Маленькое чудо
Шрифт:
Она провела пальцем по списку. Показала фамилию. Боре. Подъезд А. Этаж 5. Я пошла через двор. Когда я услышала, что у консьержки закрылась дверь, я повернула назад и выскользнула на улицу.
В тот вечер в метро всю дорогу обратно я была уверена, что помню эту фамилию. Боре. Да, похоже на фамилию человека, который, как я понимала когда-то, был братом моей матери, некий Жан Боран. Он брал меня по четвергам [3] к себе в гараж. Совпадение? Однако фамилия матери, указанная у меня в метрике, Шовьер. А О'Дойе — фамилия вымышленная, нечто вроде сценического псевдонима. Он относится к тому времени, когда и меня звали Маленькое Чудо… У себя в комнате я снова стала рассматривать фотографии, открыла ежедневник и записную книжку, лежавшие в
3
Четверг во французских школах был раньше свободным днем.
Несостоявшееся свидание. Несчастна в сентябре. Ссора с блондинкой. Опасная склонность к легким решениям. Что потеряешь, не найдешь. Увлечение иностранцем. Перемены в ближайшие месяцы. Берегись конца июля. Визит незнакомца. Опасности нет, но нужна осторожность. Путешествие кончится благополучно.
Она ходила к гадалке, и та предсказала ей судьбу по картам или по руке. Думаю, она была не уверена в своем будущем. Опасная склонность к легким решениям. Ей вдруг стало страшно, как на этом аттракционе, который называется «американские горы» или «русские горки». Выскочить уже нельзя, поздно. Тележка набирает скорость, и невольно думаешь, не слетишь ли. Она предчувствовала, что резко покатится вниз. Несчастна в сентябре. Наверняка после того лета, когда я внезапно оказалась одна в деревне. Поезд был переполнен. У меня на шее висела записка с адресом. Что потеряешь, не найдешь. Немного спустя мне в деревню пришла открытка. Она на самом дне коробки. Касабланка. Площадь Франции. «Крепко тебя целую». Даже подписи нет. Крупный почерк, как в ежедневнике и в записной книжке. Когда-то девочек возраста моей матери учили писать очень крупно. Увлечение иностранцем. Но кем именно? В записной книжке много иностранных фамилий. Берегись конца июля. Как раз в июле меня отправили в деревню, в Фоссомброн-ла-Форе. В моей комнате повесили картину Толи Сунгурова, и каждое утро, просыпаясь, я видела устремленный на меня взгляд матери. После той открытки я больше не получала ничего. Мне остался от нее только этот взгляд по утрам и еще по вечерам, когда я читала в постели или когда лежала больная. Через какое-то время я обнаружила, что взгляд устремлен не на меня, а в пустоту.
Опасности нет, но нужна осторожность. Путешествие кончится благополучно. Слова, которые твердишь себе в темноте, чтобы успокоиться. Она, наверно, уже знала, когда ходила к гадалке, что уедет в Марокко. Так или иначе, но гадалка все равно это узнала по картам или по линиям руки. Путешествие. Она уехала позже, чем я, потому что она провожала меня на Аустерлицкий вокзал. Помню, как мы ехали на машине вдоль Сены. Вокзал был рядом с набережной. Много лет спустя я заметила, что стоит мне оказаться поблизости от Аустерлицкого вокзала, как происходит что-то странное. Вокруг сразу делается холоднее и темнее.
Я не знала, где теперь эта картина. Осталась в моей комнате в Фоссомброн-ла-Форе? Или после стольких лет попала, как мне и представлялось, на блошиный рынок у одного из въездов в Париж? В книжке матери есть адрес художника, который написал ее, Толи Сунгурова. Первая фамилия на букву С. Чернила другого цвета, и почерк мельче, как будто она очень старалась. Вероятно, Толя Сунгуров — один из первых, с кем она познакомилась в Париже. Она приехала однажды вечером, еще девочкой, на Аустерлицкий вокзал, в этом я была почти уверена. Путешествие кончится благополучно. Видимо, гадалка ошиблась, а может, говорила не всю правду, чтобы не огорчать клиентов. Интересно, во что мать была одета в тот день, когда приехала в Париж, на Аустерлицкий вокзал? Уж точно не в желтое пальто. И еще я пожалела, что пропала книжка с картинками, которая называлась «Старая цирковая лошадь». Мне подарили ее в деревне, в Фоссомброн-ла-Форе. Нет, я путаю… По-моему, она уже была у меня в парижской квартире. Да и картина тоже висела там в одной из комнат — огромной, с тремя ступеньками, покрытыми белым плюшем. На обложке выделялась черная лошадь. Она делала круг по арене, судя по всему в последний раз, опустив голову, с изможденным
...
Еще до того вечера, когда мне показалось, что я узнала в метро свою мать, я познакомилась с человеком, которого звали Моро или Бадмаев. Это произошло в книжном магазине «Маттеи», на бульваре Клиши. Он закрывался очень поздно. Я искала себе детектив. В полночь мы были там единственными покупателями, и он посоветовал мне одну книжку из «Черной серии». Потом мы с ним шли по бульвару и разговаривали. У него иногда появлялись странные интонации, и я подумала, что, наверно, он иностранец. Позднее он объяснил мне, что эта фамилия — Бадмаев — досталась ему от отца, которого он почти не знал. Отец был русский. А мать француженка. На листке бумаги, где он записал мне свой адрес в тот первый день, я прочла: Моро-Бадмаев.
Мы болтали обо всем и ни о чем. В тот вечер он почти не говорил о себе, сказал только, что живет рядом с Порт-д'Орлеан и очутился в наших краях случайно. Но что это счастливая случайность, ведь он познакомился со мной. Он интересовался, читаю ли я что-то еще кроме детективов. Я дошла с ним до метро «Пигаль». Он спросил, можем ли мы еще встретиться. И сказал улыбаясь:
— Тогда и попробуем разобраться.
Эта фраза меня поразила. Как будто он читал мои мысли. Да. Для меня наступил тот период жизни, когда хочется разобраться.
Все казалось мне таким запутанным с самого начала, с самых первых детских воспоминаний… Иногда они осаждали меня около пяти утра, в опасный час, когда уже не можешь больше заснуть. И я дожидалась открытия первых кафе, чтобы выйти из дома. Я отлично знала, что эти воспоминания рассеются, как дурной сон, стоит мне оказаться на улице. В любое время года. Зимним утром, когда еще темно, зябко, зажженные лампы и первые посетители, собравшиеся, как заговорщики, у стойки, создают ощущение, что наступающий день будет новым приключением. И это ощущение живет в вас всю первую половину дня. Летом, когда день обещает быть очень жарким и машин на улице еще мало, я усаживалась на террасе первого же открывшегося кафе и представляла себе, что если спуститься по улице Бланш, то окажешься на пляже. В такие утра все скверные воспоминания мигом улетучивались.
Моро-Бадмаев назначил мне свидание около Порт-д'Орлеан, в кафе под названием «Ле Корантен». Я пришла первая. Уже стемнело. Было семь часов вечера. Он сказал, что не может раньше, потому что ходит на службу. Я увидела в дверях парня лет двадцати пяти, высокого, темноволосого, в кожаной куртке. Он сразу меня заметил, подошел и сел напротив. Я опасалась, что он забыл, как я выгляжу. Он никогда не узнает, что меня звали Маленькое Чудо. Да и кто теперь это знает, кроме меня? И моей матери. На днях, наверно, надо будет ему сказать. Чтобы попробовать разобраться.
Он улыбнулся мне. Сообщил, что боялся опоздать на нашу встречу. Его сегодня задержали на работе дольше обычного. А вообще присутственные часы у него бывают в разное время. Эту неделю днем, на следующей — с десяти вечера до семи утра. Я спросила, что у него за работа. Он слушает радиопередачи на иностранных языках, переводит и пишет краткое изложение. Для какого-то учреждения, про которое я толком не поняла, состоит оно при агентстве новостей или при каком-то министерстве. Его взяли туда, потому что он знает чуть ли не двадцать языков. Я была потрясена, потому что сама знала только французский. Но он мне сказал, что это не так уж трудно. Когда два-три языка выучишь, дальше все уже идет по накатанному. Это может каждый. А я чем занимаюсь? Ну, сейчас я живу случайными заработками, но надеюсь со временем найти что-нибудь более устойчивое. Мне это очень нужно — чтобы войти в колею.
Он наклонился ко мне и спросил очень ТИХО:
— Почему? Вы выбиты из колеи?
Мне не показалось это бестактным. Мы были едва знакомы, но он вызывал у меня полное доверие.
— А что вы вообще ищете в жизни?
Он словно извинялся за столь расплывчатый и высокопарный вопрос. Его светлые глаза пристально смотрели на меня, и я увидела, что они голубые с серым отливом. Руки тоже были очень красивые.
— Что я ищу в жизни…
Я поняла, что надо собраться. И срочно что-то ответить. Такой человек, как он, знающий двадцать языков, не поймет, если я не найду что сказать.