Мальчики Из Бразилии

Левин Айра

– Я думаю, что лучше всего, - сказал ей Фасслер, - для вас было бы рассказать все, что вы рассказывали мне.
– Он посмотрел на Либермана.
– А потом вы сможете задавать любые вопросы. Если позволит время. Вы согласны?

К нему вернулась способность дышать.

– Да, - сказал Либерман.
– Надеюсь, что время позволит задать несколько вопросов.

– Вы еще не начали отсчитывать минуты?
– спроси­ла у Фасслера Фрида Малони.

– Конечно, начал, - ответил тот.
– Соглашение есть соглашение.
– И повернувшись к Либерману.
– Не беспокойтесь, времени хватит.
– Поглядев на Фриду Малони, он кивнул.

Глядя на Либермана, она положила перед собой руки на стол.

– Человек

из Объединения связался со мной, - ска­зала она, - весной 1960 года. Мой дядя, живущий в Аргентине, рассказал им обо мне. Сейчас он уже скон­чался. Они хотели от меня, чтобы я устроилась на работу в агентство по адаптации детей. У Алоиза - то есть у этого человека - был список трех или четырех из них. Годилось любое - лишь бы у меня была возможность доступа к досье. Я знала его лишь по имени Алоиз, фамилии он мне не называл. Лет семидесяти с неболь­шим, с совершенно седыми волосами, тип старого солда­та, прямая выправка.

Она вопросительно уставилась на Либермана. Он ни­как не отреагировал и она, откинувшись на спинку кресла, снова уставилась на кончики пальцев.

– Я обошла все адреса, - сказала она.
– Вакансий не оказалось нигде. Но по окончании лета мне позвони­ли из «Раш-Гаддис» и взяли меня. В регистратуру.
– Она задумчиво улыбнулась.
– Мой муж решил, что я рехнулась, соглашаясь на работу в Манхэттене. Я рабо­тала в колледже всего в одиннадцати кварталах от дома. Я объяснила ему, что в «Раш-Гаддисе» мне обещали, что через год или около того я смогу...

– Только самое существенное, хорошо?
– сказал Фасслер.

Нахмурившись, Фрида Малони кивнула.

– Значит, я оказалась в «Раш-Гаддис» - она подня­ла глаза на Либермана.
– Мне предстояло просматри­вать почту и досье, разыскивая запросы от семей, в которых муж был бы рожден между 1908 и 1912 годами, а жена между 1931-м и 1935-м годами. Муж должен был бы работать на гражданской службе, оба они обязаны были быть белыми, христианами и нордического проис­хождения. Это мне объяснил Алоиз. Как только я нахо­дила такую пару, что случалось раз-два в месяц, я тут же снимала на ксероксе все документы и всю переписку с «Раш-Гаддис». Со всех бумаг я делала две копии, одну для Алоиза, а другую для себя. Подборку, предназначен­ную для него, я отправляла в почтовый ящик, адрес которого и номер он мне сообщил.

– Где?
– спросил Либерман.

– Здесь же, в Манхэттене. В Вест-Сайде, у планета­рия. И все время, что я работала в агентстве, я этим и занималась - искала подходящие обращения, копирова­ла их и отправляла по почте. Примерно через год ситу­ация усложнилась, потому что я просмотрела весь набор досье и оставалось рассчитывать лишь на появление новых запросов. Изменились даже требования к мужчи­не, который был обязан быть гражданским служащим; пусть даже его работа лишь бы походила на таковую - уже годилось. Порой случалось, что мне попадались люди, работающие в больших организациях, обладаю­щие немалой властью; например, заведующий отделом жалоб страховой компании. Так что мне пришлось снова перерывать все досье. К тому времени за три года я уже отправила сорок или сорок пять запросов в агентство. То есть их копий.

Потянувшись, она взяла со стола один из бумажных стаканчиков и стала крутить его в руках.

– И вот что происходило между... м-м-м, Рождест­вом 1960 года и концом лета 1963 года, когда все кон­чилось, и я ушла. Мне звонили Алоиз или другой чело­век по имени Вилли. Обычно связывался со мной Вилли. Он говорил: «Поинтересуйся... не хотят ли “Смиты” в Калифорнии получить одного в марте». Или в каком-то другом месяце, обычно пару месяцев спустя.
– «Осве­домись и у “Браунов” в Нью-Джерси». Случалось, он давал мне и по три фамилии.
– Посмотрев на Либерма­на, она объяснила: - Людей, запросы которых я и высылала по почте.

Он кивнул.

– Значит, так. Мне оставалось позвонить Смитам или Браунам, - она стянула бумажную обертку с одного из стаканчиков.
– Ваш бывший сосед как-то упомянул, что, мол, вы хотели обзавестись ребенком, говорила я им.
– Она с вызовом посмотрела на Либермана.
– Они не только проявляли интерес к моим словам, а просто сходили с ума от радости и счастья. Особенно женщины.
– Она аккуратно, кусочек за кусочком обрывала обер­тку со стакана.
– Тогда я говорила, что могу доставить им то, что они хотели: здорового белого малыша, в возрасте нескольких недель, скажем, в марте или примерно в это время. Со всеми документами, подтвержда­ющими разрешение на адаптацию от имени штата Нью-Йорк. Но первым делом они должны мне выслать под­робнейшие медицинские справки о своем здоровье - я давала им номер почтового ящика Алоиза - и кроме того, они должны дать обязательства никогда и нигде не упоминать, что ребенок усыновлен. На этом настаивает мать, говорила я им. И конечно же, они должны кое-что уплатить мне, когда явятся за ребенком, если им пред­стояло явиться. Обычно порядка тысячи, порой и поболь­ше, если они могли себе позволить. Это мне было ясно из текста их обращений. Во всяком случае, достаточно, чтобы вся комбинация выглядела как обычная сделка серого рынка.

Она бросила клочки обертки на поднос и вынула пробку из графина.

– Через несколько недель у меня снова раздавался звонок. «Смиты не подходят. А Брауны могут получить заказ пятнадцатого марта. Или, может быть...
– она стала наклонять графин над стаканом, поднимая его донышко все выше и выше, но из горла не пролилось ни капли.
– Типичная история, - сказала она, возвращая сосуд темного стекла в прежнее положение.
– Типичная история, как вообще идут дела в этом проклятом месте! Куча бумажных стаканчиков, но ни капли воды в этой чертовой бутылке! О, Господи!
– Она припечатала бу­тылку к подносу и стопка бумажных стаканчиков под­прыгнула.

Фасслер встал.

– Я налью, - сказал он, беря графин.
– А вы продолжайте.
– Он направился к дверям.

– Я могла бы рассказывать вам, какие тут творятся колоссальные глупости... о, Господи!
– сказала Либерману Фрида Малони, - но да ладно. Итак. Да. Он сообщал мне, кто и когда заберет ребенка. Или же случалось, что подходили обе пары, и тогда я получала указание позвонить другой паре и сообщить, что сейчас, мол, поздновато, но я знаю другую девушку, которая должна рожать в июне.
– Облизывая губы, она крутила стаканчик в пальцах.
– В тот вечер, когда мне доставляли ребенка, - продолжала она, - все уже бывало подготовлено как нельзя тщательнее. Между Алоизом или Вилли и мною, между мною и той парой. Я должна буду ждать их в номере мотеля «Говард Джонсон» у аэропорта Кеннеди, как он теперь называется - а тогда он был Айдлуайлд - под именем Элизабет Грегори. Ребенка доставляла мне или молодая пара, или какая-нибудь женщина, а порой и стюардесса. Некоторых из них я встречала несколько раз - в разные времена, я хочу сказать - но обычно каждый раз был кто-то новый. Они доставляли и документы. Точно, как настоящие, и в них уже было вписано имя пары, которая получала ребенка. Через час-другой являлись будущие родители и получали малыша. Они были просто вне себя от радо­сти. Благодарили меня.
– Она посмотрела на Либерма­на.
– Как правило, отличные люди, которые должны были стать прекрасными родителями. Они расплачива­лись со мной и обещали - я заставляла их приносить клятву на Библии - никогда не говорить, что ребенок усыновлен. Всегда были мальчики. Очень симпатичные. Они забирали их и уезжали.

– Вы знали, откуда они являлись?
– спросил Либер­ман.
– Откуда они родом, я имею в виду.

– Мальчики? Из Бразилии, - Фрида Малони отвела глаза.
– Люди, которые доставляли их, были бразиль­цами, - сказала она, убирая руки со стола.
– И стю­ардессы были с бразильской авиалинии.
– Она взяла графин из рук появившегося Фасслера, наполнила ста­канчик и выпила воду. Фасслер обошел вокруг стола и снова занял свое место.

– Из Бразилии...
– пробормотал Либерман.