Мальчишкам снятся бригантины
Шрифт:
А позади метрах в пятнадцати шла сочувствующая толпа мальчишек. Временами Соломенная шляпа поворачивалась, и второй волосатый кулак грозно повисал в воздухе. Этот жест комментировался одной фразой: «Я вам, мерзавцы, за лодку шкуру спущу!» Мальчишки отбегали еще метров на пять. Потом шествие возобновлялось.
Пашков машинально уступил место Соломенной шляпе и совсем рядом увидел несчастное лицо мальчишки, его умоляющие глаза, в которых дрожали слезы.
— Послушай, приятель, — обратился Пашков к мужчине, — зачем же за ухо? Можно и за руку.
Мужчина свирепо глянул на Пашкова. И, ничего не сказав, еще сильнее дернул мальчишку за ухо.
— Ну вот что, — уже разозлился Пашков, — уберите руку!
Видимо,
— Они у меня, стервецы, чуть лодку не загубили… Сражение, понимаете, устроили, тараны всякие…
Но волосатый кулак разжался. Мальчишка перестал скулить и с надеждой посмотрел на Пашкова. Толпа мальчишек придвинулась ближе.
Минут пятнадцать мужчина подробно рассказывал Пашкову, какая у него лодка, сколько он сил затратил, чтобы она порхала «як бабочка». А пацаны пошли нынче дурные, все норовят ущерб нанести. «ГЦо я, злодей какой — нибудь, — пацанов мучить. Так нет же, выведут».
В порядке мировой Пашков купил краснолицему кружку пива и восемнадцать кружек кваса на всю шоколадную гвардию.
Вот с того смешного случая и началась дружба Пашкова с мальчишками с Корабельной стороны.
Институт тоже был на Корабельной. И все было уже почти решено. В бушлате, с легким чемоданом Пашков отправился подавать документы. Но до приемной комиссии он не дошел. Длинный коридор был набит одними девицами. Стоял пестрый шум. Пашков тоскливо оглянулся по сторонам и увидел в дальнем углу единственного парня, похожего на баскетболиста из команды мастеров. Девицы смотрели на Пашкова с явным любопытством. Он снял бескозырку, повертел ее, помял и… ушел. На улице рассмеялся: представил себя на лекциях вдвоем с тем баскетболистом в сплошном потоке девиц.
В общем из приморского города он уехал, подарив мальчишкам бескозырку, ремень и маленький значок с золотым якорем.
Планово — экономический институт Пашков окончил с отличием, приобретя вполне мужскую специальность. Получил назначение и оказался в тресте Цветмет. Через полгода он уже считался хорошим инженером. После скитаний, службы, студенческого общежития трест показался Пашкову тихой гаванью. Иногда он жалел, что так по — мальчишески ушел тогда из приемной комиссии пединститута. Но переучиваться было поздно — ему перевалило уже за тридцать.
Так и шло время.
Однажды его привычный ход был неожиданно нарушен. Александр Иванович встретил на улице Андрея Воронова, своего товарища по эскадренному миноносцу «Севастополь». Теперь это уже был Андрей Николаевич Воронов, журналист, которого только что прислали в этот город редактором молодежной газеты.
Что Андрей когда-нибудь станет газетчиком, Александр Иванович знал и раньше. Еще на службе Воронов сотрудничал во флотской газете и даже писал стихи. Пашков демобилизовался. А Андрей ушел в газету флота. Потом его статьи Александр Иванович встречал в центральных газетах и, судя по адресу, знал, что он находится в Сибири.
Оба обрадовались встрече.
Теперь по вечерам Александр Иванович иногда заходил в редакцию. Освободившись от газетной текучйи, Воронов становился тем же веселым парнем, с которым они, по его же выражению, съели тысячу пятьсот бачков флотских щей.
Вот и в этот вечер они вновь встретились.
Давайте приоткроем дверь и послушаем, о чем говорят приятели…
— Ты знаешь, Саша, с трудом свыкаюсь со своим новым положением. Когда я был разъездным корреспондентом, все было проще. Нужен газете очерк — пожалуйста! Ваш покорный слуга берет билет на самолет — и за пять тысяч километров! Отписался — и снова в дорогу. Привык бродяжничать.
— Тебе легче, а моя контора ходит только в одно путешествие — на воскресные пикники.
— Сейчас я в таком же положении. Прирос вот к этому столу, как гриб, закопался в рукописях — и ни шагу.
— Ты недоволен?
— Да как сказать, в общем-то делать газету интересно… Подожди, я тебе прочитаю одну прелюбопытнейшую бумагу.
Андрей отодвинул ящик стола, достал пачку писем и взял одно:
«Уважаемая редакция!
Мы, жильцы дома № 6 по улице Челюскинцев, заостряем ваше внимание на хулиганских действиях несовершеннолетних жильцов, которых возглавляет некто Чернов В., проживающий в квартире 19. Упомянутые хулиганы организовали на чердаке дома нечто непонятное. И, по имеющимся у нас данным, собираются бежать за рубежи нашей Родины. Мы уже заостряли внимание участкового уполномоченного Державина Л. Г. Тов. Державин обещал принять меры. Однако хулиганские действия продолжают иметь место. Ежели они сумеют действительно убежать за рубежи нашей Родины, это будет позор не только нашему дому, который борется за образцовый дом, но и всему городу, и мы бы даже сказали, больше…
К сему:
Г. И. Щая — Зуброва, счетовод, а ныне пенсионер;
Кубышкин В. Г., инструктор Красного Креста и Полумесяца, общественный контролер;
Неустроев Ф. Д., дворник при домоуправлении № 3 и другие лица».
Александр Иванович откинулся в кресло и засмеялся так, как он уже давно не смеялся.
— О — хо — хо! — изнемогал он. — Как ты думаешь, по-моему, письмо диктовал тот, из Красного Креста и Полумесяца? Представляю, абсолютный бездельник и еще общественный контролер… О — хо — хо! Зайцев ловит!..
— Тебе смешно, а ко мне сегодня пожаловал сам товарищ Державин и тоже «заострял внимание», требовал совместных действий… А между тем, вот ей — богу, чутье подсказывает: пацаны там любопытные. Но мы ни черта не понимаем в ребячьих душах! Только за голову хватаемся и ахаем, если вот такой Чернов что-нибудь натворит. Металлолом… Заученные речи по бумажке… Смешной этакий шкет выходит на трибуну и барабанит написанный каким-нибудь дядей текст. Вот такой Кубышкин напишет, а он барабанит. Так и приучаем человека с детства к бумажке, к показухе. А пацаны все равно тянутся к необычному, бредят космосом, читают взахлеб «Кон — Тики»… Не помню точно, какой-то поэт хорошо сказал, что детство — это сердцевина человека будущих времен…
— Дай-ка, Андрей, письмо, еще раз взгляну.
Александр Иванович быстро пробежал листок и уже серьезно сказал:
— Ты, может быть, удивишься, но я хочу заняться этими пацанами, ну, допустим, как ваш общественный корреспондент.
— Ты серьезно?
— Вполне.
— Ну что ж, опыт у тебя есть, на фронт уже бегал…
— Значит, по рукам?
— По рукам.
— Только скажи этому, как его, товарищу Державину, чтоб он пока не сосредоточивался на этом объекте.
— Ну, будь здоров! Будем считать, что это тебе поручение от газеты!
Так Александр Иванович оказался во дворе большого дома на улице Челюскинцев. И конечно, он не знал, что в дневнике Никиты Березина он значится не иначе, как тип.
Из дневника Никиты Березина
1 июня
Заполнил вахтенный журнал, теперь можно и для потомства. Итак, свершается! Через три дня мы выступаем. До свидания, товарищ Кубышкин! Посмотреть бы на ваше лицо месяца эдак через два, через три. Потом будете бегать, доказывать всем, что были нашим другом… Я далек от высокомерности, но мы на пороге больших событий! Вчера встретил Светку. Она, конечно, не догадывается. Опять не поздоровалась. Ну ладно, мы еще посмотрим!