Магия на каждый день
Шрифт:
— Ладно, до свидания, — кивнула Вика. — Еще раз спасибо. Если что — обращайтесь.
И она протянула Аглае визитную карточку. Но едва гостья ушла, Глаша швырнула ее, не глядя, в плоскую серебряную вазу в прихожей. Затем Аглая поднялась к себе, а Настя в это время вытащила визитку из вазы и спрятала в кармане.
Где-то через час Вика, несмотря на протесты метрдотеля и увещевания охраны, ворвалась в кабинет знаменитого французского ресторана, обозрела пьяненького мужа, окруженного шестнадцатилетними моделями, велела официанту принести морковный фреш — для
— Я не понял, ты чего творишь, жопа? — спросил как обычно ласковый и вежливый наедине с женой Евгений.
— Сейчас я тебе все объясню… — пообещала Вика. — Сейчас, урод, ты получишь ответ на все свои вопросы…
Глава 5 К черту колдовство!
— Они просто… ну, в общем, повернулись на этой своей Шанели! — воскликнула Саша, с недовольством разглядывая свое отражение в винтажном платье.
— Эй! Повежливее! — одернула ее Настя. — Это все-таки наши родственницы, так что выбирай выражения, когда говоришь о том, что они давным-давно двинулись на своей гребаной магии!
— Тебе не нравится магия?! — Саша сделала большие глаза.
— А тебе? — усмехнулась Настя.
Саша вздохнула, села на стул, закурила сигарету и сказала, смотря Насте в глаза:
— Мне не нравится Шанель, мне не нравится магия, мне не нравится Истра, и мне надоело жить в доме с тремя — тебя не считаю — взбалмошными, капризными, самовлюбленными ведьмами.
Настя села на один стул с Сашей, вынула у сестры изо рта сигарету, затянулась.
— И что делать-то?
Саша пожала плечами.
— Я чувствую себя в западне, — сказала она. — Все эти традиции: мужененавистничество, черный цвет, обязанность называть дочерей на А… Мне иногда бывает душно — буквально, кажется, что не хватает воздуха, что я разучилась дышать. Я, знаешь, чувствую себя, как эта Вика, которая не может жить без шопинга в Милане. Хочется и рыбку съесть, и с горки прокатиться…
— Да-а… — протянула Настя. — Наши дамы загребают страшные деньги. Если я буду актрисой, о черной икре на завтрак придется забыть.
— А ты будешь?
— Не знаю. Нам ведь уже почти двадцать пять.
По традиции, в двадцать пять каждую женщину Лемм посвящали в ведьмы — это была торжественная церемония, на которой девушка объявляла, какой именно магией намерена заниматься.
— Они будут об этом говорить? — с тревогой поинтересовалась Настя.
— Непременно! — кивнула Саша.
— Блин! — расстроилась Настя. — Дело в том, что я вообще не хочу пока никакого посвящения. Я не готова.
— Понимаю, — усмехнулась Саша. — Но, к сожалению, наших дорогих родственниц сие не волнует.
— Знаешь, — Настя затушила сигарету в пластиковом стаканчике с водой, — это, конечно, глупо звучит, но я… я их не понимаю. Даже маму. Она пишет свои книги, но… Они как бы не совсем честные, ее книги, — она же что-то такое делает, отчего все хотят читать именно их, и получается, что не талант писателя работает, а магия. А все эти женщины, которые благодаря
— И что? — Саша развела руками.
— Это… нечестно! — Настя опустила голову. — Понимаешь, если бы они лечили смертельные заболевания или работали над безопасностью — ну, там предсказывали бы вероятность авиакатастроф, то я бы могла их понять. Но они занимаются совершенно бессмысленным делом — потакают чужим слабостям. Для них главное, чтобы в доме всегда было шампанское «Кристалл», чтобы кредитки лежали в кошельке от Шанель и чтобы зимой можно было укутаться в соболиную шубу от Ярмак. Они выбрали легкий путь: потворствовать греху всегда проще, чем насаждать добро…
— Настя! — воскликнула Саша. — Ты когда успела превратиться в зануду?
— Я не зануда! — надулась Настя.
Дверь скрипнула, и в комнату зашла невысокая загорелая женщина лет сорока — Люся. Женщина была закупщицей модной одежды: она покупала для частных клиентов наряды в Париже, Лондоне и Милане — многие так доверяли ее вкусу, что отправляли одну, когда срочно требовалось платье для особого случая.
— Ну, как, мои девочки счастливы? — спросила Люся, широко улыбаясь. И тут же возмутилась, уставившись на Настю: — Что это такое?! Ты еще не померила платье?
— Сейчас… — Настя лениво поднялась со стула и сняла с плечиков узенькое, облегающее платье без рукавов с юбкой-трапецией.
— Оно восхитительно! — Люся захлопала в ладоши. — К нему нужны пояс-цепочка, шелковые сапоги до колен и… — Она задумалась, нахмурив брови. — И черный жемчуг на шею! Я позвоню вашей бабушке. Если нет черного жемчуга, нет смысла надевать это платье. — Взгляд у Люси стал мечтательным. — Сказать вам, дорогие мои, почему я так люблю Шанель?
Девушки кивнули.
— Шанель — это настоящая роскошь. Любое платье Шанель — только начало, лишь основа, фон… для бриллиантов от Тиффани, для «Астон Мартина», для яхты… Разве можно сравнить Шанель с этим мальчишкой Готье? Любая его вещь самодостаточна — купил пальто и напялил его с джинсами и кроссовками. Да хоть и с бейсболкой!
— Шанель тоже надевают с джинсами, — пробурчала Саша.
— Несчастные люди, — содрогнулась хозяйка. — Они обречены.
— А чем вам не нравится Диор или Ланвин? — поинтересовалась Настя.
Люся прищурилась.
— Понимаешь, дорогая… Мне и Готье нравится. Но он не жил в то время, когда платье можно было сравнить с картиной Моне или книгой Толстого. Тогда в одежду вкладывали душу и ожидали, что ее будут носить до конца жизни. Как ты считаешь, хорошо ли шили костюм, который отец завещал сыну, а? Я люблю и Диора, и Ланвин — Кристиан был такой вежливый юноша, а Жанна такая элегантная! — но… В Коко, кроме невообразимой изысканности, какого-то просто болезненного вкуса, удивительной дотошливости и требовательности, было что-то… животное. Порочное. Какая-то нечистая сила. Наверное, именно поэтому ее наряды — не просто верх элегантности, а… магия, сексуальность, нечто… запретное.