Мактуб. Пески Махруса
Шрифт:
Он прощался.
«Только наше», – мне казалось, что в тот момент его дыхание стало моим кислородом.
Вот почему я не могу его ненавидеть. Так было бы проще, правда? Возненавидеть, забыть навсегда, выдернуть с корнем, отпустить…
Но я люблю Джамаля, и это гораздо хуже. И в полной мере я осознаю это сейчас, когда понимаю, что потеряла его навсегда. Я почти не думаю о том, что мой Асад женат. Сейчас это не имеет никакого значения. Все, о чем я думаю, – его жизнь.
Джейдан остался там…
Мне хотелось разорвать эти четки, швырнуть их ему в лицо. Расцарапать надменные черты, снять лживую «маску». Но вместо этого я неосознанно подношу разноцветные бусины к губам, нахожу ими кольцо и прижимаюсь к змее и ледяным бриллиантам и рубинам, инкрустирующим драгоценный сплав.
– Ты жив, - тихо произношу сакральную молитву, мысленно обращаясь к Свету. Я е верю в Аллаха, но верю в высшие силы, которые существуют вне зависимости от пророков и мировых религий. И сейчас я прошу у них об одном: – Ты в безопасности, Джамаль, – сердце болезненно сжимается от горькой мысли о том, что я не вернула ему свой оберег. Не заговорила и не отдала там… пока была возможность. Гордость мне не позволила.
Не осознавая свое движение, надеваю перстень на указательный палец, а четки – на запястье, замечая красноватый след на нем, который Джейдан оставил минувшей ночью.
До места назначения мы добираемся за три часа и останавливаемся перед массивной пологой скалой, у подножия которой я замечаю непримечательный дом, сооруженный из серого камня, окруженный парочкой верблюдов и бедуинами в традиционной одежде Кемара. У меня нет никаких сомнений в том, что это агенты под прикрытием, остерегающие мини-штаб ЦРУ, отгоняющие от укрытия посторонних и настоящие караваны.
Я сижу в машине, наблюдая за тем, как неподвижного Видада выносят из соседнего «G-Wagen» на носилках. Судя по всему, он без сознания или… меня начинает знобить от одной мысли о том, что Видад уже мертв.
Я получила уже достаточно подтверждений тому, что он ужасный человек, заслуживающий полной изоляции от общества и наказания за торговлю душами.
Он – легкие «Шатров Махруса». Но у этой убогой и бесчеловечной организации есть еще «Мозг» и «Сердце», и, как я поняла, Джейдану необходимо знать, кто скрывается за этими образными наименованиями ублюдков.
Мои мысли снова и снова возвращаются к Эмилии, девочке, которая, возможно, прямо сейчас проживает одни из самых жутких дней в своей жизни. И виновен в этом человек, которого я всю свою жизнь считала «вторым отцом» и своим спасителем… но после того, что услышала в номере, у меня не осталось ни капли жалости к этой мрази, чтo смеет жить, одеваться и питаться на деньги, полученные с деятельности «Шатров»…
Твой танец на костях подходит к концу, Видад. Мне жаль лишь, что твое пожизненное заточение в тюрьме не склеит сломленные судьбы рабов.
Наконец я замечаю высокую и мощную фигуру, направляющуюся ко мне. Все этo время мужчина находился в автомобиле с Видадом. Кандура и платок, замотанный вокруг головы и шеи Зейна, не мешает мне с первого взгляда (по росту и темпу похoдки) определить, что за мной идет Хассан. Бывший куратор открывает дверь автомобиля и, отодвинув платок с лица, останавливает на моих глазах прямой,испытывающий взгляд. Отвечаю ему не менее долгим и пытливым взором, пока из моих губ не вырывается автоматическое «приветствие»:
– У тебя есть хоть одно оправдание тому, почему мы провели это задание порознь, Зейн?
– Рика, главное, что ты жива… – хочу перебить его ещё одной колкой фразой, начиная выходить из машины, но Зейн перехватывает мою руку в воздухе и, быстрo наклоняясь к моему лицу, обхватывает скулы ладонями, с жадным остервенением впиваясь в мои губы. Они горят от oтвращения и боли, но на какое-то мгновение я отвечаю ему, поддаваясь движению языка Хассана внутри моего рта… всего лишь мгновение, после которого резко отталкиваю Зейна на дверь «G-Wagen», ощущая, как желудок скручивают неприятные спазмы. Я хотела, чтобы мне было приятно. Чтобы я могла поступать как Дейдан – целовать несколько мужчин и с каждым притворяться искренней… не получилось. Очевидно, Престон не только талантливый художник, но и превосходный актер.
– Я, конечно,тоже рада, что ты жив, Хассан. Но тебе придется многое мне объяснить, - сухо отрезаю я, мечтая о чистке зубов.
– Меня нашли люди Видада, не скажу, что отдыхал все это время в пятизвёздочном отеле, – поясняет Хассан; не обращая внимания на мою отстранённость, сгребает в охапку, вновь прижимая к себе.
– Пройдем внутрь, ика, здесь небезопасно. Я расскажу тебе все, что знаю, - наклоняясь губами к уху, он опускает голос ниже: – Прости, Рика. Нас вычислили. Я не успел среагировать. Вся первая группа погибла, и…
– Я знаю…
– Все сделаю ради того, чтобы вернуть тебя отцу в целостности и сохранности, – обещает Хассан, мягко целуя меня в висок,и я вновь пытаюсь оттолкнуть его – скорее, инстинктивно, прежде чем успеваю осознать, что oн переходит границы дозволенного и пересекает «чужую» территорию.
– Не надо, Зейн. Не трoгай. Пожалуйста. Когда мы улетаем? Я хочу сделать это немедленно. Прямо сейчас, прямо сейчас… мне нужно, – сдавленно шепчу я, ощущая, как грудь вновь сдавливают немые всхлипы.
– Успокойся, детка…
«Да, детка, да!»
– Не называй меня так! – слишком резко огрызаюсь я, ощетинившись, словно дикая кошка. Зейн мрачнеет, бросая на меня напряженный взгляд, по которому пытается понять, чем продиктована настолько бурная реакция а его прикосновения и уменьшительно-ласкательные прозвища.
– Эрика, ты пережила сильный стресс. Я понимаю, что тебе пришлось пройти через многое…
– Нет, не понимаешь, – упрямо заявляю я, в красках вспоминая о том, как стояла в шеренге связанного по рукам «свежего товара» на рынке работоргoвцев. – Нет. Не понимаешь! Может,тебя когда-нибудь выставляли на аукцион плоти? Зейн, как мы все это допустили? Агенты погибли… почему не были готовы, почему все не просчитали?! Это ошибка каждого из нас…