Маленькая история большой жизни
Шрифт:
Ежи отправился их искать, а к обеду вернулся с двумя полицаями. Они долго по очереди расспрашивали Ивана, Сергея и Дмитрия; известно ли им, куда могли податься эти двое. Один из полицаев был поляк, по-русски совсем не говорил. Второй же говорил на русском без какого-либо акцента, при этом свободно изъясняясь на польском. Иван предположил, что он скорее русский. Когда первый полицай с Ежи зашли в дом, этот второй остался во дворе.
– Курит кто? – спросил он, протянув пачку папирос.
Ребята переглянулись.
– Ну а я закурю, однако. Эх, зря вы всё это затеяли. Куда тут бежать? Чем вам, однако, на ферме
– Никуда мы не бежали, – ответил Сергей.
– Вы то да, а вот товарищи ваши… А спросят со всех, однако.
– А с ними что будем? – спросил Иван.
– Если повезет, то по свинцовой пуле получат. А если нет… Тут начальнику лагеря решать, когда поймаем. Вы, однако, лучше о себе думайте.
– Да сказали же: что мы бежать не собирались, – с горечью повторил Сергей.
– Чего ты перед ним оправдываешься? Пусть хоть сейчас стреляют, – резко сказал Дмитрий, сделав шаг вперед.
Полицай пустил дым ему прямо в лицо; и, не вынимая папиросы изо рта, сказал:
– Ты, парень, не дури, однако. Если жить охота.
Дверь в дом открылась, и на пороге вышел второй полицай. Ежи стоял в сенях у него за спиной. Он что-то сказал хозяину и направился к повозке.
– Не дурите, однако, – снова сплюнув и затушив папиросу, сказал второй.
С этими словами он развернулся и ушел.
Когда полицаи уехали, Ежи позвал ребят в дом.
– Вот видите, как одна беда может за собой другу навлечь, – вздыхая, сказал Ежи.
– Что теперь буде? – спросил Сергей.
– Расстреляют их.
– Пусть попробую найти сначала, – сказал Дмитрий.
– Эх, ребятки. Я же Вам говорил, тут некуда бежать. А ещё и вас могут назад в лагерь отправить.
Слова поляка оказались пророческими. Через пару дней к дому фермера подъехал черный немецкий автомобиль, в котором сидели два офицера; и небольшая полуторка, с пятью солдатами в кузове. Ребят построили во дворе, возле амбара. Офицеры о чём-то расспрашивали Ежи. Затем один из них, подошёл к солдатам, курившим возле машины, отдав им приказ. Те выстроились в шеренгу, направив автоматы на пленников.
– Сейчас вас расстреляют,– сказал офицер по-русски.
Второй, продолжавший разговор с Ежи, резко развернулся и что-то громко крикнул. После чего достал пистолет из кобуры и направился к амбару. Подойдя на расстояние вытянутой руки, он остановился напротив Димы и опять что-то произнес по-немецки.
– Вы еще можете всё исправить и остаться в живых. Надо лишь сказать, где скрываются сбежавшие,– перевел другой офицер.
– Нам ничего неизвестно, – ответил Сергей.
Немец направил пистолет на Дмитрия, посмотрев на Сергея, стоявшего справа. Раздался выстрел. Ваня от страха обомлел и закрыл глаза. Всё вокруг замерло на какое-то мгновение. Бесчувственное тело ничком упало на землю. Одежда в области груди покрылась багровым пятном. Глаза парня остались открытыми, устремив свой взгляд в небо.
– Зачем? – раздался вопль Сергея.
Офицер развернулся и направился к машине. Двое солдат схватили Ивана и Сергея и поволокли в полуторку. Когда выезжали с подворья, Иван обернулся в сторону амбара: Ежи стоял на коленях, положив руку на лицо убитого.
Глава VIII
Пленных
Иван перемещал тележки с контейнерами. В цех они попадали пустые, здесь их наполняли и вывозили на улицу для погрузки. После работы немцы проходили тщательную стерилизацию. Пленным полагался только душ. Их загоняли в общее помещение и обдавали холодной водой со шлангов, роба при этом не снималась. После этой процедуры робу снимали и вешали в жаровни, где она высыхала за ночь.
Сергей с Иваном продолжали жить в одном бараке. Вечерами перед сном они много разговаривали, перешёптываясь, чтобы никто не слышал. Они не говорили о работе и тяготах, непереносимых и мучительных для человеческого организма; а вспоминали дом, друзей, родных. Не оставляли они и мысли о побеге. Вот только сил на это становилось с каждым днём всё меньше и меньше, а значит и возможность – призрачнее. Через месяц, после возвращения в лагерь, Иван стал замечать, что теряет зрение. Периодически, всё застилала белая пелена; глаза не переставали болеть, краснота не спадала.
– Ваня, тебе надо обязательно сходить в санчасть, – сказал ему как-то Сергей.
– Думаешь, стоит? Там же медик – немец. Скажет, что всё нормально. Ещё нажалуется начальнику лагеря, что я отлыниваю от работы.
– Я слышал, что врач – пожилой солидный мужчина, зовут его Генрих. При нем фельдшером работает Андрей Владимирович. Он из заключённых.
– Хорошо, Серега. Завтра пойду, – закрыв глаза руками, ответил Иван.
Рано утром, ещё до подъёма, Иван уже стоял на пороге небольшой деревянной постройки, в которой располагалась санчасть. Он постучал в дверь. В ближнем окне зажегся свет, дверь скрипнула, на улицу вышел высокий худощавый мужчина в накинутой на плечи телогрейке.
– Рассказывай, – закуривая папиросу, произнес он.
– Вы фельдшер?
– Да, Андрей Владимирович, – мужчина пристально посмотрел на Ивана.
– У меня очень болят глаза: слезятся, чешутся.
– Ты где работаешь, парень?
– В химцехе.
– Как твоё имя?
– Иван.
– Вот что, Иван; пойдём, я осмотрю тебя.
Фельдшер провел парня в кабинет, где стояла кушетка, стол и стеклянный шкаф с медикаментами. Запах в помещении был особый, больничный. Фельдшер включил настольную лампу, а Ивана усадил на стул.
Натянув на нос очки, Андрей Владимирович осмотрел пациента.
– Ничего страшного, парень. Всё поправимо, – спокойно с уверенностью сказал мужчина.
Он повернулся к столу, открыл журнал и сделал запись. Затем подошёл к стеклянному шкафу и достал пузырек. Набрав содержимое в пипетку, он запрокинул голову Ивана и закапал глаза.
– Немного печь будет, – уже после процедуры сказал он.
Жжение было настолько сильным, что парень чуть не заплакал.
– Мне возвращаться в барак? – не открывая глаз, спросил Иван.