Малинур. Часть 2.
Шрифт:
Перед вылетом он сфотографировал оба пергамента и уже в Душанбе, попросил местного офицера по спецтехнике проявить плёнку и распечатать снимки. К сожалению, письмо на первом листе сохранилось намного хуже и на фотокарточке вообще не читалось. А вот текст второго листа, с заклинанием на древнеперсидском языке, оказался вполне разборчив. По крайней мере, уже известные ему слова, Сергей прочёл довольно легко.
Ердоев поднёс снимок ближе к настольной лампе. Сам наклонился к нему, чуть ли носом касаясь глянца фотокарточки. Затем взял лупу и с минуту разглядывал древние знаки.
– Ну, с высокой долей вероятности, – медленно вымолвил учёный, не отрываясь от изучения текста, –
– Сразу возьму и греческий, – улыбнулся он, развернувшись назад, на полдороги к столу, – один из языков, древнеэллинский. Сергей Васильевич, заварите ещё, пожалуйста, чайку, пока я вожусь с переводом. У Вас же есть время, надеюсь? С древним фарси я справляюсь минут за пятнадцать, здесь всего четыре строки, – и, не дождавшись ответа, с шумом раскрыл толстенную книгу.
Но только он начал работать, как внезапно хлопнул ладонью по словарю и, восторженно ухмыляясь, уставился на Кузнецова:
– Ахуна Ваирья! – громко воскликнул Ердоев, – Как наилучший Владыка! Я перевёл начало, и дальше можно не утруждаться – это главная молитва зороастрийцев. Аналог «Отче наш» у православных христиан или Намаза у мусульман. Так, а сейчас посмотрим, что здесь у нас за словечки на древнегреческом, – профессор вновь почти упёрся носом в фотоснимок.
Кузнецов сидел молча, уставившись в блестящую лысину пожилого мужчины, обрамлённую, как венком, седыми волосами.
– Что Вы сказали? – неожиданно Ердоев поднял взгляд.
Сергей тряхнул головой, сам не заметив, как произнёс последние слова молитвы, почему-то запавшие ему в голову сразу после первого прочтения:
– Мне удалось перевести эти строки тоже, правда, я решил, что это, скорее всего, какое-то заклинание, – подполковник растерянно смотрел на собеседника.
Тот улыбнулся:
– Нет. Это как раз молитва. Любой бехдин знает её с детства. А последнее слово «дригу», кстати, означает не просто бедный. Скорее всего, ближе будет иной перевод. От него происходит современное «дервиш» – последователь суфизма, самого загадочного и мистического направления ислама. И вот дервиш, уже переводится и как нищий, и как набожный, смиренный человек, идущий путём духовного развития. То есть «пастырь бедных», правильнее будет перевести, как пастырь… не знаю, верующих в Бога, наверное. Ну, как-то так, – и вновь склонился над текстом.
Буквально минут десять профессор шуршал страницами словаря, что-то бубня себе под нос. После чего достал с полки несколько фолиантов и начал сравнивать фотографию с какими-то иллюстрациями в них. Кузнецов всё это время молчал и, словно находясь в прострации, продолжал смотреть, как на лысине собеседника, причудливые отблески света от лампы, то сливаются в одно пятно на макушке, то растекаются по краям, придавая седым волосам желтоватый оттенок.
– Как и думал, – опять внезапно и очень громко, нарушил почти библиотечную тишину хозяин кабинета, – наряду с древними персидским и греческим языками, автор использует арамейскую лексику и египетские иероглифы. Похоже на попытку примитивного шифрования. С двумя последними, я не помощник – придётся привлечь коллег, а вот некоторые греческие лексемы, могу перевести уже сейчас. Хотя должен сказать, что автор, похоже, грек. Персидский используется лишь в написании молитвы, которая, кстати, продублирована и на древнегреческом тоже. А на арамейском и египетском, вероятно,
Орудуя карандашом в одной руке и лупой в другой, профессор бегло просмотрел несколько страниц словаря и выписал найденные варианты переводимых слов в рабочую тетрадь. С пол минут что-то чёркал в записях, потом опять листал словарь и вновь правил. В конце почесал затылок и, откинувшись на спинку стула, резюмировал:
– Из того, что можно перевести сразу, есть несколько имён собственных и связанных с ними оборотов. В частности: «Никад собрался послать в Экбатаны». Последнее, вероятно, название города в Персии. Скорее всего, о нём идёт речь, а Никад, соответственно, чьё-то имя. Здесь вроде понятно, а вот дальше…, – Ердоев протяжно выдохнул. – Вот ещё одна фраза, целиком на древнегреческом: последний гонец… или посланник придёт…, а может, приедет – и так и так, можно перевести… через одну эру, после смерти… Дзета, – профессор поднял голову и посмотрел на Кузнецова: – Дзета тоже имя собственное, хотя так называется и буква древнегреческого алфавита «Z», а также этим словом обозначается цифра «7». То есть, примерно так получается: «Последний посланник придёт спустя одну эру после смерти Дзета».
Кузнецов продолжал задумчиво наблюдать, как желтизна от лампового света переместилась на тёмный и блестящий лоб собеседника. Тот воспринял прямой взгляд в глаза за признак крайней заинтересованности услышанным, отчего воодушевился ещё больше и вновь склонился над фотоснимком.
– Вай-вай-вай! Какой занятный текст, оказывается! – воскликнул Ердоев через несколько минут. – Автор-то, женщина, гречанка. Сергей Васильевич, слышите?
– Да-да, конечно, – Встрепенулся Кузнецов, выйдя из заторможенного состояния наблюдателя. – Женщина? Почему?
Профессор трясущейся рукой сам налил себе остывший чай и залпом выпил целую пиалу:
– В конце, на древнегреческом и персидском языках написана молитва, – он поставил чашку на стол, – а перед ней такие слова: «Не забывай, что я говорила про мой подарок, и читай иногда молитву, что я вышила на хитоне». Понимаете?
– Глаголы в женском роде?
– Не. По смыслу. Говорится о подаренной рубахе, на которой автор вышил молитву. Конечно, среди эллинов, особенно в армии, были широко распространены эти… ну, Вы меня поняли. Однако не думаю, что какими бы тёплыми отношения небыли между двумя мужчинами, кто-то бы занимался рукоделием с целью его дарения товарищу.
Кузнецов улыбнулся:
– Да кто их там знает, хотя, думаю, Вы правы, – он на мгновение призадумался и закончил мысль: – Мне недавно тоже подарили рубаху с вышивкой, сделанной своими руками. Девушка.
Ердоев хитро улыбнулся:
– Сергей Васильевич – это намёк! Особа явно имеет на Вас виды, поверьте моему опыту, – мужчина рассмеялся: – Я дважды женат, и оба раза будущая супруга дарила мне свои вышивания. Жду приглашения на свадьбу! – он громко расхохотался.
Кузнецов смущённо ухмыльнулся, почувствовав себя неловко, и быстро свернул неудобную тему:
– Профессор, я заберу лично ответ на первый запрос. И, если нетрудно, сделайте перевод этого текста без бюрократических формальностей. Я улетаю сегодня и подготовить официальную бумагу уже не успею. Буду очень признателен, с меня молочный улун.
Учёный согласился, выдвинув условие, что при обнаружении подлинников пергаментов, именно ему они поступят для исследования и экспертизы.
Уже стоя перед дверью, когда хозяин кабинета традиционно снял очки и пожимал руку Сергею, тот поинтересовался: