Магия Неведомого
Шрифт:
Блюдо было приготовлено для нас, подумал рыцарь, значит, они догадались, что нас ведут к ним… для ужина. Егерь, решил он, а скорее всего, еще и тавернщик, чтобы не попасть этим… Титуфам на стол, прислуживают, приводя к ним путников. Ну если удастся выбраться отсюда, посмотрим, какого вида у них потроха, может, и они – нелюди, может, и они – той же породы, только помельче, потому и похожи на обычных людей?
Тальда уже добежал до выхода из зала. Оглянулся, едва отбиваясь от наседающего на него младшего брата хозяйки. Чтобы Оле-Лех тоже мог удрать, ему нужно было немного оттеснить противника, но у него не получалось. Рыцарь рванулся в сторону, и, когда человеко-таракан начал поворачиваться, опасаясь какой-нибудь
Они припустили с Тальдой вперед, не оборачиваясь, хотя в сознании Оле-Леха билась одна мысль – а зачем, собственно? Братья Титуф закрыли ворота замка, что можно поделать, если выхода из этого каменного мешка нет? Но они все же бежали, смутно на что-то рассчитывая.
Хозяйка замка орала уже что-то непонятное на неизвестном Оле-Леху языке. Пожалуй, сейчас она визжала так же, как разговаривал и старший человеко-таракан, только чуть более высоким голосом.
Двери были заперты всего лишь на один засов, Тальда отбросил его, створки медленно раскрылись. Карета стояла, франкенштейн сидел на своих козлах, нахохлившись, его, как и прежде, поливал дождь, сыпавшийся с темного неба. Тальда вдруг заорал:
– В карету, сахиб, он говорит, чтобы мы плотнее закрыли ее дверцы!
– Разве это поможет? – удивился рыцарь. – Старший и более толстое дерево ломает дубиной, словно гнилушку… – Но все же побежал за оруженосцем, ощущая всем телом, как за ними неспешно, но неостановимо топают чудовища-тараканы.
Тальда, а за ним Оле-Лех вывалились на крыльцо, забыв плащи на креслах в прихожей. Но возвращаться за ними ни рыцарь, ни тем более его оруженосец не собирались. Тальда каким-то кошачьим движением подскочил к карете и сразу же запрыгнул в нее, рыцарь даже не успел заметить, как и когда он успел открыть дверцу экипажа. Он втиснулся следом за слугой и тогда, еще не поместившись в узком пространстве как следует, услышал, что возница хлопает бичом. Да так, что от этих хлопков можно было оглохнуть, и звук колес сорвавшейся с места кареты был иным, чем они привыкли слышать… Дверцу все же удалось захлопнуть, и сразу же Оле-Лех повернулся назад, чтобы в окошко увидеть, что происходит у него за спиной.
Несмотря на тьму, едва разгоняемую факелом, который теперь, как и с самого начала, держала над собой женщина, он увидел… Оба брата хозяйки двигались к карете, которая совершала бешеный разворот, едва не задев младшего, чуть более быстрого из братьев. Полуобнаженная женщина, со своими грудями и клешнями, торчащими под ее слишком светлыми плечами, с развевающимися волосами, что-то кричала, а старший из братьев-чудовищ примеривался, кажется, бросить свою дубину так, чтобы поломать коням ноги или сбить хотя бы одно из колес кареты… Все безнадежно, подумалось Оле-Леху, их бегство невозможно.
Но возница лучше знал, что делает. Он развернул карету едва не на одном месте, потому что двор замка был все же мал и потому что значительная его часть теперь была опасна из-за чудовищ, которые собирались, как бывало, наверное, у них не один десяток раз, разбить экипаж того, кто к ним заглянул ненастной ночью, а затем вдруг сорвал ее в такую бешеную скачку, что стало ясно – он вознамерился разбить карету о стену или о ворота, которые по прочности от каменных стен в полтора туаза толщиной мало чем отличались…
Но он нахлестывал коней, и даже умудрился
Карета, это в общем-то хрупкое сооружение из тоненьких досточек и выделанной кожи, это едва ли не невесомая машина, состоящая из колес, поворотного шарнира, рессор и простой рамы, в которую запрягались четыре лошади… Так вот эта карета ударилась о ворота – с таким звуком, от которого застонали стены замка и его подземелья, словно разом вспомнили все грехи, которые накопили его обитатели! И карета с четырьмя черными лошадьми впереди, словно бы простой лист бумаги… проломила ворота! А затем…
Оле-Лех в этот момент смотрел в окно, как завороженный, не в силах отвести взгляд, и он увидел, что через тьму, через этот ужасный и широкий, заполненный водой ров карета полетела по воздуху, будто бы ее перенес порыв ветра! И полет этот показался ему еще более невозможным, волшебным, небывалым, чем даже пробитые конями и каретой ворота замка… Он длился, и длился, и длился…
И наконец-то колеса с ужасным треском ударились о землю, но… По другую сторону рва, окружающего замок. Потом карета стала скрипеть, на миг рыцарю показалось, что она вот-вот развалится, но она и это выдержала. Она как-то дико качнулась, едва не задев своим бортом мокрую траву и камни сбоку от дороги, потом повалилась в другую сторону, потом, все еще раскачиваясь, побилась о что-то, о чем рыцарь не имел ни малейшего представления, и наконец, выровнявшись, покатила по лесной дороге, откуда они и прибыли сюда, к замку чудовищ.
А Тальда, никогда не теряющий присутствия духа, – кроме одного раза, поправил себя Оле-Лех, когда послышались шаги чудовищ по темным коридорам этого замка Титуф, – его верный оруженосец вытер пот со лба и дрожащими, серыми, как льняное полотно, губами едва слышно произнес:
– Расскажешь кому-нибудь, и не поверят ведь… Лучше и не рассказывать, сахиб, или как ты думаешь?
3
Напряжение понемногу спадало, оказалось, что и Оле-Лех, хорошо тренированный и заслуженный рыцарь Ордена, был мокрым от пота. А Тальда-то вообще так запыхался, будто в полном доспехе пробежал миль пять, не меньше. И глаза у него еще долго были обиженно-жалкими, он испугался по-настоящему, как редкому орку случается испугаться хотя бы раз в жизни. Рыцарь даже прикрикнул на него:
– Ну ты чего? Ты же, наверное, франкенштейна нашего слышал, и он тебе что-то нашептывал, чего так сдрейфил? Вот я – ничего не понимал, и то… – Что он, собственно, хотел добавить, Оле-Лех и сам не знал. Лишь потом для верности спросил: – Ты цел хоть?
– Цел, сахиб. Вот только… Да, напугался. А возницу я почти не слышал, пока мы в замке были, лишь когда наружу выпали, стало понятно, что он один знает, как нас спасти. И заранее все знал, лишь рассчитывал…
– На что рассчитывал?
– Он надеялся, может, мы все же с этими-то справимся, и тогда его кони свежатины поедят, они у него голодны, он целый день об том твердит.
– Да, справишься с такими… К тому же у них было преимущество неожиданности. – Оле-Лех попытался еще разок припомнить, что с ними только что происходило. – Когда этот старший брат в зал ввалился, у меня, кажется, и сердце дрогнуло.
– А по тебе, господин, я бы такого не сказал… – Тальда вдруг обмяк весь, словно тесто в квашне. Спросил шепотом: – Что это было?
– Откуда мне знать? Нужно со знающими людьми потолковать, если возникнет такая охота. А вообще, полагаю, это были метаморфы. Сущности такие, людоеды, разумеется, и принимают вид того, кого поедают.