Шрифт:
Часть первая
Малыш
***
Я ненавидел его: мерзкого ребенка, который прыгал у меня над головой. Он хохотал и хлопал в ладоши, а кровать издавала жалобные стоны в тон моему душевному расстройству. Напрыгавшись вволю, исчадие свешивало голову вниз и, отогнув одеяло, которое я намеренно стащил ниже, заглядывало под кровать.
– Мама, мама! – верещал ребенок.
Дверь в детскую распахивалась, и на пороге появлялась мать: пухлое существо с приторным ароматом ванили.
– Что случилось, бусинка моя? – вопрошала
– Под кроватью – монстр!
«Предатель! Клянусь Люцифером, придет ночь, и я отомщу!»
Мамаша, нарочито охая, вставала на колени и, заглянув под кровать, всматривалась в полумрак. Подведенные черным карандашом, глаза смотрели на меня, но не видели. Я усмехался и строил рожи, а мерзкий ребенок опять смеялся.
– Ах, ты подшутил надо мной, – мамаша выползала из-под кровати и щекотала отпрыска.
– Нет, я правду говорю, – заливался хохотом ребенок, – ты просто его не видишь.
Мне приходилось терпеть его домогательства каждый день. Что поделать, если из всех детей на планете, этот малыш не боялся монстров.
Но усладой для ушей стал плач среди ночи. Я выполз из-под кровати и тенью скользнул к стене, перебрался на шкаф и взирал на рыдающее создание.
«Что-то новенькое… Он даже не хнычет, когда падает».
По потолку я переполз в сторону пацана и завис над кроватью. Тягучая слюна сползла с клыка и плюхнулась на маленькую руку.
– Да ну, отстань, – пропищал малыш без чувства страха, вытер руку одеялом, однако слезы не иссякли.
Я оторвался от потолка и спикировал на кровать. Меня возмущало отсутствие страха у пацана, оно унижало достоинство, но и вызывало любопытство.
– Чего ревешь? – не выдержал я.
– Сон страшный приснился, – всхлипнул малыш.
Я едва с кровати не рухнул: перед ним сидел клыкастый монстр с налитыми кровью глазами, а пацан ревел от ужаса, который ему приснился.
«Куда мир катится? Что с людьми не так? Кстати, куда подевалась мамаша? Чадо рыдает, а ей дела нет?»
Малыш кулачками размазал по лицу сопли, рукавом вытер глаза. Я непроизвольно сморщился.
– Мне приснился страшный сон, – повторил пацан.
– Я понял. Что дальше? – рыкнул в ответ.
– Мне снилось, что мама сидит на краю ванной. Та полная воды. Мама соскользнула и утонула.
Ребенок всхлипнул и снова распустил нюни. Я люблю, когда дети плачут, но только от испуга: просыпаются в ночи и видят меня в изголовье или в углу комнаты, заглядывают под кровать, а там я, злобный и страшный. Но сейчас сопли ребенка раздражали: слезы вызвал не я, а какой-то сон.
– Сходи и проверь! – рявкнул я. – Чего сидишь и дрожишь?
– Я боюсь, – прошелестел малыш.
– А меня, значит, не боишься? – хмыкнул я.
– Нет, тебя не боюсь, – тут же ответил он.
– Это почему же?
Малыш пожал плечами и подтянул колени к подбородку. Маленький комочек страха.
– Ладно,
Я знал дом наизусть, мерил шагами с закрытыми глазами и ни разу не промахнулся мимо нужной двери. В последнее время они закрыты. Дом перешел по наследству мамаше пацана и ее старшей дочери. Девчонка, взрослая и самостоятельная, появлялась редко. Одна лишь мамаша да мелкий пацан проживал в двухэтажном доме.
Я пересек площадку на втором этаже и поравнялся с дверью в спальню. Прислушался. Тишина. Проскользнул сквозь дверь и оказался в тускло освещенной комнате. Смятая постель. Початая бутылка вина на столике и перевернутый бокал. Алая жидкость залила белый пушистый ковер. Части одежды на полу дорожкой вели к полуоткрытой двери в ванную комнату, из которой струился свет. Я подошел, заглянул в открытый проем и присвистнул:
– Пацан, ты умеешь вызывать 911?
До слуха долетел звук босых ног по полу. Я отстранился от двери и обернулся: в комнате пусто. Вышел из спальни мамаши и увидел на площадке пацана. Малыш стоял возле детской и переминался с ноги на ногу.
– Ну, что там? – прошептал он.
«Сказать правду или пожалеть? Стоп! Это я так подумал? Я произнес „пожалеть“? Люцифер меня на пенсию отправит! Что я творю?»
Я оглянулся на дверь ванной, будто надеялся, что ванильная мамаша выйдет живой и невредимой. Однако тело, погруженное в жидкость, ожидало прибытия судмедэкспертов.
– Ты телефоном пользоваться умеешь? – вопросом на вопрос ответил я.
– Все так плохо? – спросил пацан тихо, но голос не дрогнул.
Я не впервые оценил стойкость малыша. «Кто ты такой, черт возьми?»
– Хочешь, посмотри сам, – съязвил я и посторонился.
Но пацан понурил голову, развернулся и потопал в детскую. Странное дело, он не боялся монстров, но испугался сна и расстроился из-за потери матери. Человеческая природа удивляла.
Я вернулся в спальню и поискал глазами телефон. Розовый мобильник лежал на зарядке. Я поморщился и подумал, что окажись на месте мамаши, в конечном счете, тоже бы утопился. Я наблюдал за семейкой чуть больше недели. Приторный аромат духов пышной мамани, ее нескончаемые рюши и розовый цвет приводили в ярость, но я терпел.
Забавлялся ночными концертами, когда, уложив пацана спать, мать открывала бутылку и проливала слезы в бокал с вином, оплакивая свою никчемную жизнь. Пацан родился с надеждами удержать очередного мужика, но тот оставил ее сразу, как узнал о беременности.
«Дурень», – подумал я, услышав сопливую историю, – " он тогда не знал о наследстве, иначе пересилил бы себя и остался. Такой дом еще поискать! А потом я помог бы ему избавиться от ванили, и мы зажили бы счастливо!»
Но мамаша распорядилась иначе и отошла в мир иной, оставила «бусинку», как называла сына, на произвол судьбы. Люди! Сколько я слышал подобных историй на своем веку…