Малышок
Шрифт:
– Как это можно нарочно на трех станках работать?
– насмешливо осведомился Сева.
– Мало что… Ты это со зла, а не сознательно…
– Только вы сознательные?
– Уж не такие, как ты…
Сева вскочил и крепко схватил его за плечо.
– Только вы сознательные! Да? Только вы!
– выкрикнул он тонким голосом, глядя на Костю бешеными глазами, и его губы задрожали.
– На! На, читай, сознательный!
– Выхватив из кармана потертый клеенчатый бумажник, Сева вынул из него и сунул Косте какую-то бумажку.
Это было извещение о том, что среди эвакуированных граждан, зарегистрированных в
– Я сегодня это извещение получил, - объяснил Сева.
– Помнишь, я в воскресенье куда-то ходил? Это я в бюро ходил… которое об эвакуированных справки собирает. Я там заявление написал, запрос, где моя мама, Софья Наумовна Булкина.
– Его голос охрип.
– Видишь, мама не эвакуировалась… Значит… ее фашисты в Каменке убили.
– Почем знаешь? Может, и не убили.
– Да… много ты понимаешь! Помнишь, когда я в красном уголке газету порвал? Я ее не порвал… я только кусок вырвал… Читай!
На обрывке газеты был напечатан «Рассказ партизана», и Костя все прочитал.
Один красный партизан перешел фронт и рассказал, что фашисты превратили в «зону пустыни» Каменку, которую они назвали «партизанское гнездо номер первый».
Фашистские танки всё раздавили, фашистские пули убили всех, кто не успел бежать, а фашистский огонь сжег все, что не успели уничтожить танки. Вот и исчезла Каменка - красивый зеленый городок, где до войны люди жили хорошо, богато. Теперь Костя все понял. Он понял, почему Сева так взялся за работу и вступил в бригаду, почему он так изменился. На сердце у него стало тепло и жалостно, захотелось стереть обидные слова, которые он только что сказал товарищу.
– А я думал, ты пофорсить хотел…
Сева стал рыться в шкафчике и закрылся от Кости дверцей.
– Я и пофорсить хотел, дурья ты голова, - ответил Сева, будто совсем спокойно, - чтобы вы понимали… Еще неизвестно, кто сознательнее.
– Он помолчал и проговорил совсем тихо, но так, точно грыз железо: - Фашисты - гады. Они хотят везде так сделать - «зону пустыни»… Я их ненавижу больше, чем все вы! Я бы каждого убил своей рукой… Я везде буду первый, и за станком, и все сделаю, что задумал!… - Голос его оборвался, он помолчал, со стуком захлопнул дверцу и поднялся с красными пятнами на щеках.
– Где электрокар? Заготовки нужно привезти, резцы из заправки взять. Поворачивайся!
– Ты что сосешь?
– с надеждой в голосе спросил Костя, когда они складывали возле станков привезенные заготовки.
– Сахар небось?
Уже немного успокоившийся Сева вынул изо рта корочку.
– Не беспокойся, сахар пойдет куда нужно, - ответил он.
– Пускай сдохну, если до похода трону запас!
Итак, несмотря на всю свою сознательность, Сева все-таки собирался за золотом.
Прежде чем отправиться домой, Костя забежал в лабораторию к Нине Павловне. Она ходила из угла в угол, а возле стола сидел старенький, совсем лысый доктор из медпункта и задумчиво постукивал пальцами по ручке кресла. Этого человека на заводе уважали, потому что он всегда интересовался, кто болен, кто поправился, всегда шутил, что болеть вредно для здоровья, и всех угощал витаминными таблетками.
– Тебе что нужно?
– спросил он у Кости.
– Покажи язык… Ух, какой мокрый и красный! Стой возле печки, пока не высохнет, а потом съешь это.
– Он положил на язык Кости кисленькую таблетку и продолжал разговор с Ниной Павловной: - Так вот, голубчик, я повторяю: все это не только результат болезни, но и тяжелого нервного состояния… Нужен покой, сон и питание - это главное… Вы говорите, что можно отправить барышню к ее тете в лесничество. Недели через две надо так сделать, а пока - сон, покой и питание.
– Сон и покой - это вполне доступно, - ответила Нина Павловна, - а вот питание… Она ничего не ест…
– Отдохнет немного - появится аппетит. Но о питании нужно подумать серьезно. Конечно, завод поможет… Но что он даст? Сахару, муки… По мирному времени нужен был бы шоколад, какао, как можно больше молока, масла, яиц… Вот тогда мы подняли бы барышню недели за три, за месяц…
– Шоколад, какао?
– усмехнулась Нина Павловна.
– Вопрос не в деньгах… Где это взять сейчас? В магазинах, конечно, нет… Но что-то нужно придумать… Я завтра отпрошусь у директора на полдня. Весь город переверну, а достану.
До сих пор Костя был уверен, что шоколад - это баловство, а теперь понял, что шоколад - лекарство. В его памяти, как наяву, встали толстые плитки в серебряной бумаге.
Доктор ушел, наградив Костю еще одной таблеткой.
– Что делать, Малышок?
– сказала Нина Павловна.
– Как поскорее вылечить Катюшу, капризульку нашу?… Знаешь, она не отняла рук, когда я их грела. Смотрит на меня так горячо, жалобно, хочет что-то сказать, а сердце все бунтует, все не уступает… Руки такие тоненькие, холодные, каждая косточка видна. До чего довела себя, глупенькая!
– Нина Павловна сжала виски, подумала и сказала: - Понадобится - достану и птичье молоко! Вася мне не простит, если с нею что-нибудь случится. Ты не можешь себе представить, как он ее любил!…
Нину Павловну вызвали в цех пробовать новый способ закалки деталей, а Костя вернулся за колонны, где его ждал Сева, закончивший подготовку участка к завтрашнему дню.
На другой день Нина Павловна явилась за колонны уставшая, озабоченная и рассказала ребятам о своей неудаче: она обошла весь город и только даром потеряла время.
На базаре продавали плитки шоколада, но такого плохого, что она не решилась купить. Была в облздравотделе, была в горторг-отделе… везде была. Люди говорят: «Война, ничего не поделаешь». Кто-то сказал, что шоколад и какао есть в госпитале, но, конечно, совесть не позволила ей туда обратиться.
Ребята слушали молча.
– Как она себя чувствует?
– спросила Нина Павловна, закончив повесть о своей экспедиции.
– Все спит, - ответила Леночка.
– Я к ней зашла, она открыла один глаз, сказала: «А, это толстая Oйкa!» - и опять заснула…
– Пускай спит, - вздохнула Нина Павловна.
– Доктор говорит, что дня через два-три появится аппетит. Нужно подготовить необходимое питание. Завтра с утра опять пойду искать.
– Не ходи!
– сказал Костя.
– Я пойду… Ты попроси Герасима Ивановича, пускай меня отпустит.