Магический перстень Веры Холодной
Шрифт:
– Кирилл, я знаю, что вы здесь. И не только я это знаю. И самое позднее через полчаса приедет милиция. Но может и не приехать… все зависит от вас. Поэтому давайте поговорим спокойно. Хорошо?
Если кому-то из людей досужих, то есть тех, у кого всегда есть время сунуть нос в чужие дела, и было любопытно, отчего это девица Наркевич, с которой венчался мировой судья Павел Кич, носит ту же фамилию, что и «король Молдаванки», то ответ всякому-каждому мог быть только такой: а они однофамильцы! Сама же девица происходит из очень добропорядочного,
Впрочем, было отмечено, что женитьба Кичу явно принесла удачу. Он купил дом на Старофранковской улице, куда и привез невесту, и после медового месяца, проведенного не где-нибудь, а в Париже, где молодые останавливались в «Гранд-отеле» на бульваре Капуцинок, начал весьма преуспевать по службе. Совсем скоро Кич сделался председателем Одесского городского съезда мировых судей, а затем и членом наблюдательного совета Земского банка Херсонской губернии и председателем Одесского коммерческого суда. Эти должности были столь же почетными, сколь и хлебными.
– Хорошо приятельствовать с городским головой! – шептались пресловутые досужие люди, которым, понятно, дело есть до всего, что их не касается.
Да, дружба Кича с Григорием Маразли, который к тому времени стал городским головой, не могла остаться незамеченной. Ведь это Григорий Григорьевич помог отпраздновать свадьбу столь пышно, что о ней вспоминали годы и годы спустя. Он помог купить и обставить домик на Старофранковской. Он устроил эту поездку в Париж… молодые супруги отправились туда в составе его свиты. Он всячески способствовал карьере Кича, относясь к нему воистину как к младшему брату.
Щедрость Маразли по отношению к Кичам никого особенно не удивляла, ибо он вообще был человек щедрый, особенно к красивым женщинам.
В те времена в Одессе были три признанные красавицы, и Маразли никак не мог сделать выбор: ухаживать ли за Ариадной Папудовой, Натальей Зарифи или Розой Бродской. Как-то раз на балу в доме Папудовых, на котором присутствовали пятьсот восемьдесят гостей, танцевали мазурку в сто двадцать пар. В числе замысловатых фигур устроили «тройку». Впряглись в нее три перечисленные красавицы. Гирс, распорядитель бала и дирижер мазурки, взял шелковые ленты в руки, оглядел следовавшие за ним остальные тройки и уже хотел скомандовать: «Мазурка женераль!», когда вдруг раздался голос Маразли:
– Остановитесь!
Все замерли, недоумевая, но Григорий Григорьевич лишь простер руку к ослепительной тройке, приглашая публику полюбоваться ее красотой. Все так и ахнули от восторга. Дамы, гордые сознанием своей обворожительности, ринулись вперед, увлекли Гирса – и зал под звуки мазурки загремел аплодисментами…
После бала каждая из дам получила великолепное ожерелье от Маразли. Но его имя так и осталось не связанным ни с одной из них.
Трудно поверить, что все эти годы
О нет, он не убил Кича, хотя не раз руки чесались сделать это. Но Мара поклялась, что покончит с собой, если Маразли окажется виновен в смерти ее мужа. И Григорий Григорьевич знал, что она это непременно сделает.
У нее были странные понятия о честности. Она считала нужным непременно сдержать данное Кичу слово выйти за него замуж. Правда, возможность принять окончательное решение была предоставлена ему. После того, как Мара сделалась любовницей Маразли, она честно рассказала обо всем жениху и сообщила, что не будет в обиде, если он вернет ей слово.
– Ты думаешь, он женится на тебе? – закричал взбешенный Кич. – Как бы не так! Он и не подумает сделать тебе предложение!
– Он его уже сделал, – спокойно ответила Мара. – И если ты от меня откажешься, я выйду за него.
Кич посмотрел на нее – и поверил. И сказал:
– Я не могу жить без тебя. Я беру тебя такой, какая ты есть. А он… он скоро тебя забудет!
Мара только улыбнулась.
Маразли узнал об этом с огромной душевной болью, но решил ждать. Рано или поздно Мара бросит Кича и станет его женой! Во имя этого будущего он купил ей новых родственников, новую биографию. Никто не посмеет и слова гадкого сказать о женщине, которая была для Григория Маразли смыслом существования!
Этот роман, один из самых странных романов, которые только знала история любви, длился тридцать лет. В это почти невозможно поверить… но это так!
Сначала Мара была женой Кича и любовницей Маразли. Оба мужчины смирялись с этим, как околдованные. Каждый мечтал, чтобы Мара забеременела от него. Григорий Григорьевич надеялся, что ради ребенка она бросит мужа. Кич надеялся, что она бросит ради ребенка любовника.
Но Мара по-своему понимала клятву, которую дала мужу, когда они стояли под венцом. Эта клятва была цепью, которая приковывала ее к этому человеку.
А к Маразли приковывало неугасающее плотское и сердечное влечение.
Григорий Григорьевич скоро понял, что Мара бесплодна. Ведь у него рождались раньше внебрачные отпрыски то тут, то там. Однако Кич долгое время считал, что вся вина лежит на нем. Рождение ребенка, который отвлечет Мару от Маразли, стало его навязчивой идеей. Он ходил по врачам, потом обратился к знахаркам. Кончилось все это печально – полной импотенцией.
Теперь Мара стала как бы сестрой Кича, заботливой и любящей, и почти открыто жила с Маразли.
Она любила его так же пылко, как он ее. К Павлу Кичу осталась лишь слегка брезгливая жалость. И наконец Мара решилась на развод.
Она вышла за Маразли в 1903 году. К этому времени Григорий Григорьевич уже вышел в отставку. Ему был 71 год. А Марье Фердинандовне… Она всем говорила, будто ей сорок пять, хотя на самом деле ей уже исполнилось пятьдесят. Впрочем, ни про пятьдесят, ни про сорок пять никто не верил, настолько красивой она была и настолько молодо выглядела.
В свадебное путешествие они отправились в Грецию. Так захотела Мара.