Маленький, да удаленький
Шрифт:
С этого момента Фомке стало ясно, что «сидеть!» означает одновременно и лакомство, что за «сидение» можно получить от Хенна что-нибудь вкусненькое. Это подбадривало пса. Он уже не опускал безвольно лапы, а, смешно перебирая ими, пытался сам удержать равновесие, когда Хенн приказывал ему сидеть. Но поначалу моменты, когда ему удавалось «сидеть», были коротки и случайны. Однако постепенно, постепенно — ведь любое начало нелегко — его сидячая поза становилась все более устойчивой, все более уверенной. За это Хенн хвалил его еще больше, гладил по голове и угощал бутербродом или мясом.
Однажды
— Наш Дружок уже сидит!
Хенн протянул Фомке кусочек сахара. Это было настолько вкусно, что Фомка облизнулся.
Но отец сказал:
— Собака должна сама сидеть, если ей приказывают… А усаживать ее каждый раз самому… Так нельзя учить.
— А как же этому научить? — почесал Хенн за ухом.
— Ну поначалу можно где-нибудь возле забора или у стены дома учить, — сказал отец. — Пока не станет сидеть…
Вот тут-то и начались упражнения на «пока не станет сидеть». Хенн отводил Фомку в глубину сада или к стене дома, держал руку с кусочком сахара на весу и снова приказывал: сидеть!
— Как я буду сидеть, если ты мне не помогаешь! — лаем отвечал Фомка. Но на это никто не обращал внимания.
А когда Хенн разок прислонил Фомку спиной к изгороди и показал, что, опираясь на забор, сидеть гораздо легче, дело пошло на лад. Пес «сидел». Правда, вихляясь всем телом и перебирая лапами, но сидел довольно устойчиво. И теперь пес решил, что имеет право на сахар. Но не получил угощения. Ему указали на угол и опять приказали: сидеть!
Потребовалось еще время и тренировка, пока у Фомки вдруг не получилось то, чего от него добивались. Он сам отбежал в угол сада, оперся спиной об изгородь и встал на задние лапы, потом присел и целую минуту сидел, пока не свалился.
— Молодец! Молодец! Фомок-Дружок! — хором похвалили его ребята. И только теперь угостили сахаром. Все радовались и на время даже забыли о его бесславных проделках. Фомка сидит! Фомка поддается дрессировке!
Действительно, Фомка усвоил науку. Но понял ее по-своему. Как только он замечал в руках у детей лакомство, он тут же бежал в свой угол, вставал на задние лапы и, отчаянно перебирая передними, с визгом лаял:
— Видите, я сижу! Дайте мне тоже!
И чувствовал при этом, что имеет полное право получить награду. Но Хенн на это не соглашался. Он стыдил Фомку:
— Как же так? Опусти лапы! Сядь спокойно! Иди сюда, на полянку и садись здесь!
Опять прошло время, прежде чем Фомка стал самостоятельно сидеть на ровном месте. Но он все-таки научился. Когда же он наконец освоил это искусство, то стал усаживаться перед каждым, у кого хотел что-нибудь заполучить. Он приседал и спрашивал, громко лая:
— Ну разве я не красиво сижу? Давай же!
И ему давали. Наука стала Фомке ясна…
Разыскивать спрятанные вещи его учили по-другому.
Сначала упражнялись с палочкой, которую Фомка уже научился приносить в руки. Стоило отбросить ее подальше, как Фомка тут же приносил ее обратно. Теперь ту же самую палочку незаметно прятали где-нибудь поблизости и приказывали ему:
— Ищи!
Отдаваемый собаке приказ должен звучать коротко, произносить его нужно четко, и по тону он должен отличаться от другого задания.
Этому Хенна научил дядя. И Хенн подбирал для приказаний ясные четкие слова. Когда Фомок слышал строгий голос Хенна, отдававшего команду «ищи!», он устраивался на задних лапах и сидел…
Что ты будешь делать с собакой, которая, вместо того чтобы искать, старается побыстрее усесться! Хенну ничего не оставалось, как самому показывать, что следует делать. Притворяясь, что он разыскивает и даже принюхивается, Хенн ходил кругом и пытался найти палочку, хотя сам знал, где она спрятана — совсем в другом месте. Фомка бегал следом, вилял хвостом и заливисто лаял, поначалу не понимая, что Хенн ищет, Когда же Хенн наконец привел его к палочке, Фомка схватил ее зубами, всем своим видом показывая, что поиски ему нравятся. И в новой попытке он уже бросился сам искать ее, но, заметив, что Хенн стоит посреди двора и не собирается ему помогать, повернул обратно и залаял у ног Хенна.
— Ищи! — снова повторял тот и указывал рукой так долго, пока Фомка не принимался опять искать. Сначала он умел находить знакомую палочку только на ровном месте во дворе. Да и то, если Хенн сам крутился и притворялся, что ищет, и как бы невзначай приводил пса на нужное место. Когда Фомка поднимал палку, его снова хвалили и в награду давали что-нибудь вкусненькое. Так Фомке давали понять, чего от него хотят. Вскоре ему это стало совсем понятно. Только потребовалось немало времени и усилий, прежде чем он всерьез занялся поиском. Он был непоседлив и нетерпелив. Пробежав туда-сюда, едва потянув носом воздух, он хватал первый попавшийся прутик и считал, что команда выполнена. За столь беспорядочные поиски его, однако, не хвалили, не гладили по головке и ничем не угощали. Даже наоборот: стыдили и приказывали снова искать, пока Фомка не догадался, что каждый поиск имеет твердую цель. Что им бывают довольны только в том случае, когда он приносит именно ту палочку, которую Хенн заставляет его разыскивать.
Палочек этих за время учебы было, конечно, несколько. В основном они оставались валяться где-нибудь у забора, когда заканчивалось очередное занятие. И тут Фомка устроил вот какую выходку: без долгих раздумий он приносил Хенну ту палочку, которая оказывалась ближе других…
Но с такими проделками Хенн мириться не желал. Все палочки были преданы забвению и был сшит тряпичный маленький мяч. Его катали, кидали, играли с ним, пока не «теряли», и тогда снова звучала команда: ищи!
Теперь уж Фомка не мог обмануть Хенна, как бывало с палочкой, хотя и пытался иногда это сделать. Поиски надо было продолжать, пока мячик не обнаруживался. Разыскивая тряпичный шарик, Фомка окончательно понял, как находить спрятанные или затерявшиеся вещи. Теперь можно было забросить куда-нибудь галошу или ботинок и даже карманный ножичек — Фомка все равно приносил их обратно. Сколько бы времени ни проходило, Фомка отыскивал пропавшие вещи.