Магия тени
Шрифт:
Некоторое время маги молчали, только протяжно-сбивчиво напевала бузука. Мотив все никак не давался Шадеку, ускользал, оставляя грустные протяжные обрывки. И никак не придумывались слова, только мелькали в голове образы: цветастые колючие обломки, шелест листьев под ногами, мрачные закатные небеса.
— Ну и кто прав, магистр? — спросил Шадек, отчаявшись выцарапать из бузуки неподатливую мелодию. — Мы или те, кто остался в Ортае?
— Я не знаю, — тут же ответил Дорал. — Не может быть единого ответа, у всех нас есть по кусочку правды. Каждый выбирает
Шадек сердито дернул струну, и бузука злобно взвизгнула.
— Конечно, каждый выбирает по себе. Только мы, маги, не можем просто решить, что нам по нраву, и успокоиться на этом. Мы, выбирая свое, решаем за других тоже. Вот это паскудное в нашей маговской жизни, именно этого не хотят самоучки. И вот мы решили: будем бросать одиночек ради спасения многих. А как это решение соотносится с нашим долгом, а, магистр? Мы раз за разом будем бросать одного человека ради спасения всех, и в оконцовке и просто людей не останется? А для кого тогда будет наша большая цель?
— А что получится, если мы станем спасать каждого, пока гибнет целый мир?
Шадек пожал плечами и уставился в небо. Сквозь низкие клокастые тучи проглядывала луна, и за этими рваными тучами она казалась похожей на череп.
— Сколько времени мы в дороге? — в конце концов спросил он. — Я сбился со счета. Месяц, дольше? Скольких людей мы спасли за это время — ни одного? А скольких спасли те, кто остался в Ортае? Вот теперь давайте, расскажите мне еще раз про мой долг. И объясните наконец, когда я в такие долги успел залезть. Скажите: кто из магов по-настоящему приносит пользу, а кто — лишь болтается по трактам, ломает дрова и оправдывает свою беспомощность какими-то высшими замыслами?
Теперь надолго замолчал Дорал.
— Никто не даст тебе ответа. Мы сможем узнать его только после того, как все закончится. Тогда тоже у каждого будет своя правда, но появятся и другие меры, которыми будет отмеряно каждому из нас по делам.
— То-то и оно, что мы пока никаких дел не совершили. — Шадек хлопнул себя по колену. — Только премся вперед, ни на кого не глядя, и убеждаем себя… что там, впереди, сбудется наконец такое, ради чего стоило долго-долго ничего не совершать. Знаете, что, магистр? Я уже всерьез жалею, что не остался в Ортае. Пусть я не в восторге от всех этих слюней про маговский долг — но как же паскудно ощущать себя таким… беспомощным и бесполезным!
Утром, пока Дорал и Гасталла решали, стоит ли переставлять телегу на полозья или пока можно обойтись колесами, Шадек улучил время поговорить с Бивилкой. Ему не понравилось, как настойчиво она вчера указывала направление. И он подозревал, что страха в ее глазах не замечает больше никто.
Только Шадек достаточно давно и хорошо знал эту поганку. Только он понимал, что она боится, но скорее перегрызет себе горло, чем признается в этом. Слишком привыкла в Мошуке быть всехней опорой, не может теперь просто взять и сказать, что зашла в тупик.
И еще Шадеку не понравилась ее вчерашняя молчаливая отстраненность.
— Ты уверена, что нужно ехать на запад?
Вопрос дурацкий, Шадек прекрасно знал, что Бивилка ни в чем не уверена. Магичка не ответила, только рожицу скорчила.
Шадек уселся рядом с ней подле затухающего костра.
— Гон-Га говорит, неспокойно там. Призорцы дичают.
Бивилка почесала нос. Шадек вытянул ноги и почти мечтательно добавил:
— Так дичают, что прям из тел выпадают. Какие посильнее — воплощаются в начальные сущности, а кто послабее — обрастает не пойми чем и злобствует. Здорово, да?
— Чего тут здорового-то? — хмуро спросила Бивилка и прислушалась к себе: может быть, на запад все-таки не надо?
— Во-первых — я никогда не видел призорцев с таким прибабахом. Во-вторых — досюда еще сушь не добралась, и в этом нам повезло. Что с тобой происходит, поганка?
Он спросил это так спокойно и без всякого перехода, что Бивилка от растерянности сразу же ответила как есть:
— Я вроде разобралась, как искать драконов, и я, кажется, вижу старуху, которой нет.
Шадек бросил в костер несколько веток и уставился в огонь. Бивилка знала, что он ничего больше не спросит, если она сама не расскажет. И рассказала.
Про белую мошкару, которая пропадает из виду. Про старуху, которая берется не пойми откуда и пропадает не понять куда, а кроме того советует искать драконов не глазами. И еще про то, что вчера Бивилка пробовала определить дорогу, не высматривая поисковое заклятие, а пытаясь понять, откуда исходит то серое и мудрое, из чего состоит образ Старшего Змея. И ей показалось, что двигаться нужно на запад.
— И еще, знаешь, чем больше я окунаюсь в это ощущение, тем мне страшнее становится. Я будто проваливаюсь под край знакомого мира и там понимаю, где сидит Змей, но еще там меня окружает то, чего обычно нет. Какие-то шепотки, ощущение чужих взглядов, и еще звуки волной — протяжная песня, только я слов не могу разобрать. Во всем этом странно и жутко, там нет направлений и времени будто тоже нет… Я не могу объяснить, как это. А потом открываешь глаза — и всего этого как не было, вокруг привычный мир, только в нем я понятия не имею, где сидит этот Змей… Ты не понимаешь меня, конечно. Ты не ощущал всего этого.
— Конечно, — покладисто согласился Шадек. — Где уж мне.
Они помолчали, глядя, как старшие маги проверяют завязки кожаного полога на телеге. Собаки, которых никогда не выпрягали из повозки, стояли смирно. Шума и хлопот от них всю дорогу было не больше, чем от пеньков, и Шадек представил, как облегчились бы поездки обозов в Идорисе, если бы люди не имели предубеждения к мертвягам-животным.
Подумав о сотнях обозов, запряженных перерожденными лошадьми и собаками, которые развозят еду и припасы по ортайским селениям, Шадек едва не рассмеялся вслух.