Малинур. Часть 2.
Шрифт:
– Конечно, пять бутылок. Поздравляю, Сергей Васильевич! Сейчас оповещу отдел.
– Поздравляю! – протянул руку майор.
– Да не хмурься, Джафар. У меня на столе спит рыжий, через форточку залез, – полковник открыл дверь в кабинет.
Усы дознавателя зашевелились, и на их смоляном фоне обнажившиеся зубы показались особенно белыми.
– А я ему колбаски принёс, – не скрывая радости, доложил майор.
– Зачем ему твоя колбаса? Видишь, брюхо какое? Сожрал уже кого-то – спит, переваривает. Забирай Сливочника.
– Почему Сливочника?
– Так он цветом, как сливочное масло.
– Ну, значит, будет Сливочник, – стары майор, словно младенца,
В кабинете начальника отряда Кузнецов и Галлямов оказались первыми. Славин поздравил новоиспечённого полковника, заметив, что выглядит он уставшим. Сергей честно признался в дневном возлиянии у коллег с территориального отдела КГБ, но положенные сто грамм готов принять стойко. Сойдясь во мнении, что обмывать звёзды гранёными стаканами обязательно лишь до майорского звания, командир поставил на стол «полковничий» стаканчик, размером вдвое меньше обычного.
– Комендант Калай-Хумба звонил, – сообщил Славин, выставляя рюмки, – говорит, у капитана Мухробова с рукой проблема какая-то, нарывает сильно. Температура держится, а в отряд ехать не хочет. Он докладывал тебе?
– Вроде зажил, порез у него, – ответил за начальника Галлямов, – был в санчасти недавно, всё ему обработали.
– Сегодня с Душанбе, туда прибыл борт, завтра летит в Хорог. Вон телефон, позвони – разберись, прям сейчас. Пока петух жареный не клюнул в жопу, пусть снимается в отряд. На хрен нам эти подвиги разведчика?
– Тимур, позвони, – уже обратился к заму Кузнецов, – переговори с комендантом. Передай приказ: Мухробову вылететь в Хорог, и сразу к врачу.
Начальник разведки и его заместитель пристально посмотрели друг другу в глаза. Кузнецов качнул головой:
– Помнишь наш утренний разговор? Хороший повод, нечего ему там сидеть…
Галлямов кивнул в ответ и взял телефонную трубку.
– Сергей, как у тебя семья? В Москве по-прежнему? – сев напротив заместителя, поинтересовался Славин. – Сюда так и не собираешься перевозить?
Кузнецов неопределённо пожал плечами, ответив, что пока не получается. Командир не стал развивать деликатную тему, понимая, что в личной жизни у начальника разведки, вероятно, не всё хорошо. Однако после паузы, Сергей вдруг сам продолжил:
– В отпуске буду в Москве, подам на развод. Сегодня решил.
Командир аж отпрянул от неожиданности подобного откровения:
– Такие вещи по-пьяне не решаются, не спеши. У тебя же сын.
– В том-то и дело. У меня сын, второклассник, как Ваш Андрюха, а он меня дядей скоро называть будет. Жена категорически отказывается даже на лето мне его привезти. Смотрю на ваших обормотов и завидую… что безвозвратно упускаю самое главное, – он опустил голову, и удушливая тоска петлёй сдавила горло, заперев слова в груди.
Подошёл Галлямов, сел рядом с командиром, и, вероятно, не расслышав всего диалога, злобно вступил в разговор:
– Чего там завидовать? Я уже и порол своего, и жена его стихи заставляет учить без конца, чтобы по улице не болтался. Один хрен, день через день какие-то проблемы подкидывает. Организовалась троица! Я только и слышу: то мушкетёры на стройке гудрон подожгли, то на берегу реки, что-то палят и взрывают, то залезли на склад связи, то на инженерный, то с дерева свалился – всё пузо до сих пор в зелёнке. А с лентами этими, что устроили? А сегодняшний металлолом? Да хрен с этим железом, ладно. А если часовой бы заметил и, не разобравшись, пальнул? Уже не говорю про патроны…
– Какие патроны? – удивился Славин.
Галлямов посмотрел виновато на командира:
–
– Ну, давай, Тимур, рассказывай, что за патроны? – Славин скривился, как от зубной боли, поняв, что придётся последовать примеру Галлямова и всё же хоть раз выпороть сына.
– Жена моя отпросилась дней десять назад с работы, в обед. Слышит, на пустыре за арыком у дома, хлопки какие-то. Идёт туда… Короче, сделали они из водопроводной трубы самопал. Кто-то им один конец помог заварить, прорезь, явно автогенам прожёг. Из свинца залили внутри подобие казённика под автоматный патрон. Какой-то курок из гвоздя со жгутом примастырили. Ну и испытания проводят, пока все на работе и не слышат. Галя моя, Вы же знаете, ещё тот янычар – взяла хворостину, и как отхреначила обоих! Я вечером, когда увидел, говорю: «Ты с ума сошла? Зачем так пороть, ребёнок сесть теперь даже не может». Она хватает эту хворостину и на меня с матами: почему, мол, дети с патронами играются? Где они их находят? Мы все мудаки и всё в этом роде. Еле успокоил. До сих пор, правда, не поколол оболтусов, кто сваркой им помог. Молчат, партизаны хреновы.
Смешного мало. Разговор о личном, сам собой превратился в педсовет.
– А я думаю, почему мой за столом перекошенный сидит? Сказал, что ударился, – ухмыльнулся Славин. – Молодец, Галя, – нашёлся наконец-то строгий родитель. Правда, сегодняшний металлолом свидетельствует, что нужно добавить. Так, Тимур, коль пошла такая пьянка, рассказывай – может, я ещё чего-то не знаю? А то Валентина Петровна добренькая, чувствую, сынуля мой, вообще от рук отбивается.
Тимур хихикнул и озорно посмотрел на Кузнецова.
– Про кольца, знаете?
– Так-так-так… – командир откинулся на спинку стула и натянуто улыбнулся, – нет. Говори.
– Только, Венадий Иннокентьевич, не упоминайте меня, а то неудобно получится перед Валентиной Петровной. Она оберегает Вас. Вы и так дома почти не появляетесь, а тут ещё проделки детские. Если кратко, то в мае где-то залетает в кабинет жена и выпученными глазами требует с меня трёшку, заплатить за нашего бестолкового младшего сына. Оказывается, взял он её кольцо золотое и обменял в Союзпечати на дорогущую марку. Андрюха также поступил с цепочкой супруги Вашей. Продавщица порядочная оказалась, спросила фамилии мальчишек. Драгоценности забрала, опасаясь, что они их где-то украли. Отдала вожделенные марки и через директора школы нашла матерей. Всё вернула, однако наши рукожопы, марки умудрились уже заляпать – руки ведь моют, когда грязь осыпаться начинает. Пришлось их купить.
– Марки-то свои, они всё же получили? – повеселел Кузнецов, широко улыбнувшись.
Славин строго насупился, не видя ничего весёлого в произошедшем. Кузнецов, тоже посерьёзнел, и, посмотрев обоим собеседникам в глаза, произнёс:
– Не надо их пороть. Они обычные и добрые пацаны. Просто им посчастливилось жить в невероятно интересном мире, и дети используют данный жизнью шанс на полную катушку. Скоро они вырастут и, дай бог, не забудут, что для счастья нет условий, кроме одного: не лгать, особенно себе самому. А они не врут. Искренне верят, что белые ленты на проводах – это красиво, собранный ими металлолом – был ничейным хламом, кольца и цепочки – вообще не понять, зачем нужны, а рассказать про сварщика – значит предать его. Пусть как-нибудь после школы зайдут в отдел? Я попробую их заинтересовать чем-то более интересным, нежели палить гудрон и патроны по свалкам выискивать.