Маленький друг
Шрифт:
— Ой, здравствуйте, — обрадованно протянула Алисон, вставая с качелей и осторожно приближаясь к странной группе. Несмотря на свою застенчивость, она любила детей — не важно, белых или черных, и чем младше, тем лучше. Иногда она подолгу разговаривала с грязными оборванцами и попрошайками, которые бродили по дороге, хотя Ида Рью строго-настрого запрещала ей это делать. «Вот найдешь у себя в голове вшей, так мигом разлюбишь этих милашек», — ворчала она.
Дети опасливо смотрели на Алисон, но не убегали. Алисон подошла поближе и погладила малыша по голове.
— Как
Лашарон Одум не ответила. Она глядела не на Алисон, а на Харриет. Несмотря на юный возраст, в ее лице было что-то старческое, а в глазах светились недобрые волчьи огоньки.
— Ты была в библиотеке, — сказала она.
Харриет молча встретила ее взгляд, но отвечать не собиралась. Она-то терпеть не могла всех этих оборвашек и была полностью согласна с Идой — пусть гуляют у себя во дворе.
— Меня зовут Алисон, — мурлыкала между тем Алисон. — А тебя?
Лашарон подкинула малыша повыше на бедро и ничего не сказала.
— Это твои братики, да? — обратилась к ней Алисон. — А как их зовут? — Алисон присела и взглянула в лицо ребенка, который волочил по земле большую книгу. Он держал ее за обложку так, что страницы подметали тротуар. — Ну, а ты скажешь мне, как тебя зовут?
— Давай, Рэнди, скажи, — толкнула его локтем сестра.
— Ах, так тебя зовут Рэнди?
— Скажи «да, мэм», Рэнди. — Лашарон опять подсадила малыша повыше. — Ну давай, скажи: «Я — Рэнди, а это Расти». — Лашарон говорила приторным, нарочито тоненьким «вежливым» голосом.
— Так их зовут Рэнди и Расти?
«Долго они еще будут здесь торчать?» — нетерпеливо подумала Харриет, отходя к качелям, пока Алисон выспрашивала у Лашарон чертову кучу несущественных подробностей о ее жизни.
— А это что? Книга? Ты дашь мне посмотреть? — Но мальчик по имени Рэнди только идиотически улыбнулся и в приступе застенчивости повернулся к ней спиной.
— Это моя книга, — сказала Лашарон. Ее голос звучал довольно звонко, несмотря на видимые проблемы с аденоидами.
— А о чем она?
— О быке Фердинанде.
— О, я помню эту книгу. Фердинанд любил нюхать цветочки и не любил драться, так?
— Леди, а ты кгасии-ивая, — сказал вдруг Рэнди. Он начал качать рукой так, чтобы страницы как можно сильнее мели асфальт.
— Разве можно так обращаться с книгой?
Тут Рэнди вообще бросил книгу на землю, отбежал на несколько шагов, чтобы сестра не смогла его догнать, и, виляя нижней частью тела, начал исполнять какой-то непристойный танец, глядя на Алисон.
— А что же она ничего не скажет? — спросила Лашарон, указывая на Харриет.
Алисон бросила на сестру удивленный взгляд.
— Ты ее мама?
«Вот идиотка!» — прошипела про себя Харриет, слушая объяснения запинающейся сестры. Она была избавлена от продолжения дурацкого спектакля появлением Иды Рью с тряпкой в руке. Ида бежала из кухни с весьма недвусмысленным видом, энергично хлопая руками и размахивая в воздухе тряпкой, как будто собиралась отгонять птиц, клюющих ее рассаду.
— Кыш! Поди! — кричала она.
В
— И чтобы больше не совались сюда, понятно? А то я быстро позвоню шерифу.
— Ида, ну что ты! — вскричала расстроенная Алисон.
— Что — Ида? Увижу их еще раз — ноги поотрываю. — Она обтерла руки о передник и вдруг увидела книгу, лежавшую на дороге, там, где дети уронили ее. Кряхтя, Ида подняла ее за корешок, как будто та была заразной, и, держа подальше от себя, брезгливо понесла к мусорному контейнеру.
— Ида, стой! — закричала Алисон. — Это ведь библиотечная книга!
— А мне плевать, — последовал мрачный ответ. — Она вся провоняла их помойкой. И вы не трогайте ее руками, понятно?
На крыльцо вышла Шарлот. Ее лицо припухло со сна, глаза смотрели рассеянно, но озабоченно.
— Что случилось? — спросила она.
— Мама, это были просто маленькие дети. Они ничего плохого не делали.
— Ах, боже мой, — сказала Шарлот, покрепче затягивая на талии ленты своего пеньюара. — Какая жалость. Я как раз хотела собрать мешочек ваших старых игрушек, чтобы отдать этим крошкам.
— Но, мама! — протестующее взвизгнула Харриет.
— Детка, ты ведь уже слишком большая, чтобы играть в игрушки, — безмятежно продолжала мать.
— Они мои, ты понимаешь? Мои!
Это были действительно ее игрушки, и балерина, и кукла Крисси, которые ей даже и не особенно нравились, но она все равно выпросила их у матери, поскольку у других девочек были такие куклы. Теперь Харриет не желала с ними расставаться, пусть она уже сто лет не играла в них. А ее самой любимой игрушкой была мышиная семья в париках и старинных французских костюмах, которую она увидела как-то в витрине магазина в Новом Орлеане и потом не могла ни спать ни есть, пока тетушки не скинулись и не подарили ей эту семейку. Она до сих пор помнила свое «мышиное» Рождество — как она была счастлива, увидев большую красную коробку, счастлива до изумления. Как она наглядеться не могла на своих мышей, прижимала их к груди, целовала, клала с собой спать, всегда носила в кармане. Ее мать не выбрасывает из дома ничего, даже старые газеты, но ей ничего не стоит разорить комнату Харриет. Она уже пыталась как-то выбросить мышек, и тогда Харриет стоило больших трудов вернуть их.
— Мама, ты что, не понимаешь? — вскричала Харриет. — Мне нужны мои игрушки!
— Дорогая, нельзя же думать только о себе.
— Они мои!
— Не могу поверить, что моей дочери жалко отдать маленьким детям часть старых игрушек, в которые она все равно не играет, — сказала Шарлот, моргая с недоуменным видом. — Ты же видела, как они были счастливы, когда мы отдали им игрушки Робина…
— Робин мертв, мама!
— Ежели вы штой-то тем оборванцам дадите, — мрачно сказала Ида Рью, — так они то изломают и бросят через пять минут, так и знайте.