Магия большого города. Леди
Шрифт:
Разумеется, никто меня в кабинете не дожидался, мало того – и на порог-то не пустили. Рядом дежурил дворецкий, не слишком любезно объявивший, что «мистер президент изволил отбыть на работу», после чего смерил меня презрительным взглядом. Я ответила тем же, хотя глубоко внутри хотелось съежиться и заплакать. Во что превратилась моя жизнь? Что за фарс, оперетта с нелепыми поворотами и гротескными злодеями? Ну какая из меня дочь президента, если даже его собственные слуги считают, что мне здесь не место?
Честно сказать, я и сама так считала.
– Благодарю, я зайду попозже, – выдавила из себя вместе с остатками вежливости.
Развернулась и решительно двинулась к своей комнате. Что мне здесь делать, в самом деле? Ждать, пока меня изволят принять? У меня работа, между прочим! Как бы не уволили за прогулы.
– Мистер Хармс велел вам передать, что территорию усадьбы лучше не покидать. И к забору тоже не приближаться, – повысив голос, сообщил дворецкий.
Вздрогнув, я остановилась. Не поняла! Это домашний арест? Меня тоже в чем-то подозревают?!
– Там журналисты, – тон слуги смягчился, когда он заметил мое затравленное, испуганное лицо.
Шаг вбок, и он слегка отодвинул в сторону занавеску, жестом предлагая мне выглянуть в образовавшуюся щель.
Помедлив секунду, я послушно подошла и заглянула.
– Что там происходит? – вырвалось у меня в сердцах. Хотелось высказаться позабористее, но воспитание в последний момент внесло коррективы.
Улица, на которую выходили окна этой стороны дома, была перекрыта напрочь живой стеной. Не только журналисты, кого легко узнать по переносным камерам и лихо заправленным в самые неожиданные места блокнотам и ручкам, но и простые зеваки, привлеченные массовостью собрания; полицейские, пытающиеся рассортировать толпу и хоть как-то освободить проезд – движение, разумеется, тоже остановилось; рабочие в униформе; офисные сотрудники в черно-белых костюмах… Застрявшие в людской массе таксисты не слишком возмущались, вместо этого пользуясь случаем и глазея на президентский особняк вместе со всеми.
Встречавшая нас у больничного крыльца группа показалась сразу мелкой и незначительной.
– Ждут вас для интервью, – любезно сообщил дворецкий, оценил мое побледневшее лицо и крепко ухватил под локоть. – Похоже, вам не помешает присесть.
– И воды, – слабо добавила я.
Не заметила, как меня проводили в гостиную, очнулась только от резкого запаха, исходившего из стакана, что сунули мне прямо под нос.
– Пейте! – скомандовал слуга, и я, не задумываясь, глотнула. Показалось, что по пищеводу прокатилось сладковатое пламя. Я закашлялась, выпучив глаза, но зато реальность вернулась вместе со звуками и зрением.
– Что это за гадость? – не сдержалась я, протягивая стакан обратно.
Дворецкий неодобрительно поджал губы, не делая ни малейшей попытки забрать пойло.
– Советую выпить до дна. Как лекарство, – заявил он. – Мистер Хармс предупредил меня, что вам может стать дурно. Вы не привыкли к публичности. Потому вам лучше на улицу не выходить. Нет, если хотите, то пожалуйста…
Он широко повел рукой, предлагая мне переступить порог и обратиться к людской массе. Я замотала головой в ужасе.
– А можно как-то связаться с редакцией? – пролепетала едва слышно. – Меня там, наверное, потеряли.
– Думаю, они уже в курсе. Но тем не менее, можете позвонить, если вам станет легче. – Слуга подбородком указал на странного вида металлическую конструкцию, в которой я только сейчас опознала телефон.
Ух ты, я такие только в журналах видела! У нашего старосты имелся один, в мэрии, для экстренных случаев связи, но, во-первых, тот выглядел куда проще: без украшений, матово-белой костяной отделки и серебрения, а во-вторых, ломался куда чаще, чем работал, так что скорее служил красивой декорацией в кабинете, чем реально функционирующим средством общения.
Пересев в стоявшее рядом удобное мягкое кресло, я неуверенно сняла с рычажка округлую трубку и приложила к уху. Тишина.
– Прошу прощения, – пробормотал дворецкий, мягко отбирая у меня устройство и переворачивая в воздухе. Оказывается, я приложила его наоборот! Мало того, нужно было еще крутить рычажок, чтобы в аппарате зажужжало и приятный женский голос сообщил:
– Слушаю!
Я от неожиданности чуть трубку не выронила. Вот ведь, одно дело читать о том, что разговор можно передавать за многие километры, и совсем другое – вживую слышать человека, которого сейчас нет в комнате.
Все же умеют обычные люди изобретать! Не хуже магов, право слово.
– Соедините с офисом мистера Хэмнетта, пожалуйста, – откашлявшись, попросила я. И поспешно добавила:
– «Нью-Хоншир Таймс».
– Соединяю, – безлично отозвалась телефонистка, делая вид, что не заметила моей заминки, и в трубке послышались протяжные гудки. Я попеременно то краснела, то бледнела, чувствуя себя одновременно развратной женщиной – как же, первой звоню мужчине – и первопроходцем в диких джунглях. Кажется, даже в канализации мне не было так страшно!
– Алло? – раздался в трубке хрипловатый знакомый голос журналиста, и я от облегчения чуть не разрыдалась.
– Это Эбигаль, – выдавила я, преодолевая сводящий горло спазм. Впрочем, больше мне ничего говорить и не пришлось, инициативу перехватил мистер Хэмнетт.
– Эбби! Хвала всему сущему, ты очнулась! Я уж было подумал… неважно. Как ты себя чувствуешь? Ты была у врача?
– С этим возникла небольшая сложность, – промямлила я. От заботы, сквозившей в каждом слове начальника, мне немного полегчало. – Я не могу выйти из дома. Тут толпа. Я хотела поговорить с мистером Хармсом, но утром я спала, а он рано уехал… и я теперь совершенно не представляю, что мне делать!
Последняя фраза получилась с неожиданным для меня самой надрывом. Я едва успела заглушить рвущийся всхлип, но мистер Хэмнетт, похоже, что-то таки услышал, потому что мгновенно посерьезнел.
– Никуда не выходи, я сейчас приеду. Жди, – скомандовал он и отключился. В трубке поселилась тишина. Я с трудом оторвала ее от уха, протерла рукавом – кажется, я все же вспотела от нервов. Так себе из меня леди. И водрузила прибор на место. Дворецкий тут же принялся все вытирать белоснежной тканевой салфеткой, словно я успела не просто подержаться влажными руками за аппарат, а изваляла его в грязи.