Максимализмы (сборник)
Шрифт:
Ту же аналогию можно продолжить и на насекомых, рыб, птиц, млекопитающих, которых можно уподобить самолётам, поездам, кораблям. Метод изучения этих существ (биология, химо-генетика и проч.) никогда не может познать, какова цель, «маршрут» этих разнообразных живых существ – ведь они являются лишь средствами передвижения некого Водителя к только ему известному пункту назначения.
Всемирно известные красавицы – как правило, киноактрисы. Вот, например, из прежних: Мэрилин Монро или Грейс Келли. Сколько мужчин их выебло за их жизнь – ну, сто, ну, двести. А то и меньше – а хотело их сотни миллионов хуёв,
А вот при наступлении клонирования этих красоток можно будет сделать для каждого желающего – и все мужчины станут осчастливлены.
Как популярную книгу может купить и прочесть любой, ибо её печатают неограниченно, согласно спросу, так и каждую красавицу будут «печатать» в любом количестве. Недаром я всегда сравнивал книгу с женщиной и женщину – с книгой. Красавица, подобно прекрасной книге, пишется богом в одном экземпляре! Но человек научится их тиражировать и продавать или ещё лучше – раздавать, как Библию, на каждом углу! Красота как и искусство – принадлежит народу, а не группке счастливчиков.
Только став обильной и общедоступной, красота действительно спасёт мир.
Пизда так же неисчерпаема, как и атом.
Когда средняя продолжительность жизни была 50 лет, а женщина в 30 считалась старухой, то клятва в вечной любви могла иметь какой-то смысл. Но когда люди стали жить до ста, а спелые бабы и в 50 заманивают в пизду юные хуи, разговор о вечной любви нужно прерывать в самом его начале, затыкая рот хуями тем, кто пытается его заводить.
Я своё сказал, и вся последующая критика – это махание кулаками после драки. А драка у меня была с самим собой.
Две реакции на классический сюрприз: муж (жена) приходит домой и застаёт у жены (мужа) любовника (любовницу).
Первая. «Моральная» человеконенавистническая реакция такова: жена – в ужасе, любовник – в страхе, муж – в ревности и ненависти. Крик, рукоприкладство, возможное убийство, а коль выживают, то неминуемый развод.
Вторая. «Аморальная» человеколюбивая реакция: жена радостно манит мужа, муж, возбуждённый зрелищем, присоединяется, и все втроём объединяются наслаждением. Брак ещё больше укрепляется.
До тех времён, пока обществом одобряется и утверждается «моральная» реакция, все попытки мирного сосуществования между народами обречены на перманентный провал, и людей будут всегда обуревать войны, ибо суть любой войны основана на ожесточённой реакции при виде твоей самки, ебущейся с другим самцом или твоего самца – с другой самкой.
Ещё одно объяснение, почему женщины лет пятнадцать назад с такой одержимостью бросились брить себе пизды [36] .
Процесс бритья даёт женщинам предлог для продолжительного и пристального общения с собственной пиздой, что многие женщины избегали из-за стыда или из-за воспитанного в них отвращения к виду и запаху собственной пизды.
Теперь же, регулярно брея пизду, женщина получила как бы официальное разрешение рассматривать, трогать, изучать её. И в процессе заодно доводить себя до оргазма.
36
См. эссе «О волосах лобковых» в книге Михаила Армалинского Что может быть лучше? М., Ладомир. 2012.
Таким образом, под предлогом наведения «чистоты» женщины ввергают себя в ещё большую (и регулярную) «грязь».
Пушкин рекомендовал своей музе (а вовсе не всем вокруг) хвалу и клевету приять равнодушно да ещё вдобавок не оспоривать глупца.
Иными словами, он призывал музу к безразличию на любую народную реакцию на творчество опекаемого ею поэта.
Но если никакой реакции в виде хвалы и клеветы не возникло, то тогда муза окажется в недоумении, поскольку для такой ситуации Пушкин не выдал ей никаких наставлений. Разумеется, ему и в голову не приходило, что написанное им может оказаться не замеченным читателями и критиками.
Ещё раз подчеркну, что мудрые пушкинские указания обращены к музе поэта, то есть не к нему самому, не к другим поэтам, а к Вдохновению. А Вдохновение – это ведь не сам поэт, а то божественное, что на него снисходит, что приводит поэта в некое состояние, при котором у него устанавливается волшебная связь с богом, и бог начинает диктовать поэту что и как писать.
Обращение к музе, к вдохновению с назиданиями по сути является лишь попыткой уберечь музу от пагубного влияния человеческого тщеславия и обеспечить её стабильное функционирование. Мол, тело и душа поэта пусть как угодно реагируют на хвалу и клевету – избежать этого для поэта физически и психологически невозможно. Но вдохновение пребывает на особом месте – оно выходит за пределы поэта, ибо является извне и исчезает вовне. Прекрасно понимая свою поэтическую зависимость от вдохновения, Поэт вовсе не указывает, а просит или даже молит музу хвалу и клевету принимать равнодушно, то есть не быть такой, как он сам. Он хочет, чтобы ничто не посмело испортить ей настроение, из-за чего поэт бы лишился способности творить. Поэт хочет лишь одного, чтобы муза работала на него, как лошадь, держа его постоянно в состоянии вдохновения, и чтобы он писал одно гениальное произведение за другим.
Быть может, Пушкин всё-таки оставил указания музе, что ей делать, если ни хвалы, ни клеветы не появляется, и даже глупцам на твоё написанное явно наплевать. Удаётся ли равнодушие принимать тоже равнодушно? Ведь отсутствие всякой реакции гораздо болезненней, чем любая реакция, какой бы она ни была.
Пушкин продолжает наставлять свою музу менее запомнившимися народу словами:
Обиды не страшись, не требуя венца.
Это как раз можно истолковать как наказ музе на случай равнодушия толпы, мол, не обижайся даже на полное молчание, ибо муза не должна ждать никакой славы – не претендовать ни на какой венец. Таким образом, муза становится укрыта советами со всех возможных сторон – она должна быть идеальным стоиком и не испытывать никаких эмоций, а только «пахать» на полную катушку.
Всё то, на что натаскивает Пушкин свою музу, является нереальным и противоестественным не только для Пушкина, но и тем более для любого поэта. Ведь поэт – существо тщеславное и суетное, которое полностью отдаётся архисуперэмоциональной реакции на хвалу и клевету, и с пеной у рта оспаривает глупца.
Спроецировав (вывалив) на Музу желаемую для себя реакцию, то есть полную непробиваемость, Пушкин высвободил себя эмоционально и в жизни остро реагировал на хвалу, клевету и разглагольствования глупцов – он писал эпиграммы на дураков и подлецов, радовался дружеской хвале и негодовал на злобных критиков.