Маленькое чудо
Шрифт:
— Не думай об этом.
Вздрогнув, Анна напряглась:
— Что?
Глаза их встретились, и взгляд его был спокойным и уверенным.
— Ты станешь матерью — либо этого ребенка, либо другого. Не теряй надежды. Все будет хорошо.
В глазах его были тысячи невысказанных слов. Анна почувствовала, как по коже ее пробежали мурашки. Он все всегда делал правильно и без эмоций. И много лет она слушалась его.
«Мы прибегнем к искусственному оплодотворению, Анна. Мы снова попытаемся. Я знаю, что тебе будет нелегко, но подумай о результате — у нас будет ребенок, о котором ты так страстно
Он всегда так говорил: «Тебе будет нелегко… Ребенок, о котором ты страстно мечтала…» — будто потеря четырех так и не родившихся детей никак не подействовала на него.
Неужели Джерри не чувствовал утрату так же остро, как она? До Адама она этого не знала. Джерри никогда не проявлял своих чувств. Он продолжал работать, планировал следующего ребенка. Но когда умер Адам, Джерри разрыдался, обняв ее. Звук его рыданий все еще раздавался в ее ушах.
«Анна! Боже мой, кто-нибудь, помогите нам!»
Но та эмоциональная связь, которая возникла между ними, вскоре испарилась без следа. Будто ее и не было вовсе. Джерри снова стал суровым и бесчувственным, как только вернулся в Джарндирри. Как обычно, он стал работать с четырех часов утра до шести вечера. Единственные чувства, которые он проявлял, были с трудом сдерживаемый гнев из-за того, что она продолжает горевать, и раздражение оттого, что она отказывалась разделять с ним постель.
Он не проронил ни слезинки на похоронах своего отца и на похоронах ее отца. Даже после того, как у нее удалили матку, он сохранял спокойствие. «Мы найдем выход, Анна». Джерри плакал лишь один раз — когда они потеряли Адама. Он плакал целый час…
— Спасибо тебе. — Эти слова с трудом вырвались из ее сжатого судорогой горла. Она не знала, что еще сказать. Как и ее отец, Джерри придерживался старого кодекса чести: «Никогда не отступать назад, никогда не сдаваться. Всегда держать свое слово». Он женился на Анне, поэтому был ответственен за ее жизнь. Она знала, что он никогда не отвергнет ее, несмотря ни на что…
Сожаление для Джерри было проявлением слабости, а развод стал бы для него поражением. Для нее же развод — после таких тяжелых событий — был бы облегчением.
Почти…
— Вокруг кровати надо расставить стулья на день-два, пока я не слетаю в Джеральдтон и не куплю детские вещи, — произнес он невозмутимым ровным голосом.
Она взглянула на него:
— Зачем? А где… кроватка и все вещи, которые мы купили для Адама? — Она чуть не задохнулась, когда проговорила эти слова.
В течение десяти секунд после того, как она произнесла имя сына, Анна слышала громкий стук своего сердца.
— Я отдал их. — Голос его был натянутым.
Сердце ее дрогнуло, и она слегка пожала плечом. Но это едва заметное движение говорило о слишком многом.
— Когда?
— Три недели назад. — Джерри снова уставился на горизонт, раскинувшийся перед ним. — Лаусам нужны были некоторые вещи для их ребенка.
Последние напоминания об их сыне были убраны с глаз… У Лаусов было восемь детей! И это так несправедливо! Они забрали вещи, которые она сшила для Адама собственными руками…
Она чуть не задохнулась от негодования и от низменной зависти, от которой никак не могла избавиться.
— И ты даже не спросил меня?
Анна
Ярость, зависть, предательство и все эти напрасные сожаления…
Ей надо с этим покончить, найти с Джерри какой-то общий язык, или они никогда не проживут вместе этих двух недель.
Почему Мелани не просыпается? Если она издаст хоть один звук…
— У них угрожающее положение, они могут все потерять.
Она не сразу поняла, о чем он говорит.
— Я подумал, что ты поймешь. Люди гораздо важнее, чем вещи. Разве ты не говорила эти слова каждый раз, когда отдавала наши вещи другим? — проворчал он, и голос его раздался словно издалека.
— Мне казалось, ты об этом уже забыл, — ответила она без всякого выражения.
— Я помню все. — Взгляд его был холодным, и она снова вздрогнула. Когда она ничего ему не ответила, он вздохнул с преувеличенным терпением, которое она ненавидела. — Скажи, что у тебя в голове, Анна? Мы должны выбраться из этой безумной неразберихи, в которую оба попали.
Наконец-то Джерри задал ей вопрос, а не просил вернуться домой.
— Мы ничего не можем поделать, Джерри. Ничто не может измениться. Все кончено.
— Именно поэтому ты позвонила мне и именно поэтому находишься сейчас здесь?
Его ледяной тон заставил ее защищаться.
— Я не знаю другого мужчины, который бы так хорошо скрывал свои чувства. Если ты вообще испытываешь какие-то чувства…
Он нахмурился, взглянув на горизонт, будто там скрывалась какая-то опасность.
— Когда-нибудь ты поймешь, что случилось с нами год назад, и не будешь думать только о своей боли. И тогда поймешь, что бегство твое было напрасным.
— Я не убегала ни от кого. Я оставила тебя. — У нее не было выбора: Адам являлся ей во сне, и она видела его холодное, милое, спящее личико. Спящее вечным сном — в холодном белом гробу, а не в теплой небесно-голубой колыбельке, которую они приготовили ему, с яркими игрушками, подвешенными над ней, чтобы ребенок смеялся, тянулся к ним ручонками…
— Ты никогда не говорила мне об этом.
Анна услышала язвительный смех и сама не поверила, что это смеется она.
— Ну, расскажи мне о своем плане зачатия. Какую роль ты будешь в нем играть? Горшка или чайника?
Очень тихо, так тихо, что голос едва был слышен за гулом мотора, он ответил:
— Доктор пока велел тебе повременить.
— И конечно, это единственное, что тебя останавливает, — бросила она. — Ты просто гений общения. Твои чувства всегда открыты другим. — Он ничего не ответил, и она сорвалась: — Я всегда делала это за тебя! Я разговаривала, я любила, а ты и не пытался это делать. И впервые за двенадцать лет я перестала крутиться вокруг тебя, делиться каждой своей эмоцией. Я ушла — и перестала нуждаться в твоем руководстве, в твоем стремлении все делать правильно. И ты этого не вынес. Ты единственный, кто приезжал ко мне за все эти месяцы, но я не вернулась домой, как ты ожидал. Наверное, тебя это обескуражило? Великий Джерри Вест потерпел поражение, да еще от своей собственной жены! Все, наверное, смеются над тобой? Или, еще хуже, жалеют тебя?