Маленькая красная кнопка
Шрифт:
— Ибрагим, что ты хочешь? — спрашиваю сквозь зубы.
— В данную секунду — тебя, — хмыкает в ответ, — забавно, но даже сильнее, чем минуту назад, — я делаю шумный вдох, а он смеётся, делая шаг в сторону: — Не заводись. Сама спросила, — и резко становится серьёзным: — Ставь кофе, разговор будет долгим и неприятным. Я знаю, ты варишь отменный кофе…
— Обозначь тему, — усмехаюсь криво, — не уверена, что есть смысл напрягаться.
— Я слежу за тобой с того момента, как ты села в такси
— Ну ты и говнюк… — качаю головой, не зная, что сказать.
— Мои поздравления, — хмыкает в ответ. — Так мы поговорим или я поеду и поделюсь счастливой новостью?
«Да начхать» — отвечаю мысленно. Нет, правда. Какая разница? Но я молчу, а любопытство распирает.
— Чёрный? — спрашиваю, разворачиваясь к нему спиной.
— Разумеется. И добавь корицы, если есть. Обожаю пряности.
«Как будто мне есть до этого хоть какое-то дело» — морщусь презрительно и ищу турку в шкафчике.
— Так о чём ты хочешь поговорить?
— Начнём с вопросов, — смешок мне в спину, — я вижу, как тебя распирает.
— Просто бёдра стали немного шире после беременности, — хмыкаю в ответ и чувствую, как на них ложатся его руки.
— Это было игрой с самого начала, — шепчет мне на ухо, — но очень быстро перестало быть таковой.
— Хоть из штанов выпрыгни, ничего не будет, — отвечаю певуче. — Но про игру интересно. Расскажешь?
— Если попросишь…
— А если приложу к голове турка турку?
— О, не стоит! — смеётся в ответ. — Я видел бедного парня со скукоженным гандоном на члене, это отвратительно.
— Ибрагим, мне надо отвезти маме вещи, пока она не подняла в воздух вертолёты МЧС.
— Замри, — говорит неожиданно и тихо, всё так же на ухо, убирает руки и делает шаг назад.
Сердце опускается в пятки, я прислушиваюсь и понимаю, что в дверном замке кто-то возится, инстинктивно прячусь за стеной, вижу, как Ибрагим достаёт из-за пояса пистолет, и сжимаю рот обеими руками, чтобы ненароком не издать хоть звук.
Он встаёт сбоку, рядом со мной, дверь чуть слышно распахивается, под ногами вошедшего скрипит старый рассохшийся паркет, а мои нервы доходят до предела. Понимаю, что ещё несколько секунд этого сумасшедшего напряжения и я попросту закричу, делаю медленный вдох, в проёме появляется незнакомый мужчина, а Ибрагим одним точным и быстрым движением вырубает его, ударив прикладом пистолета в висок.
— Ну какой падла! — говорит возмущённо и пинает его ногой в бок. — Я почти тебя уломал!
10
— Что ты хочешь, чтобы я сделала?! — переспрашиваю возмущённо, надеясь, что ослышалась.
— Белый день, душа моя, — развозит руками Ибрагим, — если я вытащу его на плече или, упаси Господи, в ковре, это будет слишком подозрительно.
— Ах, ну да, ты ж у нас православный, — корчу рожицу в ответ, вспомнив о едва заметной татуировке креста на его груди, под тёмными волосами.
— Ты слишком внимательная, — кривится в ответ, — но, на это и расчёт. Давай, душа моя, соображай быстрее, он вот-вот очнётся.
— Да просто оттащи его на площадку! — шиплю, как змея, а он смотрит на меня полными недоумения и умиления глазами.
— Такая невинная… — вздыхает тяжко, — жаль, что ребёнок не от меня.
— Ибрагим! — рычу в ответ, тут же нахмурившись.
— Правдой тебя мало кто балует, да? — хмыкает в ответ. — Сопляки. Но ты не такая. Выглядишь, как ангел, но это далеко от правды, стоит лишь однажды оказаться с тобой в одной постели. Так что давай, я поднимаю его и беру сумку, ты кладёшь его руку на своё хрупкое плечико и готовишься явить миру всю свою непосредственность.
— Может, свяжем? — спрашиваю презрительно.
Пистолет, с которым вошёл лежащий на полу в кухне матери мужик, давно у Ибрагима, но опасность всё равно витает в воздухе.
— И как ты объяснишь это соседям? — спрашивает с улыбкой, хлопая длинными ресницами.
— Но ты же не положишь его в багажник! — вновь шиплю в ответ. — Значит, на заднее сиденье, сам за руль, а мне что прикажешь делать, когда он очухается?!
— Ну, вот, — улыбается идеальной белоснежной улыбкой, всегда казавшейся мне подозрительной, — уже соображаешь. Сядешь с ним на заднее сиденье и свяжешь там. Если есть чем…
— Зараза… — рычу глухо и иду на балкон.
Можно срезать бельевые верёвки сверху, но они получатся короткими и мама вгонит в гроб вопросами.
Нахожу решение в её спальне, сую его в карман шорт и возвращаюсь на кухню.
— Валим, — бурчу себе под нос, а Ибрагим тут же поднимает мужика с пола.
Вываливаемся на площадку и нос к носу сталкиваемся с соседкой напротив.
Мама говорила, у неё муж от цирроза три года назад скончался и я нахально этим пользуюсь, не обременяя себя муками совести.
— Вот хоть бы один мог изливать душу трезвым, Вера Даниловна! — жалуюсь сходу, а она поджимает губы и делает скорбное выражение лица. — Напасть для русского человека!
— И не говори, милая… — вздыхает в ответ.
Ибрагим двигается дальше, а на первом этаже нам встречается местный участковый. Без формы, но с отпавшей челюстью и немым вопросом в очах.
— Что, Сём? — спрашиваю с вызовом и вскидываю подбородок. — Никогда пьяного мужика не видел?
— Он живой хоть? — кривится бывший сосед по парте.