня и для меня исторический день. 8 августа 1974 года я завязал с кокаином.
Праздник по случаю отставки Ричарда Никсона. В тот день, 8-го августа 1974 года, Пауло принимал кокаин последний раз в жизни
18
Сеньора Пауло Коэльо вводит ограничения: один косячок — еще туда-сюда, но никаких сексуальных экстравагантностей!
Они собирались провести в Нью-Йорке несколько месяцев, но в их планы вмешалось неожиданное происшествие. Однажды вечером Пауло решил испробовать новинку — электрический консервный нож — но остро заточенное лезвие соскользнуло и поранило ему правую руку. Розарио пыталась унять кровотечение туалетной бумагой, но без толку извела целый рулон. В амбулатории, куда Пауло доставили на «скорой», определили, что он перерезал себе сухожилие на большом пальце. Срочно сделали операцию, наложив девять швов, и потом еще несколько недель он носил на руке металлическую шину.
Вскоре после этого они с Розарио вернулись в Бразилию, а Рауль и Глория полетели в Мемфис, штат Теннесси. В Рио Пауло пришел к выводу, что достаточно окреп, чтобы не бояться теней и призраков, и может теперь жить в той самой квартире, но один, без Жизы. Однако бодрости духа и отваги хватило ненадолго. Прошло всего две недели, и 10 сентября он снова причалил к тихой пристани родительского дома, которому не страшны были никакие бури и шторма. Желая поскорее избавиться от всего, что напоминало бы ему о демонах, тюремных ка мерах и похищениях, прежде чем переехать, он продал все книги, картины и пластинки. Увидев пустую, догола ободранную квартиру, записал в дневнике: «Я только что разделался с прошлым». И все-таки это оказалось не так просто. Страхи, комплексы, параноидальные реакции продолжали томить его душу. Он часто признавался, что по-прежнему терзается виной за эпизоды, оставшиеся в далеком детстве — за то, что «трогал девочку между ног» или «нехорошо думал о маме», однако надеялся, что в отчем доме, по крайней мере, его никто не похитит.
В ту пору, когда разнообразие сексуальных партнеров и беспорядочность связей еще не представляли столь грозной опасности, как ныне, по дневнику Пауло можно проследить за бесконечной чередой женщин в его жизни — при том, что ни одна не удостоилась специального упоминания, исключая особо даровитых в постели. Иногда Пауло возобновлял старые романы, но оправиться после разрыва с Жизой, которой продолжал писать, не получая в ответ ни строчки, он так и не смог. Узнав, что Вера Рихтер подумывает вернуться к бывшему мужу, он записал в дневнике:
Сегодня отправился в город решить мою психоаналитическую проблему с акциями «Банко до Бразил». Я хотел продать их, а деньги предложить Марио с тем, чтобы я мог еще год обладать Верой. На самом деле это Вера обладала мною, но я своими вывихнутыми мозгами представлял дело именно так.
Сотрудничество с Раулем продолжалось и приносило превосходные результаты, однако где-то в трюме корабля под названием «Альтернативное общество» образовалась течь, скрытая от глаз. Еще задолго до «черной ночи» и ареста Пауло между Раулем и руководством компании возникли расхождения по части того, что же на самом деле представляет собой Альтернативное общество. Рауль, скорее всего, воспринимал всерьез идею создания нового сообщества — секты, религии, движения, — которое могло бы распространять и применять на практике идеи-заповеди Алистера Кроули, Парсифаля XI и Фратера Заратустры. А для продюсеров «Филипс» «Альтернативное общество» было не более, чем удачным и броским названием нового товара, способным подстегнуть спрос.
Президент бразильского филиала «Филипс», натурализовавшийся сириец Андре Мидани, создал неформальную рабочую группу, призванную помочь компании в успешном продвижении ее артистов на рынок. Координаторами выступили сам Мидани и композитор Роберто Менескал, а в состав dream team[36] вошли маркетолог Омеро Иказа Санчес, писатель Рубем Фонсека и журналисты Артур да Тавола, Доррит Аразим, Нелсон Мотта, Луис Карлос Масиэл, Жоан Луис де Албукерке и Зуэнир Вентура. Собирались раз в неделю в апартаментах какого-нибудь фешенебельного отеля и проводили там целый день в спорах о творчестве и облике того или иного артиста, интересовавшего «Филипс», сначала между собой, а на следующей встрече — вместе с ним самим. Платили им за это огромные деньги — Зуэнир Вентура говорит: «Получал за каждое такое совещание четыре тысячи или четыре миллиона, сейчас уж не помню, какие нули были тогда у нас в ходу, однако знаю твердо: сумма эта равнялась моему месячному окладу, а я занимал должность главного редактора журнала „Визао“ по Рио-де-Жанейро».
Когда же пришла очередь Пауло и Рауля подвергнуться этому собеседованию, последнего захлестнули волны паранойи. Ему казалось, что за ним неотступно следят переодетые полицейские, и он нанял себе телохранителя — дознавателя Миллена Юнеса из отдела полиции, обслуживавшего квартал Леблон, и тот в свободное от службы время всюду его сопровождал. Когда Пауло сообщил другу о том, что Менескал приглашает обоих провести ближайший уикенд в избранном обществе известных интеллектуалов, Рауль вскричал: