Маг
Шрифт:
– В молодости я увлекался древней наукой, алхимией, – сказал Симеон.
– Этот символ напоминает мне хищную птицу.
– Да, в самом деле, – приглядевшись внимательно, Найл отметил сходство.
Корбин, средних лет толстяк с головой, покрытой мелкими светлыми кудельками, сказал:
– Я слышал, из пауков Скорбо в этом городе ненавидели больше всех, – говорил он с некоторым самодовольством.
– Может, и так, – заметил осуждающе Найл. – Только внести ясность, кто убийца, это нам не помогает.
–
– Возможно, ты прав, Массиг, – сказал Найл. – Но кто-то же в этом городе должен знать хоть что-нибудь. Мне нужна помощь каждого из вас. Вы все должны уяснить, насколько это серьезно.
– А если мы их отыщем, что тогда? – спросил Корбин.
– Мы должны будем их выдать для наказания.
– А сами казнить мы их не сможем? – вмешался Массиг. – Мы же законная власть.
Найл понял его возражение. Пауки подвергнут виновных наижутчайшей смерти, какую только можно представить.
– Я понимаю. Но мы также должны показать, что обладаем чувством справедливости, – он оглядел лица собравшихся и понял, что ни одного из них его слова не убедили. – Послушайте. Я все время недоумевал, почему пауки так ненавидят людей. Вначале думал, потому, что они изверги. Затем я выяснил подлинную причину. Потому что они нас боятся. Они нас считают извергами. Поработить людей им пришлось потому, что по их мнению, мы угрожаем их существованию. И мы пока не дали ни намека на опровержение. Тем не менее они согласились, что между пауками и людьми должен воцариться мир, что смертей больше быть не должно. А теперь получается, что мы как бы нарушили свои договорные обязательства. Что, если и они сочтут себя свободными от своих?
В наступившей тишине можно было прочесть людские мысли: страх, смятение и трусоватое «А как же я?». Им всем очень даже нравилось заседать в Совете, разыгрывая из себя власть. А тут вспомнилось, что значит быть рабами, и ум похолодел от этой мысли.
Гастур, из города жуков, спросил:
– Ты думаешь, такое может случиться?
– Ну, не сию минуту (вон какое сразу облегчение). Но такое возможно, вот почему мы должны продемонстрировать добрую волю.
– Что мы можем сделать, господин правитель? – спросил Бродус.
– Ты, я считаю, должен возвратиться к своим землякам и разобраться, что вы можете совместно предпринять. Этих людей кто-то, должно быть, видел. Может, разговаривал с ними. Они же не могли войти в город незамеченными. Если что-нибудь узнаете, немедленно докладывайте мне, – он встал. – А теперь, наверное, пора заканчивать.
Все поднялись и церемонно поклонились. Когда люди один за другим стали вытягиваться из залы. Найл жестом попросил задержаться Симеона. Когда остались наедине, Найл закрыл дверь и сел за стол.
–
Симеон покачал головой.
– Что можно сказать? Бросовое дело.
– Но кто, по-твоему, ответственен за это? Симеон насупился.
– Вот где закавыка. Из ваших, насколько известно, этого не мог сделать никто, не хватило бы смелости. Наши пауков недолюбливают. Но убивать Скорбо у них попросту нет причины, это было бы глупо. Остаются жители Диры. Среди них есть очень многие, кто с удовольствием свел бы с пауками счеты. Кое у кого из них пауки во время набега на город убили родных и друзей. У некоторых на глазах сожрали детей. Насколько я вижу, у них одних есть веская причина расквитаться.
Найл качнул головой.
– Я не думаю, что это они.
– Почему?
– Есть нечто, о чем я не упомянул. Дравиг вырвал ту пальму из земли. А в корнях у нее оказался металлический диск – похоже, из свинца – с таким же точно символом, как на кулоне. Впечатление было такое, будто он там пролежал никак не меньше года.
– Почему, по-твоему, так долго?
– Потому что успел обрасти корнями. Симеон посмотрел с замешательством.
– По-твоему, дерево было посажено специально, чтобы убить Скорбо?
– А тебе что-то иное идет на ум?
– А может, диск все же сунули туда позднее, чтобы делу сопутствовала удача?
– Может быть. Но у меня впечатление, что он там был с той самой поры, как посадили дерево. А это было по меньшей мере год назад, до того как пауки захватили Диру.
Симеон медленно повел головой из стороны в сторону, чувствуя, очевидно, растерянность.
– Если ты прав, то они готовились к этому очень давно, загодя.
– Я так и подумал, – кивнул Найл.
– Тогда кто же они, черт их дери?
– Ты слышал о людях из иных мест, из других земель?
– Нет, – Симеон надолго смолк. – Я не сомневаюсь, что такие, конечно же, есть. Мне приходилось слышать о людях с севера – людях, больше напоминающих животных. Но я никогда этому не верил.
– А почему?
– Потому что пауки бы их повыловили. Спору нет, логично. В пору рабства паучьи воздушные дозоры регулярно прочесывали все районы, где, по их мнению, могли хорониться двуногие изгои.
– Могу я взглянуть на этот свинцовый диск? – попросил Симеон.
– Он исчез.
– Исчез?
– Он был тяжеловат для кармана, и я его оставил возле двери. А когда вернулся, он пропал.
– Получается, те самые должны были прятаться где-то поблизости?
Найл покачал головой.
– Скорее всего, это кто-то из рабов. Они как раз возились перед зданием.
– Ты спрашивал у надсмотрщика?
– Он ничего не видел.
– Но зачем рабу кусок свинца?
– Ты же их знаешь. Они тащат все, что плохо лежит.
– А обыскать ты их приказал?