Маленький человек на большом пути
Шрифт:
Мы спустились вниз по ступенькам. Садовник открыл дверь ключом — и дыхание у меня занялось от невиданного зрелища. Нет, теплица вовсе не низкая, она только снаружи выглядит низкой, потому что большая ее часть находится ниже поверхности земли. По обе стороны длинного светлого помещения рядами высятся виноградные лозы. Они тянутся вверх, к свету, к солнцу, вьются по шестам к самой стеклянной крыше. Между зубчатыми тонкими, просвечивающимися на солнце листьями свешиваются бесчисленные гроздья.
Воздух в теплице был теплым, влажным, свет слепил глаза. А может, это вовсе не искусственный сад, а тот самый рай, о котором толкует в школе преподаватель закона божьего, — так сказочно все выглядит вокруг.
— Ну, что скажешь? — Садовник посматривал на меня с улыбкой.
Что мог сказать об этом чуде я, маленький человек, делающий первые шаги по большой дороге жизни? Я смотрел во все глаза и молчал. Правда, и мне хотелось спросить кое о чем. Например, опять, как тогда на озере, не давал покоя вопрос: как можно, чтобы одному человеку принадлежали такие богатства? Но спросить об этом садовника я не решался. Он же, так и не дождавшись от меня ответа, начал рассказывать сам:
— Видишь ли, сынок, вся эта красота сама собой не приходит. Тут много, очень много работы. Зимой, например, теплицу надо отапливать круглые сутки. А еще рыхлить землю, поливать без конца… Да, работы очень много. Но когда делаешь все вовремя и по порядку, то привыкаешь и вовсе не кажется, что трудно.
Я и сам уже знал, что труд — это основа всего на свете. Даже наших ребячьих удовольствий. Ведь сколько мы возились, пока сбили плот! Даже камышовые связки и те потребовали немалых усилий. Зато мы работали для себя, не для барона. Интересно, ест ли садовник этот самый виноград, который выращивает?
Пошли по дорожке дальше. В одном отсеке теплицы росли розы. Тут были кусты с не распустившимися еще бутонами, а были и такие большие цветы, что я не мог прикрыть их ладонью. А пахло как!
— Ой, сколько цветов! — не удержался я от восклицания, — У барона большой замок, сынок, много всяких комнат и залов. Когда съезжаются гости, этих цветов даже еще и не хватает.
В конце теплицы росли овощи. Я увидел здесь и салат, и редиску, и нежные перья лука, и еще какие-то растения, о которых понятия не имел.
Мне в теплице очень понравилось, и я твердо решил, что лучше буду учиться на садовника, чем на печника.
После вкусного обеда я снова взялся за немецкие журналы. Хозяйка вымыла посуду, потом села со мной, переводила подписи на картинках. Пообещала:
— Будем с тобой учить немецкий язык, русский. Тогда сможешь сам читать всякие книжки. На следующей неделе, когда кончишь работать у печника, поеду в местечко к твоей мамочке и договорюсь с ней обо всем. Только скажи честно — хочешь быть садовником?
Я энергично закивал: да, хочу, хочу!
Хозяева отправились отдыхать, а я засел за книги. Читал до тех пор, пока не зарябило в глазах. Вышел из дому, погулял по поместью.
Возле конюшен завязал первое знакомство — с Юрисом, сыном баронского кучера. Он был моего возраста, веселый, приветливый, и мы с ним сразу нашли общий язык.
— Айда смотреть летучих мышей! — предложил Юрис. — Их на чердаке конюшни полно!
Двери на чердак оказались на замке, и к летучим мышам мы так и не попали. Зато Юрис показал мне совиные гнезда в дуплах старых лип.
— Знаешь, какие они забавные! — сыпал без умолку мой новый знакомый. — Не знаешь? Глаза большие-пребольшие, кажется, вот-вот выпрыгнут наружу. Как стемнеет, так они начинают носиться возле конюшен и хлевов. Тихо-тихо, даже взмаха крыльев не слышишь. Знаешь, как они ловят мышей и крыс! Не знаешь? А что они кричат по ночам, знаешь? Не знаешь? «Кура где? Кура где?» — вот что!
Условились с ним в один из ближайших вечеров спрятаться у конюшен и понаблюдать за совами. А теперь решили пойти к прудам: мне очень хотелось посмотреть поближе чужеземных зеленых лягушек. Но в конце аллеи послышался дробный стук подков, шум колес, и Юрис заволновался:
— Это знаешь кто? Не знаешь? Мой отец господина барона везет!
Мы спрятались за большими липами на краю дороги.
Приближалась карета. В черный лакированный господский экипаж впряжено два гнедых жеребца. На облучке сидит отец Юриса в цилиндре из темного шелка. Синий пиджак украшен рядами блестящих пуговиц, руки в белых перчатках. В экипаже две разодетые дамы увлеченно разговаривают с господами: один офицер, другой в черном плаще и шляпе.
Экипаж пронесся мимо. Жеребцы прогарцевали вдоль пруда и, неохотно повинуясь кучеру, остановились у входа в замок.
— Кровопийца! — произнес я сквозь сжатые губы.
— С ума сошел! — Юрис боязливо осмотрелся. — Услышит кто-нибудь из слуг — знаешь что тогда! Не знаешь? Пропал ты, вот!
— Л что особенного? В нашем местечке все ребята так барона зовут.
— То в местечке! А здесь, в поместье, всяких полно. Сказал слово — барон уже знает…
Мне сделалось не по себе. Да тут и не поговоришь. Вечером, за ужином, я вспомнил, что скоро сюда перейдут работать каменщики, а с ними и мои друзья. Тогда будет веселей. Не удержался и рассказал хозяевам об этой своей будущей радости.
Садовник переглянулся с женой:
— Какие еще каменщики? Ничего вроде у нас строить не собираются.
А хозяйка добавила, посмотрев на меня с жалостью:
— Нет, миленький, не придут они, обманул тебя каменщик. Просто встретился, наверное, с печником в церковном трактире да и уступил тебя за чарку водки.
Во мне словно что-то оборвалось. Я сидел опустив голову, не притрагивался больше к еде, не тянулся к книгам. Садовник с женой наперебой успокаивали меня. Ничего, мол, страшного, до дома рукой подать, можно будет навестить друзей в одно из ближайших воскресений — отсюда в местечко часто повозки идут.