Макамы
Шрифт:
Сказал Абу Зейд:
— У меня никаких не осталось сомнений: это сын родной стоит предо мной! Но я не посмел ему признаться — жалкий бедняк с пустою мошной. Я ушел, а сердце мое разрывалось, и слезами глаза мои заливались. Случалось вам, люди рассудительные, слышать что-нибудь более удивительное?
Мы сказали:
— Клянемся жизнью пророка, нам подобного слышать не приходилось!
Он ответил:
— Тогда запишите скорее, чтоб в недрах истории все сохранилось, и то, что я рассказал, хорошенько запомните сами: ведь такие случайности не часты под небесами!
Тут же мы принесли чернильницу и заострили калам [42] и записали эту историю согласно его словам. Нам выведать мысли его захотелось, и мы попросили:
— Скажи нам, как ты думаешь соединиться с неожиданно найденным сыном?
Он сказал:
— Что карман мой отяжелит, воспитание сына мне облегчит.
Мы обещали Абу Зейду:
— Поможем тебе чем богаты. Как ты думаешь,
42
Калам — тростниковое перо.
43
Зекат — предписываемая Кораном милостыня, собираемая с взрослых мусульман в пользу бедняков, вдов, одиноких женщин, сирот и немощных. Размер зеката, взимаемого с домовладений и доходов с торговли и ремесла, — 2,5%; со скотоводства он мог быть повышен до 12%.
Абу Зейд воскликнул:
— Подобной суммой пренебрегает только безумный!
Говорит рассказчик:
— И каждый долю ему уделил, своею подписью бумагу скрепил. Друзей он за щедрость благодарил, многословной хвалою всех восхвалил. Слишком пышной нам показалась хвала: ведь слишком скромной наша помощь была. Но тут он стал перед нами ткать такие пестрые узоры рассказов, что даже йеменские плащи перед ними поблекли бы сразу.
Так в спокойной беседе, за часом час, ночь прошла незаметно для нас. Вот уже небеса на востоке светлеют и черные локоны ночи седеют. Вот уже разорван плотного мрака покров и сияющий солнечный диск появиться готов. Тут резвой газелью Абу Зейд вскочил и меня за собой потащил:
— Чем раньше возьмемся за дело — тем лучше, поскорее деньги получим. А то уж я тоской изошел: ведь сына нашел я — и словно бы не нашел!
Я пошел с Абу Зейдом и чем мог помогал: указывал путь и советы ему давал. Наконец деньги звонко в кармане его зазвенели, и морщины лица его просветлели. Он воскликнул:
— Достойны прекрасной награды труды твоих неустанных ног, но Аллах наградит тебя лучше, чем я наградить бы мог.
Я сказал:
— Разреши, я отправлюсь с тобой и буду при вашей встрече: я хочу на отпрыска твоего посмотреть и послушать его разумные речи.
И тут обманщик расхохотался до слез и стихи в ответ произнес:
Мой доверчивый друг, я и сам не пойму, Как рассказу поверили вы моему, Полноводной рекою признали мираж И несметной казною — пустую суму. Нет жены у меня из оазиса Фейд, Нету Зейда, хоть я и зовусь по нему [44] , — Только выдумки хитрые есть у меня, В них не следовал я никогда никому. Сам аль-Асмаи [45] хитростей этих не знал, Недоступны они аль-Кумейта [46] уму. Я использую их, чтобы жить — не тужить, Захочу — и любую добычу возьму. А без них я остался бы беден и сир, Прозябал бы в холодном и тесном дому. Если я провинился — прости уж меня, Я охотно твое порицанье приму.44
Нету Зейда, хоть я и зовусь по нему… — Абу Зейд означает «отец Зейда»; наименование по сыну считается у арабов почетным, поэтому люди бездетные или родители умерших детей нередко берут себе подобное наименование.
45
Аль-Асмаи Абд аль-Мелик ибн Кариб (740—828) — знаменитый арабский филолог, собиратель устного творчества древних поэтов; легенда называет его автором позднесредневекового романа об Антаре. Он часто выступает как герой фольклорных анекдотических историй о хитрецах.
46
Аль-Кумейт ибн Зейд аль-Асади (679—743) — средневековый арабский поэт, отстаивавший принципы шиизма — одного из основных направлений в исламе, объединяющего сторонников партии (шиа) Али, зятя Мухаммеда. Отличался обширными познаниями в религиозных науках, законоведении и генеалогии.
И ушел Абу Зейд, кивнув на прощанье мне, и оставил сердце мое в огне.
Перевод А. Долининой
Мерагская макама
(шестая)
Рассказывал
— Однажды в Мераге [47] в диван [48] к писцам я зашел, где собранье любителей слова нашел. Знатоки красноречья сидели кружком и увлеченно вели речь о том, что писатели нынче писать не умеют, ничего в острословье не разумеют, что бразды красноречья еле держат в руках, по бездорожью блуждают впотьмах, а если стремятся прямую дорогу найти, то лишь топчут древних поэтов пути.
47
Мерага (Мераге) — город в Иране.
48
Диван — здесь — правительственная канцелярия.
В споре воспламенились противники; в корзину беседы без разбору летели финики — не только спелые, полновесные, но и незрелые — мусор словесный.
А в углу, среди слуг, старик сидел и на собранье с прищуром глядел. И было видно по блеску глаз, что старец встанет — вот-вот, сейчас! — да и сразится со всеми зараз. Но долго он в напряженном молчанье перебирал свои стрелы в колчане, до поры затаился, но был начеку — словно лев, что готовится к прыжку. Когда же утих бурный вихрь словопрений, когда погасло пламя суждений и осуждений и кипучий поток речей прекратился, поднялся старик и к собранию обратился:
— Слов удивительных наговорить вы сумели, но как далеко отошли от цели! Прославляете вы истлевшие кости, а против живых исполнены злости, ушедшими вы полны восхищенья, а тех, кто с вами, поите ядом презренья. Вы разбираете старых и новых поэтов, словно золотые и медные монеты. Иль вы не видите, что в наше время не скудеет поэтов славное племя? Дороги нехоженые они находят, их стихи творенья дедов и отцов превосходят плавной поступью, мерностью, ласкающей ухо напевностью, красотою сравнения, ясностью выражения; безупречны у них восхваления и назидания, золотом редких слов разукрашенные послания. А у древних не только мысли расхожие, но и сравнения на загадки похожие. Люди же их слова лишь оттого повторяют, что старину почитают. Меж тем я знаю живущего, золотые узоры плетущего. Ткань речей его красотой восхищает, умы смущает. Любой из вас придет от него в удивление и раскроет рот в изумлении.
Тут к старику обратился старший писец, среди собравшихся первый мудрец:
— Где же он, кто древних готов посрамить и нас красноречием поразить?
Старик ответил:
— Он стоит пред тобой и готов сейчас же ринуться в бой. Попробуй-ка, испытай меня. Укроти благородного коня!
Тогда возразил чужеземцу дивана глава:
— От хвастливых речей болит голова, У нас воробьев за орлов не считают, а блестящие камни за золото не принимают. Кто против нас осмелится выйти в сраженье, тому глаза засыплет пыль униженья. Услышав полезное назидание, ты, быть может, откажешься от испытания?
Старик отозвался:
— Каждый знает, как далеко стрела его летает. Ты скоро увидишь: ночь твоего сомнения разгонит заря моего вдохновения!
Решили собравшиеся старца проверить, глубину его колодца измерить. И сказал один из сидевших в собрании:
— Я придумаю для него испытание такое, что он не будет знать, что ему делать и что сказать. Готов я взять на себя это дело.
Согласилось собрание, спорить не захотело. Тогда он сказал:
— О почтеннейший, знай, что приехал я в этот край и дружбу с эмиром стал водить, чтобы семью свою прокормить. Когда-то, бывало, доходов моих и дома на жизнь хватало. Но год от года семья разрасталась, запасов совсем у меня не осталось, и, чтобы ноша моя не так тяготила плечи, я стал зарабатывать своим красноречием. И вот после долгих блужданий по миру пришел я к здешнему эмиру. У него на службе нажил состояние, но, увы, гнетет меня даль расстояния от родной стороны, от милых детей. Уж давно от них я не имею вестей. Начал я эмира просить на верблюде удачи домой меня отпустить. Но после удачи постигла меня неудача — эмир велел мне перед отъездом решить задачу: дабы согласье его снискать, прошенье я должен написать, в котором слова бы так размещались, чтоб согласные с гласными в их начале перемежались, а вступленье к прошению казалось бы голым: содержало бы лишь имена [49] и глаголы, чтобы строго они чередовались, а глаголы бы меж собой рифмовались. Понадеялся я на свое умение и призвал к себе вдохновение. Но жду я его уже целый год, а оно никак ко мне не идет. Целый год я пришпоривал его, побуждая, а оно лишь зевает, в дремоту впадая. За подмогой к писателям я обращался, но такое прошение составить никто не брался. Так если слова твои правдивы, ты мне помоги — сочини столь дивное диво!
49
…имена… — Согласно арабской грамматической науке, категория имени включает все склоняемые части речи.