Малахитовая шкатулка
Шрифт:
Этот Полукарпыч мысли и повернул.
– Постойте-ко, – говорит, – постойте! Что зря горячиться! Может, Ганя умнее нашего придумал. Хозяйка горы наверняка его с дитей-то помилует. Податная на это, – будьте покойны! Гляди, еще девчонку к себе в гости сводит. Помяните мое слово.
Этим разговором Полукарпыч и погасил у людей стыд. Всяк подумал: «На что лучше, коли без меня обойдется», и стали поскорее расходиться по своим местам.
Таютка не поняла, конечно, о чем спор был, а про Хозяйку приметила. И то ей диво, что в шахте все по-другому стало. Раньше, случалось, всегда на людях
– Мне, – говорит, – в той же стороне работа, провожу до места. – Шли-шли, Таютке тоскливо стало, она и давай спрашивать отца:
– Тятя, мы куда пошли? К Хозяйке в гости?
Гаврило вздохнул и говорит:
– Как придется. Может, и попадем.
Таютка опять:
– Она далеко живет?
Гаврило, конечно, молчит, не знает, что сказать, а Полукарпыч и говорит:
– В горе-то у ней во всяком месте дверки есть, да только нам не видно.
– А она сердитая? – спрашивает опять Таютка, а Полукарпыч и давай тут насказывать про Хозяйку, ровно он ей родня либо свойственник. И такая, и сякая, немазаная-сухая. Платье зеленое, коса черная, в одной руке каелка махонькая, в другой цветок. И горит этот цветок, как хорошая охапка смолья, а дыму нет. Кто Хозяйке поглянется, тому она этот цветок и отдаст, а у самой сейчас же в руке другой появится.
Таютке это любопытно. Она и говорит:
– Вот бы мне такой цветочек!
Старичонко и на это согласен:
– А что ты думаешь? Может, и отдаст, коли пугаться да реветь не будешь. Очень даже просто.
Так и заговорил ребенка. Таютка только о том и думает, как бы поскорее Хозяйку поглядеть да цветочек получить. Говорит старику-то:
– Дедо, я ни за что, ну вот ни за что не испугаюсь и реветь не буду.
Вот пришли к новым перекладам. Верно, крепь надежная поставлена, и смолье тут наготовлено. Ганя со стариком занялись смолье разжигать. Дело, видишь, такое – осветиться хорошенько надо, одних блендочек мало, а огонь развести в таком месте тоже без оглядки нельзя.
Пока они тут место подходящее для огнища устроили да с разжогом возились, Таютка стоит да оглядывает кругом, нет ли тут дверки, чтоб к Хозяйке горы в гости пойти.
Глазенки, известно, молодые, вострые. Таютка и углядела ими – в одном месте, невысоко от земли, вроде ямки кругленькой, а в ямке что-то блестит. Таютка, не того слова, подобралась к тому месту, да и поглядела в ямку, а ничего нет. Тогда она давай пальчишком щупать. Чует гладко, а края отстают, как старая замазка. Таютка и давай то место расколупывать, дескать, пошире ямку сделаю.
Живо очистила место с банное окошечко да тут и заревела во всю голову:
– Тятя, дедо! Большой парень из горы царапается!
Гаврило со стариком подбежали, видят – как зеркало в породу вдавлено, шатром глядит и до того человека большим кажет, что и признать нельзя. Сперва-то они и сами испугались, потом поняли, и старик стал над Таюткой подсмеиваться:
– Наш Натал Гаврилыч себя не признал! Гляди-ко, – я нисколь не боюсь того вон старика,
Таютка поглядела из-за дедушкина плеча. Точно – это он и есть, только сильно большой. Забавно ей показалось, как дедушка дразнится. Сама вперед высунулась и тоже давай всяки штуки строить.
Скоро ей охота стала на свои ноги посмотреть, пониже, значит, зеркало спустить. Она и начала с нижнего конца руду отколупывать. Отец с Полукарпычем глядят – руда под Таюткиными ручонками так книзу и поползла, мелкими камешками под ноги сыплется. Испугались: думали – обвал. Ганя подхватил Таютку на руки, отбежал подальше, да и говорит:
– Посиди тут. Мы с дедушкой место очистим. Тогда тебя позовем. Без зову, смотри, не ходи – осержусь!
Таютке горько показалось, что не дали перед зеркалом позабавиться. Накуксилась маленько, губенки надула, а не заревела. Знала, поди-ко, что большим на работе мешать нельзя. Сидит, нахохлилась да от скуки перебирает камешки, какие под руку пришлись. Тут и попался ей один занятный. Величиной с ладошку. Исподка у него руда-рудой, а повернешь – там вроде маленькой чашечки либо блюдца. Гладко-гладко выкатано и блестит, а на закрайках как листочки прилипли. А пуще того занятно, что из этой чашечки на Таютку тот же большой парень глядит. Таютка и занялась этой игрушкой.
А тем временем отец со стариком в забое старались. Сперва-то сторожились, а потом на-машок у них работа пошла. Подведут каелки от гладкого места, да и отворачивают породу, а она сыплется мелким куском. Верхушка только потруднее пришлась... Высоко, да и боязно, как бы порода большими кусками не посыпалась. Старик велел Гане у забоя стоять, чтоб Таютка на ту пору не подошла, а сам взмостился на чурбаках и живой рукой верх очистил. И вышло у них в забое, как большая чаша внаклон поставлена, а кругом порода узором легла и до того крепкая, что каелка ее не берет.
Старик для верности и по самой чаше не раз каелкой стукал. Сперва понизу да с оглядкой, а потом начал базгать со всего плеча да еще приговаривает:
– Дай-ка хвачу по носу старика – пусть на меня не замахивается!
Хлестал-хлестал, чаша гудит, как литая медь, а от каелки даже малой чатинки не остается. Тут оба уверились – крепко. Побежал отец за Таюткой. Она пришла, поглядела и говорит:
– У меня такое есть! – и показывает свой камешок.
Большие видят – верно, на камешке чаша и весь ободок из точки к точку. Ну, все как есть – только маленькое. Старик тут и говорит:
– Это, Таютка, тебе Хозяйка горы, может, на забаву, а может, и на счастье дала.
– Нет, дедо, я сама нашла.
Гаврило тоже посомневался:
– Мало ли какой случай бывает.
На спор у них дело пошло. Стали в том месте, где Таютка сидела, все камешки перебирать. Даже сходства не обозначилось. Тогда старик и говорит:
– Вот видите, какой камешок! Другого такого в жизнь не найти! Береги его, Таютка, и никому не показывай, а то узнает начальство – отберут.
Таютка от таких слов голосом закричала: