Малышок
Шрифт:
– Помогу… - пообещал Костя.
– Делай, ладно будет, - одобрил мастер.
Ка к только Сева показался за колоннами, Костя приказал:
– Давай заготовки таскать!
Тайком Сева взглянул на Костю - тот был спокоен, как всегда, разве что немного серьезнее.
Заготовки нужно было возить со двора, с мороза, и ребята не любили этого занятия. Молча мальчики сделали два рейса с тележкой и сложили подернутые инеем заготовки у своих станков.
– Пошли!
– И Костя взялся за тележку.
– Зачем?
– удивился Сева.
– Мне на два дня хватит.
–
– прикрикнул Костя.
И Сева подчинился, чтобы быть с ним заодно, но, увидев, что товарищ складывает заготовки возле станка Галкиной, остолбенел.
– Еще что! Очень нужно! Что я им, подсобник, что ли?
– зашумел он.
– Пакость строить можешь, а как доброе что, так тебя нет, - сказал Костя, глядя ему в глаза.
– У Галкиной в чем душа держится, через силу работает, а ты…
Сева опустил взгляд, взялся за тележку и потащил ее к цеховым воротам. Когда они вернулись, их встретили две пары изумленных глаз: пара синих и пара черных и блестящих, как спелые вишни.
– Ты, Катерина, рабочие рукавицы Севолоду отдай, - деловито распорядился Костя.
– Свои он невесть как разодрал. А тебе рукавицы не снадобятся. А коли что, у Ленушки возьмешь.
Это было официальным заявлением, что девочки освобождаются от возни с заготовками.
– Ничего не понимаю, - сказала Катя.
– И не понимай… Думаешь, сами мы? Мастер приказал, а то в чем у тебя душа держится, - объяснил Костя и пошел к станку.
– Все-таки мерси, - поблагодарила Леночка.
Начался день. Внешне все обстояло по-старому: пыхтел у станка Костя, шушукалась с подругой Леночка, равнодушно работал Сева. Но все же день был особый. Отправляясь сдавать резцы в заправку, Катя как бы между прочим предложила:
– Малышок, тебе нужно резцы заправлять?
Он вручил ей один резец, а из шкафчика Севы вытащил два, на редкость тупых.
– Не трогай, сам отнесу!
– бросился к нему Сева.
– Подумаешь!
– Работай!
– осадил товарища Костя.
– Только и глядишь - с места сбежать!
Да что же это такое, в самом деле! Сева хотел взорваться, но встретился со взглядом Кости и снова сдался.
Обедать Костя пошел один через второй цех, чтобы не встречаться со знакомыми ребятами. Вернувшись за колонны, он увидел, что возле Севы вертится Колька.
– Малышок, я ножи заказываю Гришке Панову из инструментального цеха, - сообщил он шепотом.
– Рукоятки из черного эбонита, и на рукоятке девиз: «Вперед!» Чехлы из брезента сами сделаем…
Костя промолчал.
– Кстати, ребята в цехе говорят, что вы с Севкой для девчат заготовки таскаете, как подсобники. Охота вам унижаться!
– не дождавшись ответа, заметил Колька.
– Это дело не твое, - осадил его Костя.
– Мы не унижаемся, а социалистическую помощь оказываем.
– Он распорядился: - Завтра до смены и ты приходи помощь оказывать.
Такого явного вызова Колька не ждал. Он растерялся, уставился на Костю, потом бросил взгляд на Севу, ища поддержки и защиты, но Сева сделал вид, что ничего не слышит.
– Ты что, что?
– забормотал Колька, нелепо улыбаясь и топчась на месте.
– Ты это серьезно? Смешно, ей-богу! Почему я должен для чужих да еще в чужом цехе заготовки таскать?
– Испугался друзьям-товарищам помочь!
– отметил Костя.
– Слабосильная ты команда, вот что! Куда тебе в тайгу… Не пущу я тебя!
Что правда, то правда - Колька был весь какой-то несущественный. Светлые волосики венчиком выбивались из-под шапчонки, руки были тонкие, движения торопливые: легковесный человек.
– Я тебе не согласен подчиняться!
– заявил он с отчаянием, стараясь выдать это отчаяние за гордость.
– Севка, удивляюсь тебе, честное слово!
Костя знал, что теперь нельзя допускать послаблений, и молча занялся работой.
– Ну-ну, здорово!…- протянул Колька.
– В конце концов, если ты так ставишь вопрос, то не надо и тайги. Подсобником я становиться не согласен из принципа!
Но его голос прозвучал так жалко, так неуверенно, что Сева усмехнулся: ничего, если он может таскать заготовки для девчонок, то и Глухих - не барин.
И Колька понял, что ему придется отложить свой принцип.
– Алло, Малышок-корешок!
Костя не поверил себе - на него смотрел Миша Полянчук, неожиданно появившийся между колоннами.
Это был Миша Полянчук, такой же, как всегда, с веселыми глазами, с носом, немного расщепленным на конце, в шапке-ушанке, молодцевато сидевшей на голове - ухо направо, ухо налево.
– Малышок, жив-здоров? Сейчас я в отдел капитального строительства зайду, а потом посмотрю длинный цех и канаву. После смены поболтаем о твоих делах, друг сердечный.
Не помнил Костя, как он сдал готовые «трубы» старенькой учетчице тете Паше, как убрал у станка. Ему было тревожно, неловко: он догадывался, что Миша знает о его беде. Когда он освободился, все ушли и за колоннами стало тихо, явился Миша.
– Присядем рядком да потолкуем ладком, - сказал он, усадил Костю на стеллаж и обнял его за плечи.
– Станок, значит, сломал?
– спросил он так просто, что у Кости отлегло от сердца.
– А ты почем знаешь?
– Сегодня утром Зиночка но телефону сказала. А тут как раз начальник филиала меня на завод кое за чем послал. Здорово тебя прорабатывали?
– Как след, - ответил Костя, отвернувшись.
– За дело?
– Ясно, за дело, - признал Костя.
– Станки ломать - непорядок…
– Вот это я люблю!
– одобрил Миша, обнял его еще крепче и поучительно добавил: - Сознательность важнее всего.
– Он помолчал и приступил к вопросу, который особенно занимал его.
– А к нам ты не надумал, Малышок? У нас дела пошли боевые. Снайперов молотка стало много, и Петрусь Зозуля - самый лучший. Упаковка чуть совсем не запоролась. Мы ей людей послали. Мингарей опять снег ел, а помощь все-таки принял, потому что главное - это интерес фронта… Начальник филиала говорит, что если ты согласен перебраться на филиал, то он лично устроит это дело.