Малышок
Шрифт:
Друзья пожевали хлеба и устроились на солнышке отдохнуть. Миша принялся рассказывать о филиальских делах, но Костя и слушал и не слушал. Он думал о том, как сложатся дела в бригаде, не получится ли смех на весь цех. Да что там - на цех! На весь завод, филиал… Даже страшно подумать, что будет тогда.
Вдруг Миша залепил ему лицо снегом. Костя в шутку полез драться, они повалились в снег и барахтались до тех пор, пока Миша не осилил.
– Ты же сам захотел снега!
– со смехом объяснил он.
– Я тебя спросил: «Хочешь снега?» -
Снова загремели барабаны, заухала большая труба и запищала маленькая. Все взялись за лопаты, и упорнее всех работал Костя, чтобы отогнать беспокойные мысли.
Раньше всех отработалось солнце и пошло на закат. Оркестр заиграл последний марш. Ребята оделись, покачали Мингарея за то, что он глубже всех зарылся в землю, отнесли инструмент на место. Филиальские побежали садиться в автобус, и Костя проводил друга.
– Прощай, башка!
– сказал Мингарей и протянул Косте руку.
– Помни наш разговор!
– Не забуду!
– с достоинством ответил Костя. Автобус запыхтел и укатил.
В доме Галкиных были гости.
Вернее, одна гостья - Зиночка Соловьева, а Леночка не считалась, так как она весь день провела возле Кати.
– Теперь все в сборе!
– обрадовалась Зиночка, увидев Костю.
– А я уже прочитала ваш план. План очень подробный. Вот видите, как вы хорошо начали дело! Я говорила Сергею Степановичу о бригаде. Он вполне одобряет. Напрасно, Леночка, ты боялась, что у вас не получится дружно.
– Нет, вчера все помирились, - сказала счастливая Леночка.
– Это Катя… Не отрицай, Катя, это ты со всеми помирилась.
– Я тоже кое-что сделала, - сообщила Зиночка, прижимая ладони к щекам, которые после свежего воздуха разгорелись в тепле.
– Я написала текст присяги.
– Она стала посередине комнаты и торжественно, с выражением прочитала: - «Боевая присяга фронтовой молодежной бригады». Ваша фронтовая бригада будет первой в молодежном цехе, и нам никто не простит, если мы осрамимся…
– Не осрамимся!
– возразил Костя.
– Лодырничать не будем - так не осрамимся.
– Решено! Читаю дальше… - И Зиночка прочитала всю присягу, которая начиналась словами: «Мы, юные патриоты любимой Родины, принимаем торжественную присягу в том, что…»
– Все очень хорошо, только я не согласна!
– сказала Катя, как только Зиночка кончила читать.
– Там написано, что мы должны вырабатывать сто пятьдесят процентов нормы, а это мало.
И Костя тоже забеспокоился: сто пятьдесят процентов казались ему великолепным достижением.
– Мало, мало!
– затвердила Катя.
– Сейчас докажу. Наша норма - двадцать «труб» на станок, восемьдесят «труб» на четыре станка. Восемьдесят - это сто процентов. Теперь три станка будут только обдирать заготовки. Значит, каждый должен ободрать не двадцать, а сорок заготовок, а три черновых станка - сто двадцать. Ведь так? А отделочный станок их все отделает, получится сто двадцать готовых «труб». Сто двадцать в полтора раза больше, чем восемьдесят. Полтора раза - это сто пятьдесят процентов. Подумаешь, геройство - давать полторы нормы! Мы с Леночкой делали и по двадцать пять «труб». Значит, теперь можно ободрать на каждом станке пятьдесят заготовок, а на трех станках - сто пятьдесят. Я сейчас высчитаю… Мы с Леночкой недавно повторили проценты…
– Сто восемьдесят семь процентов, - опередила ее Зиночка.
– Только, ребята, знаете, я не советую сразу брать такое обязательство. Ведь надо привыкнуть к бригадной работе. Я советую сто шестьдесят…
– Вот так мало!
– невольно заметил Сева, который до сих пор молчал.
Вспомнив разговор с Мингареем, Костя стал смелее.
– Сто шестьдесят сробим, - сказал он.
– Испугался!
– пожала плечами Катя.
– Я за сто семьдесят пять.
– А ты как думаешь, Сева?
– продолжала опрос Зиночка.
Скрывая невольную улыбку, Катя наклонила голову, но все поняли, что она подумала: она подумала, что Сева тем более испугается.
– Мы с Малышком вчера тоже по двадцать три сделали, - ответил Сева спокойно.
– Без смены резцов ободрать пятьдесят заготовок нетрудно. Я за сто восемьдесят пять процентов, а то и мараться не стоит.
– Он форсит!
– вскочила Леночка.
– Он только что говорил, что полторы нормы не мало, а теперь… Он всегда хочет всех удивить… Это нехорошо с твоей стороны, Сева! Мы серьезно, сознательно, а ты форсишь!
– Кто форсит?
– спросил Сева и покраснел.
– Только ты сознательная? Протри очки, а то они запотели.
– Не приставай к моим очкам! Очки в комнате не потеют!
– отмахнулась Леночка.
– Как тебе не стыдно!…
– Ставлю на голосование!
– крикнула Зиночка и постучала карандашом о стол, чтобы оборвать ссору.
– Кто за сто семьдесят пять, как предлагает Катя?… Ты, Леночка?… Ага, теперь и ты, Костя… Сева остался в меньшинстве… Итак, записываю: «Обязуемся выполнять ежедневно не меньше ста семидесяти пяти процентов общебригадной нормы». Все в порядке!
– Она вдруг сделала страшные глаза: - А кто будет командиром? Мы забыли о командире. И о политруке. Так нельзя!
– Вношу предложение!
– выступила Катя.
– Командиром пускай будет Малышок, а политруком Леночка.
– И она стала защищать свое предложение: - Если бы не Малышок, мы не додумались бы переналадить станок, и он за дружбу, а Леночка скоро будет комсомолкой.
– Ты согласен, Сева?
– спросила Зиночка.
– Ладно, - ответил он.
– Только Малышок любит власть показывать.
Совещание кончилось.
Леночка побежала домой за патефоном, а Сева и Костя принялись рассматривать золотых рыбок в аквариуме.