Магия книги (сборник)
Шрифт:
Из испанских произведений обзаведемся-ка прежде всего "Дон Кихотом" Сервантеса, одной из самых грандиозных и вместе с тем восхитительных книг всех времен, историей о, двух бессмертных героях - странствующем рыцаре, сражающемся с воображаемыми злодеями, и его толстом оруженосце Санчо. Но не откажемся и от новелл того же писателя, они - подлинные сокровища повествовательного искусства. Нам нужно иметь и один из знаменитых испанских плутовских романов, одного из предшественников бравого Жиля Блаза. И как ни труден выбор, я отдаю предпочтение "Истории жизни пройдохи по имени дон Паблое" Кеведо-и-Вильегаса, сочному рассказу, полному необыкновенных приключений и блеска остроумия. Из горделивой и благородной галереи испанских драматургов мы считаем необходимым Кальдерона, великого барочного поэта, мага светско-пышной и духовно-религиозной сцены.
Нам нужно осмотреться еще во многих литературах, как, например, в нидерландской и фламандской, из которых мы выберем "Тиля Уленшпигеля" де Костера и "Макса Хавелаара" Мультатули. Роман Костера, младший брат "Дон Кихота", - эпос фламандского народа. "Хавелаар" - главное произведение Мультатули, который несколько десятилетий назад посвятил свою жизнь борьбе за права угнетенных малайцев.
Евреи, народ, рассеянный по всему свету, оставили свои литературные произведения во многих местах и на многих языках мира; некоторые
* Хасиды (иврит.
– благочестивые) - представители религиозно-мистического течения в иудаизме, возникшего в первой половине XVIII в. как оппозиция официальному иудаизму; для хасидизма характерна вера в чудеса, почитание провидцев, якобы находящихся в постоянном общении с Богом, и т. п., что нашло отражение в многочисленных произведениях фольклора.
Из скандинавского мира мы включим в свою библиотеку "Песни Старшей Эдды" в переводе братьев Гримм, а также исландские саги скальда Эгиля, например, или какое-нибудь избранное их в обработке типа "Исландской книги" Бонуса. Из более новых скандинавских литератур мы выберем сказки Андерсена и прозу Якобсена, главные произведения Ибсена и несколько книг Стриндберга, хотя оба последних для будущих времен станут, видимо, не столь интересными. Особенно богата русская литература минувшего столетия. Так как великий классик русского языка Пушкин относится к непереводимым, мы начнем с Гоголя, включив в нашу библиотеку его "Мертвые души" и повести. Возьмем "Отцы и дети" Тургенева, несколько забытый ныне шедевр, и "Обломова" Гончарова. Толстого, чье великое искусство порою несколько затмевается проблематикой его проповедей и реформаторскими устремлениями, нам по меньшей мере следует взять романы "Война и мир" (по-видимому, лучший русский роман) и "Анна Каренина", не забыв, однако, и его народных рассказов. "Братьями Карамазовыми" и "Преступлением и наказанием", а также одухотвореннейшим романом "Идиот" должен обязательно присутствовать и Достоевский.
Вот мы и прошли по литературам многих народов, от Китая до России, от ранней античности до наших дней, обнаружив массу замечательных и достойных вещей, а наше самое большое сокровище, немецкую литературу, мы еще не рассмотрели, упомянув только "Песнь о Нибелунгах" и некоторые произведения позднего средневековья. Теперь же мы с особой приязнью вступим в мир немецкой литературы примерно с 1500 года и выберем из него то, что, нам кажется, больше всего стоит полюбить и усвоить.
Главное произведение Лютера, немецкую Библию, мы уже называли в самом начале. Но приобретем и какое-нибудь избранное его малых сочинений, или его народных брошюр, или подборку из "Застольных речей", или книгу типа вышедшей в 1871 году антологии "Лютер - классик немецкой литературы". Во время Контрреформации в Бреслау появился странный человек, писатель, из произведений которого до нас дошла только тоненькая книжечка стихов, являющаяся, однако, утонченнейшим цветом немецкой религиозной поэзии: "Херувимский странник" Ангелуса Силезиуса. Впрочем же, для лирики догётевской эпохи будет достаточно одного из многочисленных избранных. Из времени Лютера абсолютно достойным нашей библиотеки нам кажется народный поэт из Нюрнберга Ганс Сакс. Рядом с ним поставим "Симплициссимуса" Гриммельсхаузена, шедевр свежей и ярко оригинальной прозы, в которой звучат ярость и скорбь тридцатилетней войны. Более скромен, но, пожалуй, не менее достоин нашей любви и примыкающий к Гриммельсхаузену "Шельмуфский" Кр. Рейтера, блистательного юмориста. В этот же раздел нашей библиотеки включим и "Приключения барона Мюнхгаузена", книгу, сочиненную в XVIII веке. И вот мы на пороге великого столетия новой немецкой литературы. С радостью поставим мы на полку книги Лессинга, не обязательно полное его собрание, но письма непременно. Клопшток? Его лучшие оды есть уже в нашей антологии, этого достаточно. Трудно обстоят дела с Гердером, основательно забытым и все-таки наверняка еще не сыгравшим до конца своей роли; очень стоит время от времени полистывать и почитывать его, хотя ни одно из его крупных произведений еще не издано целиком. Есть неплохие избранные, вышедшие у Реклама и у Крёнера.
Весьма необходимо и полное собрание сочинений Виланда, но пока что обзаведемся его "Обероном" и, по возможности, - "Историей абдеритов". Приятный, остроумный, изобретательный каллиграф формы, вышколенный на античности и французах, приверженец Просвещения, но не в ущерб фантазии, Виланд очень своеобразная и несправедливо забытая фигура.
Включим в наше собрание издание Гёте, самое лучшее и самое полное, какое нам только позволят средства. В нем могут отсутствовать ряд пьес на случай, какие-нибудь статьи и рецензии, но собственно литературные сочинения, а также лирические стихотворения, должны быть представлены безо всяких пропусков. В гётевских книгах обретает голос все то, что является для нас судьбою души, и многое в окончательно сформулированном виде. А каков путь от "Вертера" к "Новелле", от ранних стихов к второй части "Фауста"! Наряду с сочинениями Гёте нам нужно иметь и важнейшие документы его биографии, "Разговоры" Эккермана и кое-что из переписки, прежде всего с Шиллером и госпожой фон Штайн. Немало выдающегося было создано в дружеском кругу молодого Гёте, самое, вероятно, прекрасное - "Юность Генриха Штиллинга" Юнг-Штиллинга. Эту обаятельную книгу мы поставим по-соседству с Гёте, равно как и избранные произведения Маттиаса Клаудиуса, Вандсбекского Вестника.
В случае Шиллера я склонен к уступкам. Хотя большинство его сочинений я уже почти не беру в руки, этот человек в целом, его дух и жизнь для меня нечто великое и впечатляющее. Отдадим предпочтение его прозаическим (историческим и эстетическим) сочинениям, а также ряду его крупных поэм, написанных около 1800 года, и поставим рядом книгу Петерсена "Беседы Шиллера". Из того времени я бы с удовольствием добавил еще многое - книги Музеуса, Хиппеля, Тюммеля, Морица, Зойме, но мы должны оставаться непреклонными и в библиотеку, отказавшуюся от Мюссе и Виктора Гюго, не протаскивать вещи менее масштабные. Из уникальной эпохи около 1800 года, в духовном отношении самой богатой, первостепенной эпохи Германии, мы и без того должны еще взять целый ряд первоклассных авторов, частью тех, кто до недавнего времени были заслонены современными течениями, однобоко поданы историками литературы и либо забыты вообще, либо удивительно недооценены. Так о Жан Поле, одном из величайших немецких талантов, в популярных историях литературы, служащих учебниками для тысяч студентов, и поныне встречаются суждения, которые копируют давно забытые критические высказывания, совершенно искажающие образ нашего писателя. Отомстим тем, что включим в нашу библиотеку самое полное издание Жан Поля, какое только сумеем найти. Того же, кто считает, что это чересчур, я обязываю иметь хотя бы его главные произведения: "Озорные годы", "Зибенкеза" и "Титана". Не должны мы забыть и "Шкатулочку" классического рассказчика анекдотических историй И. П. Хебеля вместе с его алеманскими стихами.
В последнее время появилось несколько хороших и полных изданий Гёльдерлина, одно из которых мы с благоговением примем в наше собрание; часто мы будем взывать к этой благородной тени, часто будем внимать этому чарующему голосу. По одну сторону от него должны соседствовать произведения Новалиса, а по другую - Клеменса Брентано; удовлетворительного издания Брентано, к сожалению, все еще нет. Хотя рассказы его и сказки не забывались, глубокая музыка его стихов внятна была лишь немногим. Общим памятником ему и его сестре Беттине является книга "Весенний венок Клеменса Брентано". И конечно, должна быть взята одна из прекраснейших и оригинальнейших немецких книг - подготовленное им и Арнимом собрание немецких народных песен "Волшебный рог мальчика". Нам нужно иметь и какое-нибудь добротное избранное арнимовских новелл; обязательно присутствие таких великолепных вещей, как "Старшие в роду" и "Изабелла Египетская". Рядом с Арнимом поставим несколько новеллистических произведений Тика (прежде всего, "Белокурого Экберта", "Жизнь льется через край" и "Мятеж в Севеннах"), а также его "Кота в сапогах", эту самую, пожалуй, прихотливую пьесу немецкого романтизма. Нет, к сожалению, ни одного пригодного издания Гёрреса. Не печатался уже много десятилетий и такой шедевр, как "История Мерлина" Фридриха Шлегеля! У Фуке единственное, на что нам стоит обратить внимание, - его прелестная "Ундина".
Произведения Генриха фон Клейста мы должны иметь все - драмы и новеллы, статьи и анекдоты. И он тоже довольно поздно был открыт своим народом. Шамиссо нам достаточно иметь "Петера Шлемиля", книжечку маленькую, но заслуживающую почетного места. Эйхендорфа приобретем по возможности в полном издании: кроме стихотворений и всеми любимого "Бездельника", должны быть там и другие повести, а от драм и теоретических сочинений можно отказаться. Несколько книг надо иметь и Э. Т. А. Гофмана, виртуознейшего прозаика романтизма, и не только его популярные короткие вещи, но и роман "Эликсиры сатаны".
Можно выбирать между сказками Гауфа и стихами Уланда, но важнее стихи Ленау и Дросте, двух единственных в своем роде мастеров языковой музыки. У нас обязательно должны быть один или два тома драм Фридриха Хеббеля, не преминем обзавестись и его "Дневниками", хотя бы неполными, а также приличным и не слишком скупым изданием Гейне (прозой обязательно!). Далее нам нужно хорошее, достаточно богатое издание Мёрике, прежде всего - стихи, затем "Моцарт" и "Гном" и, по возможности, - "Художник Нольтен". К нему можно присоединить Адальберта Штифтера, последнего классика немецкой прозы, с его "Этюдами", "Бабьим летом", "Витико" и "Пестрыми камнями". Из швейцарцев за минувшее столетие в немецкую прозу влились три выдающихся прозаика: бернец Иеремия Готхельф, великолепный мастер эпических картин из крестьянской жизни; цюрихец Готфрид Келлер и К. Ф. Майер. Возьмем оба романа об Ули Готхельфа, "Зеленый Генрих", "Люди из Зельдвилы" и "Изречение" Келлера и "Юрг Енач" Майера. Келлер и Майер писали также замечательные стихи; поищем их, как и многие другие, авторов которых назвать просто не было места, в какой-нибудь хорошей антологии новой поэзии, каких имеется не одна. Кто хочет, пусть приобретет также и "Эккехарда" Шеффеля; несколько слов я бы сказал и в защиту Вильгельма Раабе: хорошо бы иметь его "Абу Тельфана" и "Чумную повозку". Но на этом мы закончим; не для того, конечно, чтобы отгородиться от современного книжного мира, нет, и для него тоже должно найтись место и в нашей голове, и в нашей библиотеке, но к нашей теме он уже не относится. О том, что войдет в фонды, которые переживут многие поколения, наше время судить не может.
Оглядываясь в конце нашего обзора на проделанную работу, я не могу не отметить пробелов и неровностей. Правильно ли включить во всемирную библиотеку "Приключения барона Мюнхгаузена" и выбросить индийскую "Бхагавадгиту"? Имел ли я право, желая быть справедливым, опустить роскошные комедии старых испанцев, сербские народные песни, ирландские сказки о феях и бесконечно многое другое? Перевешивает ли, в самом деле, сборник новелл Келлера Фукидида, а "Художник Нольтен" индийскую "Панчатантру" или китайскую гадательную книгу "Ицзин"? Нет, конечно нет! Так что очень легко заклеймить мою выборку из всемирной литературы как чрезвычайно субъективную и прихотливую. Но будет трудно, более того - невозможно, заменить ее совершенно справедливой, совершенно объективной. Тогда бы следовало в нее включить всех авторов и произведения, к которым мы привыкли с детства, которые есть во всех историях литературы и содержание которых каждая очередная история литературы переписывает с предыдущей; чтобы действительно прочесть их все, жизнь слишком коротка. И честно говоря, хорошее, красивое стихотворение немецкого поэта, чьей мелодией я могу наслаждаться до замирания последнего звука, дает мне порою куда больше, чем достойнейшее произведение санскритской литературы, если оно мне доступно лишь в сухом, несносном переводе. Кроме того, знание и оценка писателей и их книг часто подвержены большим превратностям судьбы. Мы чтим сегодня писателей, которых двадцать лет назад вообще было не найти в истории литературы. (Господи, я совершил тяжелую ошибку: забыл поэта Георга Бюхнера - он скончался в 1837 году - автора "Войцека", "Дантона", "Леонса и Лены"! Конечно, он должен у нас быть!) То, что нам, современникам, кажется важным и актуальным в немецкой литературе классической эпохи, отнюдь не то же самое, что четверть века назад объявил непреходящим какой-нибудь хороший знаток этой литературы. В то время, как немецкий народ читал "Зекингенского трубача" *, а ученые в своих справочниках рекомендовали нам Теодора Кёрнера как классика, Бюхнер был неизвестен, Брентано полностью забыт, а Жан Поль фигурировал в черном списке разбазаривших себя гениев! В свою очередь и наши сыновья и внуки сочтут нынешние воззрения и оценки такими же безнадежно отсталыми. И от этого не спасет даже ученость. Однако извечное колебание оценок, забвение гениев, вновь открываемых и высоко прославляемых несколько десятилетий спустя, основано отнюдь не на человеческой слабости и человеческом непостоянстве, а подчинено законам, которые хотя и не поддаются точной формулировке, но могут быть почувствованы и предугаданы. Всякое духовное достояние, влиявшее на публику и показавшее свою ценность за рамками определенного времени, остается в сокровищнице человечества и в любое время может быть извлечено, проверено и вызвано к новой жизни в зависимости от новых течений, новых духовных потребностей каждого очередного поколения. Наши деды не только совершенно иначе читали Гёте, не только забыли Брентано и не только переоценивали Тидге, Редвица или других модных поэтов, но также и вовсе не знали "Даодэцзин" Лао-цзы, одну из великих книг человечества, ибо открытие Древнего Китая и его мудрости произошло только сейчас, а не во времена наших дедов. Зато мы несомненно потеряли из виду многие великие и замечательные области духовного мира, которые были хорошо известны нашим предкам и должны быть вновь открыты нашими внуками.