Магический перстень Веры Холодной

Арсеньева Елена

Это был миг такого же торжества, какое испытал Мишка, когда видел разорванного на части полицмейстера Кожухаря.

Впрочем, торжество Япончика длилось недолго. Уж больно ненадежным оказался он союзником! Кому такой нужен?!

Никому.

Кончилась история Мишкиной жизни тем, что его со товарищи расстреляли красные («отправили под конвоем на работу в огородную организацию», как афористично выразился какой-то «уездвоенком М. Синюков», составлявший сводку о его смерти). Может быть, сам Синюков, а может быть, кто-то другой стянул с пальца расстрелянного бандита

золотой перстень со странным серым камнем…

И судьба его долгое время оставалась неизвестной.

* * *

Все воскресенье лило так, что Алёна не решалась нос на улицу высунуть. К тому же, нос этот почти беспрестанно чихал. Урок с аргентинским преподавателем пришлось отменить. Вообще много чего пришлось отменить. Весь день Алёна пролежала в постели, питаясь домашней колбасой и черешней, принесенными Танюткой. На прощальную милонгу она тоже не пошла: рано уснула, напоенная перцовкой и молоком с медом, которыми ее снабдила та же сердобольная Танютка.

Да, пришлось смириться с тем, что с танго в Одессе Алёне Дмитриевой не слишком повезло. Как, впрочем, и с погодой.

Ну и ливень разразился в воскресенье! Совершенно тропический! В местных теленовостях то и дело показывали сломанные по всей Одессе деревья. И даже выкорчеванные с корнем! Листва намокала так, что дерево начинало крениться – и тяжесть кроны выворачивала корни из земли. Печальная картина… Особенно когда такое дерево падало на автомобиль!

В понедельник солнца не было, небо оказалось покрыто тучами, но когда Алёна позвонила в аэропорт, ей сообщили, что все рейсы уходят по расписанию.

После Танюткиного лечения Алёна почувствовала себя гораздо лучше. Насморк – ну, насморк, впервой, что ли? Надоело сидеть в гостинице, хотелось прогуляться. И посетить наконец Художественный музей! По-хорошему, сделать это следовало бы вчера в полдень, но в это время Алёна была никакая.

Она оделась потеплее и пошла. Еще немножко кружилась голова, казалась какой-то слишком легкой и как бы опустевшей, а потому было очень просто не думать о том, о чем не хотелось думать, и не вспоминать то, о чем не хотелось вспоминать.

А вот и музей. Вот и транспарант на прекрасной кованой ограде: «Выставка частных коллекций «Золотой мусор Одессы» на первом этаже. Вход свободный».

Народу нет, вот и хорошо, можно будет насмотреться на экспонаты вдоволь. Особенно на некоторые.

Алёна подергала дверь проходной, но та не открывалась. Что такое? Сегодня же не вторник, а понедельник!

Опять дежавю? И сейчас подъедет милицейская машина и мелькнет элегантный оборванец, изображающий из себя частного детектива и желающий замести следы своего преступления… Хотя откуда ему взяться! Конечно, Жора оказался прав, когда выразился про Арнольда: «На шё хочете спорю, шё Додик смазал пятки свиным салом и удрал куда-нибудь в глухую Молдову из-за вашего, Алёна Дмитриевна, доброго сердца!»

Алёна вздохнула.

Ну да, она виновата, слов нет…

Но у нее с самого начала и в мыслях не было сдавать Арнольда и, тем паче, Кирилла в милицию! Она сделала

что могла, она раскрыла, извините за выражение, преступление, но задержание преступников совершенно не входило в ее компетенцию. Именно поэтому она так перепугалась там, в номере, когда за спиной вдруг открылась дверь…

«Неужели Танютка нарушила уговор?!» – подумала Алёна.

Оглянулась… и оторопела. В таком же состоянии пребывали Арнольд и Кирилл – судя по тому, что они не издавали ни звука.

Общее молчание, воцарившееся в номере, нарушила стоявшая в дверях Лора.

– Мне надоело подслушивать, – сказала она. – Мне все это надоело! Вы оба мне надоели! Эта самая мерзкая мерзость, какую я только слушала в жизни. Я больше не хочу вас видеть. Никого! Никогда!

– Э-э… – протянул Кирилл. – Лорик… Никогда – это слишком долго, но в принципе сейчас наши намерения совпадают. Я тоже считаю, что нам нужно на некоторое время расстаться. Э-э… проверить свои чувства.

– Да, это меня не удивляет, – кивнула Лора. – Я слышала, как ты сказал, чтобы я теперь спала с кем хочу. Жениться на мне ты уже не хочешь. И ты, Арик, тоже. Или ты… передумал? Или ты любил меня за то, что я – это я, а не только как родственницу богатых греков?

– Ох, Лорик, ну что за дурацкие вопросы ты задаешь? – простонал Арнольд. – Меня ограбили, я связан, избит, надо мной издеваются все кому не лень, и ты еще подливаешь масла в этот вечный огонь!

– Ну, тем лучше, – повеселевшим голосом сказала Лора. – Потому что вы сняли с моей души огромную тяжесть. Вы и в самом деле похожи, как близкие родственники, правильно Алёна сказала. И оба вы одинаково остались с носом! Я выхожу замуж за Жору!

Кирилл снова онемел. Арнольд издал шипящий, недоверчивый смешок. А Алёна подумала, что это ее ничуть не удивляет. Почему-то ей весь вечер казалось, что на коврике Жоре спать не придется. И на запасных матрасах тоже.

– Ну, – наконец промямлил Кирилл, – совет, как говорится, да любовь. Я знаю, что Жора к тебе неровно дышал, но чтоб до такой степени…

– Алик, ты извини, – совсем не виноватым голосом пробурчал Жора. – Любовь… ты понимаешь…

– Не называй его Аликом, – нежно пропела Лора, и Жора расплылся в улыбке:

– Да, любимая! Как скажешь!

Они быстро, но пылко поцеловались.

– Утю-тю! – противным голосом буркнул Арнольд. – Красавица и чудовище!

– За чудовище ответишь, – прошипела Лора гневно. – Большего чудовища, чем ты, здесь нет и быть не может. Не забывай, что ты связан…

– Нет, – испугалась Алёна. – Только без рук.

– Лежачего не бьют, – с отвращением сказал Жора. – Хотя охота до невозможности! Аж руки чешутся!

Кирилл вздохнул:

– Повезло тебе, Жёра! Ну, ты этого заслуживаешь. И тебе, Лорик, тоже повезло.

– Конечно! – весело сказала она. – Но у меня остался еще один вопрос. Насчет перстня. Где он теперь? Можно ли до него добраться?

– Скажи спасибо этой даме, – прошипел Арнольд, показывая подбородком на Алёну. – Нельзя.

– Где перстень?! – настойчиво спросила Лора.