Магия успеха
Шрифт:
Разбудил Прохорова телефон. Звонила Женя, голос ее был весел и беззаботен, словно щебет райской птахи:
— Здравствуй, милый. Чем занимаешься?
— Онанизмом. — Серега вдруг почувствовал, как екнуло сердце, истомная тяжесть спустилась в живот, и трусы сразу превратились в оковы, — черт бы побрал эту дуру Корнецкую с ее железобетонной неприступностью! Может, послать ее на хрен, баб, что ли, мало? Вон Любка Зверева, к примеру, чем не подруга жизни? И накормит, и выпить даст, и отсосет, и раком встанет. Опять-таки, умница и красавица,
— Знаем, знаем, премиленькая штучка. — Женя заливисто рассмеялась, в трубке было слышно, как рядом кто-то поет под гитару. — Кончишь — приезжай на шашлыки. Вика устраивает отвальную.
Господи, опять эта истеричная проститутка с высшим филологическим образованием! Изящные манеры, беседы о прекрасном, сложные психологические состояния. А вот Любка Зверева, та без фокусов, сразу хватает за ширинку, ей не до умных разговоров, язык другим занят. Эх, жизнь — влечение полов, непознанная бездна страсти, мышиная возня вокруг постели!
— Как только, так сразу же. — Губы Прохорова сами собой расползлись в глуповатой, радостной улыбке. Бросив трубку, он щелчком разбудил Рысика и, вытащив из шкафа свежее бельишко, с песней порысил в ванную. — «Ах, какая женщина, мне б такую…»
«Какого хрена! — Заспанный кот посмотрел ему вслед с негодованием, потянулся, зевнул и свернулся клубком в ямке на подушке. — Всего-то мне надо четырнадцать часов полноценного отдыха!»
Сразу помыться Сереге не удалось. В ванной водопадом шумела вода, облаком клубился горячий пар, жутко воняло закисшими трусами, хозяйственным мылом и водочным перегаром, — Прохоров-старший затеял большую стирку.
— Сейчас я, сынок, сейчас. — Яростно полоща бельище прямо в ванной, он глянул на Тормоза снизу вверх, страдальчески скуксился. — Скучно без водки! Ох, плохо мне, плохо!
— Давай-давай, чистота залог здоровья. — Прохоров посетил гальюн и принялся делать зарядку, так, два притопа, три прихлопа. Вымыться он сумел минут через двадцать, надел цветные, под российский триколор, трусы, джинсы, свитер и кожаную, купленную по случаю куртку-бомбардирку с воротником из натурального меха опоссума. Как пить дать ворованную.
— Что, по бабам? — Экс-майор угрюмо высунулся из кухни, с видом Сократа, принимающего яд, он цедил из кружки свежезаваренный чай. — Правильно, сынок, всех их все равно, конечно, не пepee…ешь, но к этому надо стремиться.
На улице было темно и промозгло, накрапывал мелкий, противный дождь. Погода к веселью не располагала, да и вообще с самого начала все пошло наперекосяк. Усаживаясь в машину, Прохоров плотно вступил в собачью кучу, едва не растянулся и долго шаркал подошвой по траве, проклиная вслух и сучье племя, и хозяйское отродье. Однако это была преамбула. «Треха» заводиться не пожелала, и, когда Серега вышел, чтобы проверить свечи, он снова конкретно вляпался в дерьмо, но уже другой ногой. Псов в округе держали крупных и кормили как на убой.
«Может, это знак?» Тормоз сделался задумчив, пообтер штиблеты и начал ковыряться в трамблере. Увы — искры не было. Ветер бросал в лицо студеную морось, мокрое железо холодило пальцы, а где-то
Злой и промокший, Прохоров поднялся домой, долго мыл «Ариэлем» руки, размышляя о смысле жизни, о превратностях судьбы, о роке, а потом плюнул на все знамения и отправился к Жене на частнике, — врешь, не возьмешь! По пути он затарился розовой «Ностальгией», купил пудовый астраханский арбуз и литровую бутыль смородинового «Абсолюта» — для нейтрализации фатума. Так и явился пред светлые очи Корнецкой — суровый, задумчивый, с батареей бутылок и огромной полосатой ягодой.
— Не прошло и полгода. — Женя взглянула на арбуз, ехидно ухмыльнулась. — Эту ночь мы запомним надолго.
Густые рыжие волосы, заколотые пышным хвостом, делали ее чем-то похожей на лисицу.
— Держи. — Прохоров отдал ей пакет с бутылками, раздевшись, потащил на кухню арбуз. — Здрасьте вам, как жизнь половая?
— Привет, привет. — Виктория, в прозрачной кофточке и белых облегающих джинсах, неумело насаживала на шампуры свинину. — Живем беспорядочно, но регулярно.
Она была уже навеселе, мясо — кстати, плохо замаринованное, это Тормоз сразу определил по цвету — держала кончиками накладных ногтей, в глазах светилось раздражение — нет, прелести кухни — это не для нее.
— Давай-ка помогу. — Серега оттеснил Вику в сторону, живо справился со свининой и властно кивнул: — Засовывай, женщина, готово.
— Это мы завсегда, было бы чего. — Она вставила шампуры в шашлычницу, включила ток и посмотрела на Прохорова с интересом, будто увидела впервые.
В кухне вскоре запахло жареным. Женя, звеня посудой, накрывала на стол. Вика рассеянно следила за процессом, Серега общался с крысой Дашей. Общий разговор как-то пока не клеился.
— Ну, похоже, готово. — Прохоров выключил щашлычницу и принялся доставать шампуры с шашлыками. — Давайте-ка, пока горячее.
Налил дамам вина, себе шведской водочки, мастерски блеснул красноречием:
— Вздрогнули!
Выпили, налегли на сочную, но пресноватую свинину, повторили, ударили по «оливье», и Прохоров, глядя на Викину грудь под прозрачной тканью, наконец начал беседу:
— Так куда это ты отваливаешь?
За подругу ответила Женя:
— Догадайся с трех раз, — туда же, куда и мы. Все дороги ведут в Норвегию. — Она сунула в рот чернильную маслину и насмешливо округлила глаза. — Через «Альтаир», конечно же, через нашу турфирму. — Женя выплюнула косточку. — Все-таки Питер маленький город.
— Да, Сереженька, начинаю трудовую жизнь, еду на буровые вышки. — Шашлыки пришлись Вике по вкусу, жевала она с энтузиазмом. — Стресс снимать у бурильщиков. Авантюра, конечно, по объявлению, товарка сблатовала. И везут как-то странно, поначалу за полярный круг, к Баренцеву морю, затем на автобусе через норвежскую границу. Времени — в обрез, отбываем послезавтра, а у меня еще рейтуз с начесом не заготовлено…
— Ты, мать, закусывай давай. — Женя от души положила ей салата, придвинула тарелку с ветчиной.