Мальчик со шпагой
Шрифт:
Генка молчал, покусывая губы.
Серёжа зажмурился и сказал:
– Кузнечик, прости…
Генка словно встряхнулся.
– Да ты что! Я же не поэтому. Боюсь я… Ты уже спал, а я писал, писал. Коряво получилось. Хотел, чтобы хорошо, а… Ну, бери.
Он сам положил Серёже на колени обмякший прохладный листок. Серёжа увидел лиловые расплывшиеся строчки:
Над крепостью старой качнулась звезда,Хотя была тишина.И всеТревога мягко накрыла Серёжу, словно холодная тень. Генка писал о сказке – немного запутанной и странной. Она придумалась, когда ехали в Севастополь. Но это была не совсем сказка, потому что речь шла о Генке и Серёже. Будто они вдвоем попали в старинный город у моря – знакомый и в то же время фантастический. И вдруг Серёжка исчез. Словно обиделся на Генку непонятно за что. Он ушел, не оглянувшись, вдоль бесконечного пляжа, затерялся среди людей. А люди были встревожены, и предчувствие близкой беды проносилось по улицам, как порывы предгрозового ветра. Это предчувствие задело и Генку, но больше всех тревог мучило его одно: где Серёжка? Куда он ушел? Почему ушел?
Опустевшими пляжами, заросшими улицами, по каменным плитам и лестницам, на которых шуршали сухие листья, Генка шел, шел и добрался к вечеру до старой крепости. И там на каменном козырьке стены он увидел Серёжку. Забрался к нему, встал сзади и чуть сбоку. Спросил тихо:
– Зачем ты ушел?
Серёжка обернулся. Сначала вздрогнул, а потом узнал Генку и улыбнулся. И сказал:
– Вот хорошо. А я шел, шел, потом оглянулся, а тебя нет. Думал, ты тоже идешь, а тебя нет. Забрался сюда и стал ждать. Я знал, что придешь.
И вечер сделался обычным вечером, за которым приходит спокойная ночь, а потом хорошее солнечное утро. И стало ясно, что предчувствие беды – пустой страх из-за глупых выдумок и нелепых слухов. Потому что когда встречаются друзья, несчастья отступают и прячутся с глаз… Вот об этом были Генкины стихи.
Серёжа не знал, как они написаны: коряво или наоборот – звонко и отточенно. Он просто увидел странный город, ощутил Генкину тревогу и тоску. И обрадовался встрече. И даже в горле заскребло, когда прочитал:
…Теперь, когда мы снова вдвоем,Закрыты пути беде.И мы с Серёжкой вдоль моря бредемПо щиколотку в воде.– Ты это так написал… Лучше, наверно, нельзя… Или, наверно, можно, но для меня лучше не надо… Генка…
– Что?
– Не знаю… Просто Ген-ка…
И они засмеялись.
Это было настоящее счастье: сидеть рядом с лучшим другом Кузнечиком, впитывать плечами горячее солнце, видеть море и знать, что в любую минуту можешь с разбега кинуться в волны, уйти, как в сказку, в голубую глубину. Но счастье не бывает полным. И через пять минут Серёжа сказал:
– Митьку бы еще сюда. И Димку…
– И
"И Наташу", – мысленно улыбнулся Серёжа.
– Может, когда-нибудь повезет чтобы все вместе… – добавил Кузнечик.
"Может, и правда повезет", – подумал Серёжа. Ведь и ему повезло. Прямо как в сказке.
…В тот день, после шумного случая в троллейбусе, он проводил мальчишку и его сестренку до самого кинотеатра. За билетом с дядей Витей он, конечно, не поехал. Потом он ушел к Генке и пробыл там до ужина.
Виталий Александрович Вяткин – бывший дядя Витя – уехал в тот же вечер. Он взял в кассе только один билет, себе.
Серёжа не стал с ним прощаться. Из своей комнаты он слышал, как тетя Галя сказала брату:
– Изверг ты. Ведь он же еще ребенок…
– Не ребенок, – сказал дядя Витя. – Он сумел выбрать себе путь. Пускай и отвечает.
"Только не перед тобой", – подумал Серёжа.
Папы дома не было. Он вернулся поздно, после дядюшкиного отъезда. И тогда все узнал.
Он молча притянул к себе Серёжку, положил ему на голову большую ладонь, слегка взъерошил волосы. Они стояли так в полутемной прихожей, и Серёжа думал, что с отцом ему в жизни очень повезло. А отец, видимо, решал, как же теперь быть.
И в этот момент случилось то, что можно считать чудом, а можно – самым обыкновенным делом. У двери позвонили, и оказалось, что пришёл Саша.
Никогда раньше он не приходил к Серёже.
Конечно, в первый миг Серёжа удивился и встревожился: что-нибудь с Генкой?
– Да все в порядке, – сказал Саша, поймав Серёжин взгляд. И обратился к отцу: – Вы уж извините за поздний визит. Хотел сначала по телефону, да так, думаю, лучше.
– Это Саша, Генкин брат, – объяснил Серёжа.
– Ну так проводи гостя в комнату, – сказал отец. – Очень рад.
– Я, собственно, не к Сергею, а, скорее, к вам, – нерешительно проговорил Саша, когда его усадили на стул. – Есть один вопрос… Говорят, Серёжа с дядюшкой собирался в Севастополь.
– Сорвалось, – сказал отец.
– Да, знаю… Пока не сорвалось, хотел я им с Генкой, с братцем моим, сделать нечаянную радость. У меня там работа, в командировку собираюсь. Думал, возьму брата, а в Севастополе они встретятся. А теперь что?.. Может, мне их двоих забрать? Сам-то я буду занят, но у меня товарищ там есть, а у него мама. Она бы присмотрела.
Вот тогда, честно говоря, Серёжа не выдержал. Он торопливо ушел в свою комнату, вцепился в клинок на стене и прижался лбом к тонкому холодному железу. Еще не хватало разреветься при Саше…
– Пойдем на раскопки. Может, уже начали работу, – сказал Серёжа.
И они пошли в западную часть Херсонеса, где ленинградские студенты раскапывали храм десятого века. Но студентов еще не было. Серёжа и Генка не торопясь побрёли среди травы, среди зарослей дрока, в которых лежали каменные плиты и обломки колонн. Вышли на площадь у разбитого бомбами Владимирского собора.