Малышка из трущоб
Шрифт:
– Осталось двести пятьдесят тысяч, остальное даёт Викин отец, – коротко отвечаю, не горя желанием возвращаться к этой теме.
– Есть другие способы достать деньги, я думал, вы здравомыслящая девушка, чтобы держаться от таких мест, как это, подальше. Почему не попросили у Миши, он бы дал? – не унимается миллиардер.
– У меня не было времени подумать, – признаюсь я и тру переносицу. – Всё случилось в один день, сразу после моей командировки. Поверьте, у меня не так много вариантов, где можно взять деньги.
– Я знаю, у вас есть кредит. Довольно
– А ещё плоскостопие и кариес, – равнодушно усмехаюсь. – Если взяла бы у Миши, чем бы потом отдавала? От моей зарплаты ничего не остаётся. И где гарантия, что со мной ничего не случится или с Мишей, который потом потребует вернуть деньги за один день? Вариант, просто заработать – самый удачный. Когда закончится реалити, я смогу найти работу. Теперь это не так сложно, как после одиннадцатого класса.
– Но это риск, откуда вы знаете, что продержитесь до конца?
– А я и не знаю. У меня был с матерью уговор, и я очень надеюсь, что она его выполнит. Если бы не получилось или не получится, продам бабушкины украшения, которые она успела мне подарить. Это был мой запасной план, – выдыхаю и поднимаюсь, так как затекла спина.
– Почему вы это делаете? – мужчина тоже встаёт и подходит к окну.
– Артём Германович. Я устала, – грустно улыбаюсь, намекая, что откровений не будет.
– Я считаю, такой девушке как вы, не место на проекте, – непреклонно говорит мужчина. Сердце дрогнуло. Показалось, что он прямо сейчас отправит меня домой. Или уже купил билет на самолёт.
Стало немного обидно, как странно… Я ведь помогла ему, не прошу денег… Конечно, он видит ситуацию иначе, не знает подробностей, может, просто желает меня уберечь…
– Вам достаточно не дать мне сердце и можно обойтись без нравоучений, – получилось более резко, чем хотелось. – Я пойду, – отдергиваю платье и направляюсь к двери.
Прадов перехватывает меня за запястье и заглядывает в глаза.
– Поехали пообедаем? Я проголодался, – без тени улыбки произносит мужчина, а смотрит виновато.
Качаю головой, желая рассмеяться. Почему нельзя просто извиниться?
– Хочу что-нибудь национальное, – осторожно высвобождаю руку и тру запястье, словно оно горит.
Мужчина улыбается одним уголком губ, рука дергается то ли меня обнять, то ли по голове погладить, не знаю. Он не решается.
– Есть один ресторан. Тебе понравится.
Мы садимся в машину и едем в центр. Смотрю на побережье и стараюсь не думать, сколько человек провожало нас взглядом. Каждый лишний разговор с Артёмом грозит мне новой волной агрессии.
Теперь и я задумываюсь, что возможно есть и другой выход. Вполне вероятно, что Артём не даст мне сердце: мне сложно сказать, что у этого мужчины на уме. Он действует непредсказуемо.
– Я очень хочу поговорить о вас, – произносит он и глушит двигатель.
Вскидываю бровь и улыбаюсь.
– Я могу не принимать участия в этой увлекательной беседе? Я вот хочу поговорить о размножении моллюсков.
Миллиардер
– У моего отца – рак. Мама умерла, когда мы со Славой ещё песок горстями ели. Стоило чуть подрасти, как я взвалил на себя всю ответственность. Серьёзный был не по годам, постоянно учился, водил Славу в школу, всё делал по дому, помогая отцу. В университете уже работал, брат тоже поступил учиться, отец давно пришёл в себя после утраты, но привычка, что я всё делаю за всех и решаю любые вопросы осталась. Чего не коснись. Я продолжал платить за обучение брата и помогать отцу. Не совершайте моих ошибок. Не убивайте своё время, стройте свою семью. Надёжную, – поджимает губы и выходит.
Делаю несколько вдохов, тянусь к ручке, как дверь распахивается: Прадов подаёт мне руку.
– Мой любимый ресторан, – комментирует мужчина. – Лучшая кухня на Крите. Здесь подают петуха в пиве.
– Звучит, как размножение моллюсков. Не очень, – кривлюсь в ответ, вызывая робкую улыбку мужчины.
– А вы планируете учиться? – он распахивает для меня дверь заведения и пропускает вперёд.
– Давно. Только, когда появилась реальная возможность поступить, растерялась. Хотела на искусствоведа, но засомневалась. – Я озираюсь по сторонам, отмечая, что и этот ресторан атмосферный. Много дерева, разных баночек со специями, сушёные травы…
– Чем вызваны сомнения? Ваша бабушка была заслуженным сотрудником Государственного исторического музея. Экспертом во многих вопросах, которые касались искусства, даже определяла подлинность некоторых картин и икон, – гордо произнёс мужчина, словно это его бабушка или…
– Подожди… Вы что, знакомы с ней? То есть, знали? – удивлённо посмотрела на него, усаживаясь за стол.
Прадов загадочно улыбнулся.
– На третьем курсе, наша группа отправилась на экскурсию в этот музей. Нина Федоровна проводила её сама. Помню, под каким впечатлением был от этой женщины, особенно, когда она заговорила на французском, ведь сам изучал этот язык. Женщина увидела во мне родственную душу и после окончания экскурсии пригласила к себе в кабинет на чашку чая. Мы долго говорили на языке, вытягивая гласные и совершенствуясь в произношении, – мужчина мечтательно улыбнулся и протянул мне меню. – После этого я стал заходить к ней в гости, но не так часто, как мне бы хотелось. Всё времени не было. Глупый был. Мы ведь почему-то считаем, что люди живут вечно. Когда Нина Фёдоровна умерла, я даже не знал…
– Я хочу стать дизайнером-модельером, – скрывая горечь и грусть, произнесла я. Воспоминания о бабушке никогда не давались мне легко. Всегда сжимается сердце, и простая радость об этом замечательном человеке грозит перерасти в истерику. Слишком много дала мне эта сухенькая, уверенная и целеустремлённая женщина, чтобы я просто смирилась с её «уходом». Слишком рано она умерла…
– Интересно, – задумчиво произнёс Прадов. – Алиса, надо сделать заказ, – прошептал он. Только сейчас заметила стоящую рядом черноволосую женщину в переднике и блокнотом в руках.